— Ульяна! — мама буквально вырвала меня из сладкого сна, в котором я могла пребывать ещё как минимум час. — Скорее вставай!

Я непонимающе огляделась, мучительно возвращаясь в реальность.

— Что случилось, мам? Ты чего кричишь?

— Чего я кричу?! Пока ты тут бока отлёживаешь, твой брат в обезьяннике мучается! — мама всхлипнула, и только когда взгляд мой упёрся в неё, я увидела, в каком она состоянии. Судя по опухшему лицу, плакала мама уже долго, но почему-то только сейчас бросилась меня будить.

— Как? Почему в обезьяннике? Его что, арестовали? — спросила, усаживаясь на постели и стаскивая одеяло.

— А ты как думаешь?! Что за глупые вопросы?! Не на экскурсию же он туда пошёл! Одевайся! Нужно ехать в банк и снимать деньги, чтобы внести за Женечку залог. Надеюсь, у тебя есть хоть какие-то сбережения.

Она требовательно уставилась на меня, и в тот миг что-то надломилось внутри. Ну конечно, сбережения у меня были, вот только меньше всего мне хотелось тратить кровно заработанные на своего непутёвого братца.

Взгляд матери не оставлял пути к отступлению, а потому, в очередной раз затолкав куда подальше гордость, я мысленно попрощалась с мечтой и стала одеваться. Ведь семья — это святое.

***

Следовало привыкнуть и не задаваться вопросами, но почему-то получалось с трудом. Мой проблемный братец на регулярной основе влипал в неприятности. Думаю, несложно было догадаться, кто потом вытаскивал его из дерьма.

Мама всегда любила Женю особой любовью, которой никогда не удостоится дочь. Какие-то дремучие устои, впитанные в её сознание поколениями, поселили в ней убеждение в том, что мужчина в семье — царь и бог, а женщина, кем бы она ни была, обязана ему служить.

Сама она старалась этому убеждению не противоречить, поддерживая чистоту в комнате Жени и кашеваря на кухне, чтобы накормить сына обедом из трёх блюд. Вот только продукты для этого самого обеда, как и счета за свет, а также обновки для любимого брата покупала я, потому что единственная в нашем доме работала.

Женя тоже иногда работал, точнее, он влипал в разные авантюры с целью заработать денег и слава богу, если просто терял то, что вложил. А бывало, оставался должен, и если не мог отработать свой долг, кредиторы шли к нам. В один из дней, когда в наш дом заявились два бугая в чёрном и, оценив меня, стали говорить что-то о выплате долга натурой, мне с трудом удалось убедить их взять деньгам. Около года я ежемесячно отдавала им бо́льшую часть дохода, умоляя судьбу, чтобы не нарисовались новые братки и не потребовали ещё.

Теперь, судя по всему, Женя влип в куда более серьёзные неприятности, и мама требовала у меня денег, чтобы внести за него залог.

— Сколько?! — ахнула я, да так и зависла с застрявшей посреди густой копны кудрей расчёской.

— Что, сколько? Ты глухая, что ли! — возмутилась мама. — Сто пятьдесят тысяч. И не говори, что у тебя нет таких денег. Ты ведь собирала на свою эту поездку, — последнее слово было сказано с особым пренебрежением. — Теперь хоть на благое дело пойдут.

Мне с трудом удалось сдержать слёзы.

Ну конечно, моя поездка — ничто по сравнению с выбросом кровно заработанных на ветер.

— Пошевеливайся, Ульяна! Нужно успеть приехать к открытию, пока не набежал народ, — ворчала мать, суетливо складывая вещи в сумку. — И гриву свою собери — торчит во все стороны как гнездо.

До здания суда мы добрались за четверть часа, объезжая переулками утренние пробки. Всё то время пока мы ехали, я пыталась выяснить, в какую авантюру на этот раз влип Женя, но мама лишь повторяла как заведённая, одну и ту же фразу, не желая вдаваться в подробности, и, судя по всему, сама свято верила в то, что говорила.

— Он ни в чём не виноват! Его обманули! Женечка ведь такой доверчивый!

Отсидев очередь и в сто первый раз выслушав историю о том, какой замечательный у меня брат и как я должна уважать его усилия пробиться в жизни, я поняла, что ещё чуть-чуть и взорвусь. Он воровал у родителей деньги и врал, не краснея, что это он не для себя, друг попросил помочь. Чтобы купить смартфон, он сдал в антиквариат часы дедушки — фамильную реликвию времён войны. И вдобавок ко всему после смерти папы, когда мы едва сводили концы с концами, он заложил в ломбард мамино золото, чтобы отпраздновать с друзьями свой день рождения! И об этом человеке, всю жизнь прожившем без стыда и без намёка на совесть, мама годами поёт мне дифирамбы!

Я бы точно вспылила, если бы в следующую минуту не подошла наша очередь.

Никогда ещё мне не было так больно от необходимости вводить пин-код карты на терминале для оплаты. Хотя, чего это я? Давно уже следовало привыкнуть, Ульяна. А по-хорошему, устроиться на ещё одну работу, чтобы Женя уж точно мог ни в чём себе не отказывать. Сестрица подстрахует.

Когда его вывели к нам, помятого, лохматого и затюканного, мать со слезами бросилась ему на грудь. Нелепое зрелище мгновенно вызвало у меня брезгливость. Здоровенный двадцатипятилетний мужик едва не плакал, неестественно кривясь, когда пожилая маленькая женщина охала над ним, ощупывая, ничего ли не повредили ироды проклятые её бесценной кровиночке. Мне в отличие от неё плевать было, что с ним делали сокамерники и те, кто его допрашивал, а от зрелища этого семейного воссоединения в какой-то момент начало тошнить.

— Ты должен явиться на заседание суда послезавтра в час, — сказала я ему вместо приветствия. — Иначе мне не вернут залог.

Брат ничего не ответил, а лишь глянул как на внезапное недоразумение.

— Только о деньгах и думаешь! — огрызнулась мать. — Радовалась бы, что брата выпустили.

— Ну конечно, я рада. Рада обслуживать вас обоих и по первому требованию отдавать все свои сбережения во спасение заблудшей души. Только ты учти, Женя, что когда-нибудь моих скудных накоплений может не хватить и тебе самому придётся искать способ выбраться из задницы, в которую ты сам себя загнал.

— Ага, учту, — мерзко ответил братец, возвращая себе привычный облик гадкого и бессердечного эгоиста. — А теперь подбрось-ка нас с мамой до дома.

— Такси вызывайте. Я на работу опаздываю.

Только развернулась, чтобы оставить их, как вдруг мать больно схватила меня за руку.

— Да как ты смеешь?! Какое ещё такси?! Откуда у нас на него деньги?

Я резко крутанула рукой, высвобождаясь, и глянула на мать так, что та испуганно отпрянула.

— У сыночка своего ненаглядного попроси. Я за него отдала сегодня всё, что у меня было. Теперь сами выкручивайтесь!

Оставив их, я зашагала к выходу, стараясь не обращать внимания на окрики, которые летели мне вслед.