Все знали, что в Сумрачном лесу что-то нечисто. Знали, но никто лишний раз и на трезвую голову не рисковал об этом заикаться, ибо, как известно, даже у стен есть уши. Но больше всего опасались не пресловутых ушей, а самых ни на есть реальных отшельников, что жили в том лесу с незапамятных времен.

Жертвенных девственниц они, конечно, не требовали, однако эти хмурые мужчины в мешковатых балахонах периодически встречались жителям поселка в самой чаще, куда те крайне неосмотрительно умудрялись забредать. Чаще всего после подобных встреч желание гулять по Сумрачному лесу беспечным грибникам и ягодникам отбивало напрочь. Никто толком не знал, что эти странные люди там делают и на что существуют, да особо и не интересовались. Лишь догадки одна интересней другой периодически звучали в узких кругах поселковых собутыльников, на иное никто не отваживался, уж слишком жутким всем казалось это сборище хмурых плечистых лесников.

Но сегодня, в традиционную ночь Тёмной Луны, здесь оказалось на диво пустынно… Ни отшельников, ни зверей, ни ветра. Даже птицы торжественно умолкли, завороженно наблюдая таинство ежегодного затмения. Эту самую ночь, когда он впервые их увидел, он запомнил навсегда, ведь она разделила жизнь на до и после. Такая тихая, такая особенная и такая опасная…

 Было ли это сном или неким мистическим наваждением, вызванным алкогольными парами, он не знал. Однако эти сказочные лесные создания казались вполне реальными настолько, что всё последующее время просто невозможно было заставить себя думать ни о чем другом, исключительная картина той памятной ночи так и стояла перед глазами, незамутненная никакими иными событиями его жизни.

Здесь, на каменистом берегу мелкой лесной речки под тенью вековых сосен друзья устроили для него празднование по случаю дня рождения. Само мероприятие он почти не запомнил по вполне определенным причинам, как то: море самодельного алкоголя, качество и силу влияния которого не смягчили ни жареное на костре мясо, ни запеченная в углях свежевыловленная рыба, ни развлечения, организованные для него в тот памятный день перед... Всё это странным образом смазалось и ушло на второй план. В память врезалось другое.

Глубокой и до странного тихой ночью он вдруг проснулся, как если бы кто-то невидимый с силой толкнул его в бок. Парень раздраженно выбрался из теплого спального мешка в зябкую ночную прохладу, поднялся на ноги и непонятливо огляделся. Голова гудела со страшной силой, наручные часы показывали три часа ночи, и он не сразу понял, что голова страдает не от количества выпитого или недосыпа, но от странного света, рассеянно блуждающего между деревьями совсем рядом. В этом непроглядном сумраке тот казался настолько ярким, что напоминал заблудившийся прожектор.

Тогда парень, неловко пошатываясь и ругаясь про себя, сам не зная с какой целью, двинулся на свет. И кого еще могло занести в эту глушь? Неужели отшельники передумали прятаться, и решили-таки вытолкать незваных гостей из своего заветного леса? Вряд ли те стали бы обозначать свои намерения таким странным образом. Тогда кто?

Об этом удобном, удалённом от чужих глаз месте на берегу тенистой реки знали только он с друзьями, ведь здесь было так приятно отдыхать и рыбачить в хорошей компании вдали от чужих глаз. Да и чтобы его найти, приходилось долго ехать на мотоцикле, а после еще полчаса спускаться к воде секретной лесной тропой, следуя по особым заметкам на больших сосновых деревьях и крупных валунах, спящих тут с начала времен… Так что они по праву первооткрывателей давно считали это место своим. И потому захотелось прогнать этих нарушителей ночного спокойствия, и засунуть этот чертов фонарь им в … чтобы неповадно было. Но прежде следовало их найти. В своих силах сомневаться он и не думал, как-никак три года качалки за спиной. Так что сто килограмм мышц и под два метра роста делали его более чем уверенным в себе.

Ругаясь сквозь зубы, злясь, и разминая на ходу затекшие после сна конечности, он продрался сквозь густые кусты шиповника, и уткнулся в скальный массив, плотной гранитной стеной поднимающийся параллельно реке, загородив облюбованную ими площадку от любых поползновений кого бы то ни было. И откуда тут быть какому-то свету? Но тот всё же был, призывно переливаясь в трещинах между камней, особенно густо концентрируясь в одном единственном месте за завесой густо оплетшего мшистые камни хмеля, казавшись уже чуть менее интенсивным и приобретя легкий голубоватый оттенок.

Парень сонно заморгал, пытаясь понять, чему тут светиться, посреди леса, среди сплошной скалы? На ум не приходило ничего правдоподобного. Тогда он подошел ближе, отвел с пути крупные плети растений, из-за которых сочились голубоватые лучи, и уже за ними увидел крупную расщелину в камне, напоминавшую потайной вход в тоннель. Откуда-то сквозь него и проникало это инфернальное свечение…. Оставалось лишь найти его источник.

Протиснувшись кое-как сквозь расщелину, он обнаружил в ней куда более тесный проход, чем ожидалось, но, тем не менее, упрямо двинулся вглубь горы.

По мере продвижения становилось все светлее, и, пока он оскальзывался на мху да запинался об острые каменные осколки, опасно торчащие то тут, то там, его мысли чуть прояснились, и парнем овладел нездоровый азарт первооткрывателя. Он уже представлял, как утром в красках расскажет о своих ночных приключениях друзьям.

Путь оказался довольно длинным и труднопроходимым, явно образованный природным образом от сейсмических сдвигов пород, а не специально кем-то пробитый в горе. Сверху, совсем близко гроздьями свисали спящие летучие мыши, и ему приходилось осторожно нагибаться, чтобы не врезаться о них головой. Возможно, иных людей подобные приключения и отпугнули бы, но парень был не из робких, и совсем незаметно для себя он был с головой захвачен увлекательной целью, совершенно позабыв о похмелье.

Туннель резко закончился теми же плетями дикого хмеля, из-за которых слышался плеск воды, переливчатое пение и тихий хрустальный смех, от звуков которого волосы на его голове встали дыбом, щекотные мурашки забегали по спине, а сердце взволнованно заколотилось, как после долгого скоростного спринта.

Он решительно отодвинул растения, и увидел перед собой странно освещенный, густо заросший ивами пологий каменистый склон. Из-за деревьев весело поблескивала кем-то потревоженная озерная вода, и доносился тот самый жемчужный смех…

Парень двинулся на звук, осторожно ступая босыми ногами по камням, но уже в районе ив камни плавно сменились светлым мягким песком, после чего идти стало гораздо приятнее. Он подкрался почти к самому берегу, бесшумно затаившись среди густой листвы под пологом длинных ветвей, чьи остролистные концы тонули в воде, извиваясь и слегка покачиваясь в ритме прибоя.

Осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, он отодвинул жесткие листья на несколько сантиметров в сторону, открывая себе обзор, и тут же замер, пораженный.

Маленькое круглое озеро, опоясанное неприступными скалистыми берегами вперемежку с густым ивняком, светилось изнутри, будто кто-то утопил на его дне включенный маяк. Вода сияла, как чистое серебро мягким, нездешним светом, бриллиантово бликуя на волнах, привлекая взгляд, гипнотизируя, очаровывая… Волшебство? Или может это всего лишь некие флуоресцентные водоросли, либо микроорганизмы, что придавали воде столь необычный эффект? Он однажды видел нечто подобное в какой-то передаче о животных. Но если светящейся воде и можно было придумать логичное объяснение, то как было объяснить вот это…

Несколько хрупких золотоволосых девушек, одетых в полупрозрачные туники, скорее подчеркивающие, чем скрывавшие идеальные фигуры, танцевали на самой середине озера, едва касаясь поверхности воды кончиками пальцев… Они заливисто смеялись, и что-то негромко напевали, гармонично кружась в такт волнам, сплетая и расплетая тонкие руки над головой, гибко изгибаясь под слышную только им мелодию, встряхивая длинными, струящимися до самых колен волосами… И сладкие звуки их мелодичных голосов врывались в мозг коварным гипнотическим туманом, плавно погружая сознание в состояние странной немой оторопи и торжественного восторга. Ими хотелось восхищаться, им хотелось поклоняться, их хотелось боготворить… Кто они, эти лесные божества?!

Парень отпустил ветки, и с силой протер глаза, затем жестко ущипнул себя за предплечье, вздрогнув от резкой боли. Нет, это не может быть реальностью, просто не может… Ладно озеро… Ладно, девушки… Поют... Очень красивые, это видно даже издалека… Но…они танцуют на поверхности воды… Хотя, может, там очень мелко, а они ...балерины? Он покосился на ветви, что уходили далеко под воду у самого берега, и тряхнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение и снова отодвигая заветные листья. И как было объяснить вот ЭТО… Большие, трепещущие, полупрозрачные крылья украшали спину каждой танцовщицы, перламутрово переливаясь и слегка отсвечивая, подобно озерной воде.

Он никогда не верил в чудеса… Никогда до сегодняшней ночи. А может, всему виной палёный алкоголь, и он сейчас просто бредит, лежа при смерти в своем спальном мешке? Так или иначе, бред был на диво реальным, и просыпаться совсем не хотелось.

Не чувствуя ни ночной прохлады, ни усталости, он стоял, оцепенев на берегу, не в силах оторвать глаз от волшебных красавиц, а на предплечье наливался чернотой щедрый синяк от его собственного щипка.

Мягкий, слегка влажный песок холодил ноги, прохладный ветер шевелил волосы на его затылке, и сердце горячо стучало в висках, резонируя во всем теле обжигающими волнами. Нет, это не могло быть просто сном…

Совсем увлекшись фантастическим зрелищем, он не сразу заметил, что наблюдает уже не один. На другом берегу показались люди. Отшельники! Он много раз о них слышал, но вот видел впервые. Их длинные темные тени жутковато контрастировали на светлом песке пологого берега, и парень с тревогой наблюдал, как трое этих странно одетых мужчин подошли почти к самому краю воды, чтобы расстелить на песке тонкую бахромчатую ткань, молча и деловито расставив там несколько изящных блюд, наполненных золотистым содержимым. После чего они уселись чуть подальше от этой скатерти-самобранки, и продолжили терпеливо следить за озёрными танцовщицами. Один из них потянулся и достал из кармана своего темного балахона нечто узкое, продолговатое, поднес к губам, и через секунду над водой понеслись нежные мелодичные звуки самодельной флейты, на диво гармонично вплетаясь в сказочно-таинственную атмосферу светящегося ночного озера.

Девушки застыли посреди танца, опустили руки и удивленно обернулись. Чуть помедлив, будто лишний раз раздумывая, они затем взялись за руки, и подобно стайке золотистых рыбок, торопливо засеменили по направлению к берегу. Их полупрозрачные туники и пышные переливающиеся волосы струились следом, как лепестки рыбьих хвостов, и вода расходилась легкими кругами от невесомых касаний их маленьких ступней.

Мрачные визитеры удовлетворенно наблюдали, как изящные создания вышли на песок, и с любопытством окружили ткань с угощением, осторожно принюхиваясь. А через несколько минут они уже с энтузиазмом щебеча и улыбаясь, макали ладошки в хрустальные блюда, и с видимым удовольствием слизывали с пальцев тягучую золотистую массу, не обращая ни малейшего внимания на неподвижных наблюдателей.

Мелодия флейты, смешавшись со звуками волн и шелестом ветра в ивовой листве, казалось, проникала прямо под кожу, отравляя кровь чем-то болезненным, остро-сладким, заставляя её бежать по венам на пределе возможностей. Голова его гудела, картинка в глазах слегка размывалась, а дышать становилось все тяжелей. Что здесь происходит, почему так трудно оторвать взгляд, и отчего в глубине его души расцветает жгучая ненависть к этим незваным гостям в мешковатых балахонах?

Вот одна крылатая красавица имела неосторожность приблизиться к флейтисту на расстояние шага, и тот, не отвлекаясь от игры, ловко схватил её за воздушную ткань туники одной рукой, мягко привлекая к себе на колени. Та и не думала сопротивляться, со смехом упав в объятия музыканта, свернувшись там в клубок и с интересом разглядывая его сосредоточенное лицо.

Парень, с силой вцепившись в ветки своего укрытия, мог видеть, как спутники флейтиста, будто по сигналу, неспешно поднимаются со своих мест, чтобы приблизиться в остальным девушкам, окружив тех возле их импровизированного пикника.

Крылатые божества после употребления небольшого количества странной золотистой жидкости теперь выглядели сонными и крайне довольными, их крылья больше не трепетали, расслабленно опустившись им на плечи, и красавицы с наивным любопытством взирали на то, как мужчины протягивают руки, чтобы осторожно увлечь их за собой на песок. Флейта постепенно смолкла, за ненадобностью отброшенная в сторону вместе с мешковатой одеждой музыканта.

Руки и спина парня, ставшего невольным свидетелем соблазнения чудесных озерных созданий, задрожали от невыносимого напряжения, покрываясь холодным потом. Удерживаемые им ветки теперь отчего-то казались тяжелее самых запредельных весов. Костяшки на его пальцах побелели… Видя окружающее словно сквозь огненную завесу, и слыша лишь тяжелый стук собственного сердца да звук хриплого дыхания, он следил теперь уже за тесным сплетением человеческих и волшебных тел на таинственно поблескивающем песке, не в силах отвести горящего взгляда от неприятно впечатляющего контраста смуглой мужской с алебастровой, чуть светящейся девичьей кожей. Он готов был зарычать от разочарования и досады… И даже тонкий переливчатый звук, раздавшийся позади, не сразу отвлек от завораживающего зрелища. Но повторно раздавшийся звук голоса все же заставил его повернуть голову.

За его спиной стояло чудо… Девушка… Ее тонкие крылья чуть подрагивали от ветра, и золотистая головка склонилась, пока ее хозяйка с интересом разглядывала обнаженный торс незваного визитера. Из ее приоткрытого рта снова слетел этот тихий звук. Она что-то спрашивала своим серебристым голосом, но парень не мог разобрать ни слова. Все мысли вылетели из головы при виде этого чудесного явления, так внезапно возникшего на расстоянии какой-то пары шагов. Казалось, протяни руку, и он ее коснется. Вблизи она казалась еще сказочнее, еще нереальнее, и, если это вообще возможно, еще прекраснее.

– П-привет. – прошептал хрипло, не узнавая собственный голос.

Она вздрогнула, и подняла на него глаза, огромные, синие, с крошечными золотыми лучиками вокруг зрачка. У парня перехватило дыхание, когда следом она сделала робкий шаг вперед и осторожно принюхалась, с любопытством разглядывая уже его спортивные штаны.

Тот судорожно сглотнул, и слегка загородил рукой красноречивое свидетельство собственного состояния, как если бы это могло ее смутить. Но ей до его состояния не было никакого дела, она продолжала с энтузиазмом обнюхивать его на расстоянии, пытаясь коснуться пальчиками его кармана. И тогда парня осенило. Он сунул руку в углубление штанов, и выудил оттуда уже слегка помятую и подтаявшую плитку шоколада.

– Ты это хочешь?

Ее невозможные глаза в обрамлении густых темных ресниц полыхнули восторгом, и она протянула руки к яркой упаковке. Парень едва сдержал смех, когда та, выхватив угощение, грациозно уселась на песок у его ног, и принялась облизывать бумажную обертку.

– Подожди. – Выдохнул он, опускаясь следом, забирая шоколад.

Она хмуро наблюдала как он бережно разворачивает фольгу, аккуратно отламывает подтаявший кусочек, и подносит к ее губам. С наслаждением принюхавшись к угощению, крылатая гостья не стала медлить, вцепившись в шоколадную дольку зубами, оказавшимися тонкими и острыми. Но парень не обратил внимания на пораненный палец, с умилением наблюдая, как та едва не урча, отбирает у него остальное.

Пока она наслаждалась плиткой, он, слегка отставив в стороны запачканные руки, разглядывал фею с ног до головы: призрачно бликующие крылья, длинные золотистые волосы, восхитительные изгибы идеального тела под невесомой туникой… Незаметно для себя он, будто в трансе, поднял руку, чтобы осторожно коснуться ее волос, струящихся золотым потоком до самой земли, но тут же отдернул, опомнившись. Его пальцы были измазаны в растаявшем шоколаде.

– Ты фея? – шептал он завороженно, глядя, как она слизывает остатки шоколадной массы с собственных пальцев, а затем аккуратно обнюхивает опустевшую обертку.

– Больше нет. – Ответил он на ее вопросительный взгляд, горько жалея, что с утра не рассовал по карманам штук десять плиток этого треклятого шоколада.

Она едва заметно вздохнула и схватила его руку своими маленькими прохладными пальцами. От ее касания его будто прошиб электрический разряд. Со все нарастающим шумом в голове он наблюдал, как она осторожно слизывает шоколадный отпечаток с его раненого пальца… И тогда он поднял с колен вторую руку, и медленно провел ею по своему лицу и обнаженной груди, стирая с пальцев остатки липкой сладости.

Закончив с пальцем, фея принялась за кожу на его подбородке, припав к нему всем своим невесомым телом. И это стало последней каплей. Не в силах совладать с собой, едва не задыхаясь от захватившего все его существо желания, парень осторожно заключил эту хрупкую фигуру в кольцо своих чуть подрагивающих рук, и мягко опустил ее на песок, отрезая все пути к бегству и постепенно накрывая собой.

И вместе с этим от озера стал подниматься голубой светящийся туман, таинственно завихряясь, медленно и неспешно закутывая окружающее пространство в вязкую сонную пелену…

Он пришел в себя только поздно утром, разлепив ставшие неприятно чувствительными от яркого света глаза, увидев, что уже давно рассвело, и что он остался совсем один.

Парень поднялся с остывшего за ночь песка, отряхнулся и, недоуменно оглядываясь, медленно натянул штаны. При свете дня озеро выглядело вполне обыденно, вместе с крылатой девушкой исчезло до капли и все ночное волшебство. А ведь он даже не узнал ее имени… Да и была ли она вообще? Да, была. Об этом свидетельствовали красноречивые отпечатки на белом песке.

Сбросив с себя некий ступор, он ощутил, как дико замерз, а всё его тело жутко затекло и свело неприятной судорогой. Парень долго пытался прийти в себя, плескал в лицо ледяной водой, и разминал затекшие конечности, вызывая в памяти все ночные события, после чего на негнущихся от странной слабости ногах, нехотя двинулся обратно.

Его ночная любительница шоколада исчезла, оставив после себя лишь горько-сладкое послевкусие волшебной ночи и пустую обертку. А ведь он так просил, умолял остаться… Ему было мало её, катастрофически мало. В какой-то безумной страстной горячке он звал ее пойти с собой в посёлок, жадно шептал, прося стать его женой и матерью их будущих детей, но та лишь серебристо смеялась на все уговоры, и только прижималась крепче, сводя с ума. А как умопомрачительно она пахла лесными цветами, дождём и шоколадом… А потом их и вовсе поглотил с головой этот усыпляющий туман, забравший все его силы, и всё, что он помнил после, это ее удаляющийся в сторону озера крылатый силуэт…

И как после нее смотреть на других, простых девушек? Лесное божество воспользовалось его слабостью, украв его сердце, его разум и всю его жизнь…

Дорога обратно сквозь расщелину в камне не запомнилась от слова совсем, и только выбравшись из узкого прохода, он поднял голову, и застыл, недоуменно моргая. А там его уже ждали десяток мрачных отшельников, и последнее, что он запомнил в этот день, была взорвавшая затылок острая вспышка боли.

*

Катарина брела по знакомым с самого детства местам, узнавая каждое дерево, каждый пень и листок. Вот с той березы она свалилась, когда ей было девять, сильно разбив коленку, о чем до сих пор напоминал длинный белесый шрам. Вон с того пригорка здорово было кататься зимой, когда ее запорошит полуметровым слоем снега. А вон те Эллеандровые кустарники … Возле них ее впервые поцеловали без малого шестьдесят лет назад…

Она не знала, зачем пришла сюда сегодня. Наверное, попрощаться. Ноги уже не слушались от слова совсем, в голове шумело, зрение отказывало, и уже так трудно было просыпаться по утрам в её семьдесят с половиной лет. Женщина не представляла, что там, за гранью, и оттого хотелось надышаться напоследок этой хвойной свежестью родного Сумрачного леса.

Какая-то неведомая сила повлекла ее сегодня именно в это тихое место далеко в лесной чаще. Говорили, что дальний, самый таинственный его участок с ивами в лощине возле круглого озера собирались вырубать, но что-то не срослось.

Сколько лет жила она в этом отдаленном таежном поселке, здесь все время то затихая, то возникая вновь, ходили странные слухи, которым она, Катарина, не придавала особого внимания. А зачем? Слухи эти распускали в основном неверные мужья, которых обиженные жены не пускали поутру домой. Катарина лишь посмеивалась, слушая краем уха очередного такого загулявшего в магазинной очереди. Тот, путаясь и заикаясь, неровным голосом с круглыми глазами и вчерашним перегаром рассказывал легенды о прекрасных девах, обитавших в ивовой чаще у озера, что завлекли его к себе на всю ночь своими волшебными танцами. Народ понимающе усмехался и ожидаемо не верил.

Но три месяца назад, когда младшего Ружинского вынесли из леса, избитого до полусмерти, народ зароптал, собираясь выкорчевать этот чертов лес, выгнать оттуда всех этих отшельников и засыпать озеро щебнем. Но не вышло. Из города приехали какие-то важные люди и разрулили вопрос, отстегнув круглую сумму родителям пострадавшего на лечение, и решительно отговорив жителей не соваться в лес, мол, отшельники там не просто так.

 Так или иначе, женщин, тем более таких старых, как она, отшельники не трогали. А вот мужчинам в этой части леса были не рады. Так что Ружинский сам виноват, что влез на чужую территорию. Еще её бабушка с благоговением отзывалась об этих таинственных лесниках, периодически заикаясь, что те делают важные вещи, и мешать им не стоит. Ну раз так…

Кряхтя от усталости, она уже ругала себя, что забрела в такую глушь, и как теперь топать обратно? Отставив клюку, старуха уселась на поваленное дерево возле пышного Эллеандрового куста. Она устало выдохнула и блаженно прикрыла глаза, ощущая окруживший ее тонкий аромат ярко-синих с золотыми прожилками цветков. Это был аромат ее молодости… Что она оставит после себя, кроме старой покосившейся избушки? Ничего и никого. Так почему бы не порадоваться напоследок, впитав в себя эту величественную атмосферу древнего леса…

Старая женщина почти задремала под пение птиц и шелест листьев под головой, удобно облокотившись на клюку подбородком, когда некий странный звук вывел ее из приятной дремоты. Она вздрогнула, и опасливо огляделась.

Вокруг царила торжественная лесная тишина, в которую лишь изредка гармонично вплетались робкие трели невидимых птиц. Но вот снова этот звук. Неужели еж? Что-то странно кряхтело под цветущим кустом совсем рядом.

Женщина слегка нагнулась, с силой опираясь о клюку, и разглядела торчащий из-под нижних ветвей кусок золотистой ткани, и следом снова раздался этот звук…Что-то глухо гукало и кряхтело, и звук шел именно оттуда, из-под пышных ветвей Эллеандра. Осторожно выпрямившись, старуха подцепила палкой кусок ткани, и потянула на себя. И ту же, расколов тишину, раздался тонкий жалобный плач. Она охнула, упала на запротестовавшие колени, потянулась обеими руками и вытащила из-под куста маленькую плетеную корзинку, всю обсыпанную ярко-синими цветами. Внутри сердито копошился крошечный розовый младенец, обернутый в тонкую золотистую ткань…

Сердце женщины заходилось от волнения, когда она, хромая и задыхаясь, торопливо спешила обратно, прижимая к себе корзинку, совершенно позабыв свою клюку возле пня рядом с кустом цветущей Эллеи.