Это третья книга цикла "Кратос".

Первую книгу "Кратос" можно прочитать здесь: https://bookriver.ru/reader/oleg-volkhovskii-kratos-1/19887

Вторую книгу "Пасынок империи" можно прочитать здесь: https://bookriver.ru/reader/oleg-volkhovskii-kratos-2-pasynok-imperii

___________________________________________________________________________

Сумерки, точнее час перед рассветом. День длится уже часа четыре. Весна! Появились проталины, а на них белым мертвенным светом сияют местные асфодели. Совсем не такие, как те земные асфодели, которые можно встретить в горах в окрестностях Кириополя. Эти бледнее и действительно светятся в темноте люминесцентным цветом. Для царства Персефоны куда более подходящий цветок, чем древнегреческий тезка.

Я сижу на мшистом камне и любуюсь этой адской красотой.

Позади слышны шаги.

Я оборачиваюсь.

Ко мне идет парень в куртке с глубоко надвинутым капюшоном. Лица не видно.

- Мсье Вальдо… – говорит он.

- Да. С кем имею честь?

Он подходит ко мне, наклоняется и раскрывает ладонь. Там сияет багровая надпись: «RAT» - «Республиканская Армия Тессы». Металлические буквы на серебристом фоне. Такие значки мы когда-то прикалывали на береты. Одиннадцать лет назад. Точнее почти двенадцать.

- Вам не стерли память об этом символе? – спрашивает он.

- Не стерли. Должен же я знать, кого гнать взашей.

- Мне уйти?

Я подвинулся на камне, освобождая для него место.

- Садитесь. С удовольствием прокачусь до Психологического Центра. Хоть в окно миниплана увижу нормальный город. Знаете, приятно, хоть на день вернуться в царство живых. Но вы должны понимать, что эту сцену из меня вытрясут.

- Я понимаю.

- Тогда ваше дело. Как к вам обращаться?

- Филипп.

- Псевдоним?

- Неважно.

- Конечно, неважно. С чем пришли?

- Как они поймут, что эта встреча была?

- Да очень просто, Филипп. Мои моды регулярно информируют моего психолога глубокоуважаемого Евгения Львовича о составе моей крови. Официально это делается для того, чтобы я не наложил на себя руки. На самом деле, подозреваю, точнее практически уверен, что у этой функции более широкое применение. Так вот, как только уровень какого-нибудь гормона у меня падает ниже нормы или взлетает выше, у Ройтмана звучит некий сигнал тревоги, ну, или загорается виртуальная красная лампочка, не знаю точно. И Евгений Львович связывается со мной и спрашивает что-то вроде: «Это почему, Анри, у тебя пять минут назад был резкий выброс адреналина в кровь? С чего бы это?» Странно, что еще не позвонил. Спит, наверное. Я, конечно, придумаю что-нибудь про местную фауну, но высоким искусством вранья я и до Центра владел весьма посредственно, а в Центре оно атрофировалось совсем. Так что я-то совру, но вероятность того, что он мне поверит процентов пять.

- Понятно. Но ничего. В крайнем случае, у меня есть капсула.

Я вопросительно посмотрел на него.

- Какая?

- Такая же, как та, которую вы не приняли перед арестом.

- Не успел, меня усыпили биопрограммером.

- Я успею.

- Не делайте этого! Не хватало еще одного трупа на моей совести. Мне мало?!

- Это мое дело.

- Угу! Что у вас там за структура? Пятерки? Тройки?

- Неважно. Но я не хочу спалить сеть.

- Туда ей и дорога.

- Это психокоррекция, - сказал он.

- Даже спорить не буду. Скорее всего. Знаете, забавно за собой наблюдать. Я, в общем-то, понимаю, где последствия психокоррекции. Предполагаю, по крайней мере. Но я действительно так думаю. Четко отделить мои мысли от того, что мне прошили, невозможно. Только на уровне предположений, из логики исходя. Видимо, революционер и повстанец Анри Вальдо двенадцать лет назад не мог думать так, а думал, скорее всего, вот так. Но это не мои мысли, это мои предположения. Например, тогдашний Анри Вальдо не мог желать спалить вашу сеть к чертовой матери, а я считаю, что это лучшее, что я могу для вас сделать. Живы останетесь. Найду способ – спалю.

- Понятно. Я ждал другого разговора.

- Ребята, завязывайте, действительно. Если вы еще никого не убили, даже Дауров не найдет, что вам предъявить. Треп не преступление. Игра в сеть – тоже. Я понимаю, что вам интересно в это играть. Тайная организация, героика, антураж. И мне нравилось. Я прекрасно помню. Только игра опасная. И кончается плохо. Не убили никого?

Филипп молчал.

- Ну, судя по тому, что о крупных терактах после войны я не слышал, не так много, - сказал я. – Максимум отправят в Центр на пару лет. Неприятно, но не смертельно. Зато мозги на место становятся просто классно. Не гильотина, ей богу!

Из-под капюшона послышался смешок.

- Неплохое сравнение.

- В смысле, одну голову сняли, другую поставили? Иногда стоит.

- Мсье Вальдо, мы хотели предложить вам свободу.

- Вы не можете мне ее дать, даже если распилите браслет так, что он будет и дальше передавать сигнал шерифу Чистого, шерифу ближайшего города, Ройтману и так далее. И никто ничего не заметит.

- Есть метод, - сказал он.

- Может быть. Я даже интересоваться не буду. Вы не можете мне ее дать. Потому что бегать и прятаться – это не свобода.

- Все же лучше, чем эта тюрьма, - он кивнул в сторону асфоделевых лугов и дальних сопок.

- Это не тюрьма, это Аид. И так как меня девять с половиной лет убеждали, что именно тут мне самое и место, я чувствую себя совершенно в ладу с самим собой. Все очень правильно и милосердно. Поле мук уже отменили, Элизиума пока не удостоился. Так что любуюсь асфоделями, надеясь на забвенье. Не ходите по моей дороге, Филипп.

- Мсье Вальдо, вы что не понимаете, что это навсегда?

- Не понимаю. Когда я был в Центре, я тоже думал, что Центр навсегда. Оказалось, нет. А недавно я получил очень теплое письмо от Леонида Аркадьевича. Теплое! От Хазаровского! Оказывается, он тепло умеет.

- За что вас хвалил государь, мсье Вальдо? – в его голосе звучала ирония.

- Дело в том, что зимой здесь совсем делать нечего. Летом я пишу монографию по местной флоре, а зимой, за неимением флоры, этот номер не проходит. Так что я развлекался тем, что торчал в Народном собрании. В пассивном режиме, конечно, я же права голоса не имею. Потом придумал, как перевести пассивный режим в активный. Проще пареной репы. Берется хороший друг и грузится проектами законов, аргументами, экспертными заключениями. За зиму через Реми Роше я провел законов штук пять. Все приняли. Потом не вынесла душа поэта. Я написал очередное экспертное заключение, отослал Хазаровскому и попросил, если он ничего не имеет против, выложить его от своего имени, поскольку я не имею права. Он выложил, правда, не совсем от своего имени, а от имени анонима, имя которого обещал раскрыть позже. А мне написал, какой я молодец, какое замечательное у меня экспертное заключение, как он рад, и пообещал в ближайшее время смягчить мне условия ссылки. И про Реми догадался. Стиль, говорит, тот же. И Реми ему меня спалил. Я, впрочем, не в обиде.

- Анри Вальдо занялся ботаникой и сочинением законов, в восторге от всемилостивейшего письма государя и надеялся заработать его прощение, - иронизировал мой собеседник.

- Именно так. Я занимаюсь ботаникой, сочиняю законы и надеюсь на прощение. Так что вам здесь ловить нечего.

- Ну, я пойду, - сказал он и поднялся, было, на ноги, но я остановил его.

- Садитесь. Мы так и не поговорили о главном. Каковы ваши цели?

- Независимость Тессы.

- Понятно. Почему бы вам не поставить этот вопрос на Народном собрании Тессы? Я вас не поддержу, но это единственный легальный путь. И единственный легитимный.

- Народное собрание не примет. Сейчас не примет. Они поддерживают Хазаровского. Он для них свой. Тессианец же.

- Тогда, о чем речь? Вы что с Народным собранием воевать собираетесь?

- Видимо, стоит. Они не понимают ни черта. Все равно Кратос тянет нас назад. Куда более пассивное, ленивое и тупое население, чем на Тессе. Даже не все прогрессивные инициативы Хазаровского находят поддержку. Чего стоит только ссылка для вас!

- Ссылка для меня не самое главное.

- Референдум не поддержит Хазаровского. Видели, как Нагорный дирижирует общественным мнением? Они продавят Нагорного.

- Он неплохой человек.

- Я не сомневаюсь, что он честный человек, но он имперец до мозга костей. Я могу поверить, что Хазаровский не начнет войну, если Тесса объявит о независимости, но Нагорный ее начнет. Поэтому действовать надо сейчас, когда у власти Хазаровский. Если мы добьемся независимости сейчас, мы вас выкупим или обменяем.

- Не факт, что меня захотят продать или обменять.

- Тогда выкрадем.

- Не уверен, что я сам этого хочу. Хотелось бы конечно еще раз увидеть Версай-нуво. Но как я буду там себя чувствовать? Мне чем хуже, тем лучше. Ситуация, которую нельзя воспринимать как наказание, для меня дискомфортна.

- Это психокоррекция.

- Конечно. Даже не сомневаюсь.

- Мсье Вальдо, психокоррекция обратима.

- Еще три года мучений...

- У нас очень хорошие специалисты. Вы же знаете, именно Тесса – колыбель психокоррекции. На Тессе появились первые Психологические Центры.

- Знаю. Но не уверен, что я хочу стирать то, что прошил Ройтман. Скорее не хочу.

- Это психокоррекция.

- Да. Но это уже я. Не хочу еще одной ломки. Я уже настроен на другое. Кстати, от Нагорного я тоже получил очень теплое письмо. Я через Александра Анатольевича тоже выложил экспертное заключение по юриспруденции. И оно у меня проголосовало с экспертным коэффициентом пятьдесят. А потом Нагорный написал мне, само собой, какой я молодец, что работаю на благо империи, как он этому рад, как за меня болеет, и пообещал назвать мое имя после принятия закона. И клялся и божился, что он вовсе не дирижирует общественным мнением, а может только влиять на него в некоторых границах. И что он голосовал для меня за более мягкий вариант, но он не прошел. Но и сейчас более мягкий вариант двумя руками поддержит.

- А от Даурова вы теплых писем еще не получали, мсье Вальдо?

- Пока нет.

- Тогда я пойду, пока не получили.

- Что ж, прощайте.

Я подумал, что мне надо удержать его. Потому что это серьезно. Потому что он примет свою дурацкую капсулу. Потому что он умрет.

Но меня вызвал Ройтман.

- Анри, около часа назад у тебя был выброс адреналина в кровь. Что случилось?

- Ничего особенного, Евгений Львович. Я тут гуляю, собираю растения. Присел на камень, а из-под камня – змея. Совершенно неожиданно. Но все в порядке.

- Анри, не ври мне. Мы договорились, что ты мне не врешь.

- Почему вы думаете, что я вру?

- Сколько змей было?

- Одна… может быть показалось еще что-нибудь.

- Судя по графику, одна большая и три маленьких. Так что, Анри, иди домой, я сейчас приеду, и ты мне каждый пик объяснишь.

- Хорошо.

Бежать домой сломя голову было совершенно ни к чему. Раньше, чем через два часа Ройтман сюда не доедет.

Вставало солнце, освещая сопки и окрашивая асфодели в розовый цвет.

И в свете солнца все казалось не таким трагичным. В конце концов, с чего это ему принимать яд, пока его никто не собирается задерживать? Два часа, пока Ройтман приедет. Еще час на то, чтобы доехать до ближайшего биопрограммера. Ну, полчаса. Два с половиной часа! Десять раз уйдет.

Лица я его не видел, имени не знаю. «Филипп» - псевдоним, конечно. Не найдут.

Близился полдень, когда я набрел на кострище. Свежее, еще дымится. Круг асфоделей вытоптан и выжжен.

Что он здесь жег? Я не сомневался, что кострище оставил мой утренний собеседник. Местные сюда не ходят. Что им здесь делать? Они на шахтах. Это я бездельничаю.

Я вытащил из догоравшего костра кривую полуобожженную ветку. Здесь прямых нет. Вся растительность такая: кривая и низкорослая. Разве что кроме асфоделей.

Пошевелили пепел. В самом центре, где должно быть был самый жар, что-то блеснуло. Я присел на корточки и пощупал рукой золу. Чуть не обжегся и снова взял прут. Выгреб кучку пепла с подозрительным содержимым.

Под полуденным солнцем сияло кольцо.

Передать информацию, а потом избавиться от кольца – это правильно, конечно. Мы тоже так делали одиннадцать лет назад. Прошлое, которое мне так хотелось забыть, все-таки добралось до меня: сияло и жгло раскаленным в костре металлом.

Стоит ли мне вообще его трогать? Если там что-то сохранилось, я все равно не смогу это прочитать, оно же настроено на хозяина. Меня не опознает. Да и скорее всего все стерто.

Но знать как-то спокойнее, чем не знать.

Я отбросил его палкой к кромке снега и подождал пару минут, пока остынет.

Надел рядом со своим на средний палец.

Кольцо было совершенно мертвым. Даже не запрашивало моды.

Снял и бросил обратно в золу. Зарыл в пепел, укрыл недогоревшими ветками.

Пусть лежит пока. Это я там ничего не могу прочитать, а в ведомстве Даурова, возможно, что-то и смогут. Картинку эту из меня, конечно, вытрясут, и кольцо найдут, но не сию минуту.

Недалеко он ушел. Надо бы еще потянуть время. Не бог весть, какой косяк не выбежать, сломя голову, навстречу Ройтману. Погуляю-ка я еще часика два. Между прочим, здесь восхитительные закаты.

Ну, проторчу в ПЦ не два дня, а неделю. Не смертельно, в конце концов. Хоть увижу нормальное солнце. В Кириополе, наверное, уже форзиция расцвела, как еще одно солнце, упавшее на землю.

Я вымыл руки снегом и пошел прочь.

Уходя как можно дальше от кострища, я думал о том, что каждым своим действием отодвигаю прощение, такое желанное, такое выстраданное и отработанное, и уже обещанное Хазаровским.

Закат был действительно великолепен. Здесь совершенно безумные цвета: багровый, оранжевый, золотой, лиловый. И асфодели покачиваются на проталинах и повторяют все цвета неба. И все цвета неба повторяет снег.

Меня вызывали по кольцу.

Чего и следовало ожидать.

- Анри, что ты делаешь? – спросил Ройтман.

- Любуюсь закатом, Евгений Львович.

- Где?

- На сопках.

- Я велел тебе домой идти. Четыре часа назад, между прочим.

- Я не думал, что вы так быстро приедете, Евгений Львович, извините. Сейчас иду.

- Ты знаешь, что в деревне творится?

- Нет. А что-то творится?

- Не то слово! У них девица какая-то пропала. Собираются искать всем миром. Грешат на тебя.

- Евгений Львович, я не ем девушек. Я их не ел даже одиннадцать лет назад.

- Не сомневаюсь. Только местное население не в курсе твоих кулинарных предпочтений. Они почему-то считают, что тот, кто покусывал армию Кратоса и сожрал пассажирский корабль, может и девушкой закусить.

- Не правы, - заметил я.

- Так, Анри. Может быть самосуд. Так что я вызвал полицию. И тебе гораздо выгоднее попасться мне с полицией, чем местным жителям.

- А что за девушка? Как зовут?

- Говорят, она за тобой бегала…

- Знаете, сколько их за мной бегало…

- Маша. Она убирала у тебя.

- А! Понял. Она маленькая совсем. Шестнадцати нет, наверное. Евгений Львович, я не ем детей.

- Угу! Последние одиннадцать лет, вроде нет. Все, Анри, мы тебя запеленговали. Стой, где стоишь. Про самосуд ты понял.

- Я их не боюсь.

- Угу. Ты ничего не боишься. Но, когда тебя раздирают живьем на куски, удовольствие не фонтан.

- Не разорвут. Я перед ними чист.

- Анри не лезь на рожон, я тебя умоляю!

Я не торопясь пошел в сторону деревни. Не собьется их пеленг, я от них не бегаю.

Девочку эту я знал. Она действительно за мной бегала. Иногда как бы случайно попадалась мне в моих скитаниях по окрестным сопкам. Мы тогда садились рядом на камень, и я рассказывал ей о цветах, о Кириополе, о Тессе. Совершенно невинно. Я просто не мог к ней испытывать никаких чувств, кроме, разве что, отцовских.

Ройтман встретил меня в окружении десятка полисменов на полпути до Чистого.

- Боже мой! Какой почетный эскорт! – сказал я.

- Анри, посерьезнее, - ответил Ройтман. – Они ее нашли.

- Живую?

- Нет. А у тебя с гормональным фоном творится черт знает, что. Если бы ты мне сам объяснил, было бы гораздо лучше.

- Евгений Львович, я врать вам больше не буду, но объяснить не могу.

- Почему?

Я молчал.

- Ну, тогда мы сейчас летим в Беринг в полицейское управление, - заключил Ройтман.

- Здесь тоже есть полиция.

- Здесь нет биопрограммера.

- Понятно. Едем, не вопрос.

- Ты что время тянешь?

Я молчал.

- Я же знаю, что это не ты, - сказал Ройтман. – Ты кого покрываешь? Ты уверен, что его стоит покрывать?

Я не ответил.

Толпу местных жителей мы встретили у крайнего деревенского дома. Похоже, они шли с той самой сопки, на которой я нашел кострище. Машу нес на руках ее отец. Одежда в крови, бессильно свисает тоненькая рука.

Я ускорил шаг и пошел им навстречу.

- Анри, стой! – крикнул Ройтман.

Я проигнорировал.

Их было около сотни, пожалуй. Вряд ли полисмены меня спасут, хотя у них наверняка ручные биопрограммеры. Допросить нельзя, а усыпить можно. Зато местные жители все носят оружие.

Подойдя вплотную, я заметил, что на руке у мертвой девушки нет кольца.

Я остановился в двух шагах от них, поднял глаза и встретился взглядом с ее отцом.

- Не я, клянусь, - сказал я.

И так и стоял, пока не подошел Ройтман и не положил мне руку на плечо.

- Анри, пойдем.

- Да, Евгений Львович.

Мы шли куда-то к центру деревни.

- Анри, ну ты же знаешь, кто! – шептал мне Ройтман по дороге.

- Только предполагаю.

- Твои предположения могут очень помочь. Давай сейчас дойдем до шерифа, и ты сам все расскажешь.

Я заколебался.

Он понял это сразу.

- Пойдем, пойдем, Анри. Уже рядом.

- Нет, - наконец сказал я. – Полетели в Беринг.

- Анри, я тебе такую характеристику напишу, что тебя здесь похоронят. И Хазаровскому отошлю. Персонально!

- Это ваше право, Евгений Львович.