Поезд прибыл на станцию поздно, когда за окном уже густели сумерки. Марина поправила сумку на плече, чувствуя, как дрожат пальцы. Месяц у бабушки в деревне вымотал её: бессонные ночи у постели, лекарства, разговоры шепотом. Но теперь бабушка поправлялась, а Марина ехала домой, где её ждал Сергей. Он обещал встретить, но в последний момент отменил — «срочные дела на работе». Она не стала спорить, привыкла верить.
Ключ щёлкнул в замке, и дверь открылась с тихим скрипом. В прихожей пахло кофе и... духами. Не её. Марина замерла. На вешалке болтался чёрный шарф, которого она не узнавала. Из гостиной доносился смех — женский, звонкий, перекрывающий голос Сергея.
Она прошла на кухню, машинально ставя чайник. Рука сама потянулась к кружке с надписью «Любимой жене» — подарок на годовщину. Шум за спиной заставил обернуться. В дверном проёме стояла незнакомка — молодая, в расстёгнутой блузке, с растрёпанными волосами. За ней маячил Сергей, бледный, с глазами, полными паники.
«Марин... я...» — начал он, но слова застряли в тишине. Чайник зашипел, выкрикивая паром то, что она не могла.
Марина сняла обручальное кольцо, положила на стол. Металл глухо звякнул о дерево.
«Бабушка учила меня, — сказала она, глядя куда-то мимо него, — что настоящая любовь не боится расстояний. Видимо, твоя — боится даже трёх комнат».
Дверь захлопнулась громче, чем нужно. На улице начинался дождь.
Дождь хлестал по щекам, сливаясь со слезами, но Марина шла, не замедляя шага. В кармане дрожал телефон — Сергей звонил уже в пятый раз. Она выключила его и свернула в парк, где дорожки тонули в мокрой темноте. Фонари мерцали, как укоризненные глаза. «Настоящая любовь не боится расстояний» — бабушкины слова звенели в голове, смешиваясь со смехом той женщины.
У скамейки у входа в метро она остановилась, вдруг вспомнив, как здесь же, три года назад, Сергей, мокрый от ливня, кричал вдогонку: «Я буду тебя ждать хоть сто лет!» Ждал, как оказалось, недолго.
«Девушка, вам помочь?» — мужской голос заставил вздрогнуть. Под зонтом стоял незнакомец в черном пальто, с сумкой из аптеки в руке. «Вы... замерзли», — добавил он, смущенно протягивая платок. Марина хотела отказаться, но вдруг почувствовала, как подкашиваются ноги.
Они пили горячий шоколад в круглосуточном кафе через дорогу. Незнакомец — Артем — говорил мало, больше молчал, будто давая ей время собрать осколки себя. Рассказал, что работает врачом, ехал с ночной смены. «Иногда боль уходит, только если дать ей место», — сказал он вдруг, и Марина поняла, что он не про дождь.
Когда она встала, чтобы уйти, он не стал спрашивать номер. Просто накрыл ее ладонь своей на прощание: «Вы сильнее, чем думаете».
Дома горел свет. Сергей сидел на кухне, с лицом, посеревшим от бессонницы. На столе всё так же лежало кольцо.
«Я всё объясню», — начал он, но Марина перебила: «Не надо. Объяснения — это для тех, кто верит». Она прошла мимо, собирая вещи в чемодан. Он не пытался остановить, лишь глухо бросил в спину: «Ты ведь не вернешься?»
В ответ щелкнул замок. На улице дождь уже стих, оставив после себя хрустальный холод. Марина задрала воротник и шагнула к такси, где водитель, курчавый дедок, включил радио. Там пели о любви, но она улыбнулась: впервые за вечер мелодия не резала сердце.
«Куда едем?» — спросил шофер.
«Вперёд», — ответила она, глядя, как в зеркале исчезает их подъезд.
Спустя месяц
Осенний ветер гнал по тротуарам жёлтые листья, а Марина, закутавшись в шерстяной плед, сидела на крыльце бабушкиного дома. Старушка, окрепшая после болезни, дремала внутри под радио, где диктор с пафосом вещал о «возрождении после утрат».
«Ирония», — усмехнулась про себя Марина, поправляя очки на носу. Она взяла с собой старый чемодан книг, чтобы отвлечься — Кафка, Платонов, Бродский. Все о том, как мир ломается.
Внезапно из-за поворота показалась машина — серая «Лада», аккуратно притормозившая у калитки. Марина не обратила бы внимания, если бы не увидела водителя: мужчина в чёрном пальто, с медицинским чемоданчиком в руке. Артем.
Он вышел, не замечая её, и направился к соседнему дому, где жила тётя Люба с артритом. Марина замерла, не решаясь окликнуть. Но ветер сделал это за неё — порыв сорвал со стола страницу из блокнота, унеся её прямо к его ногам. Артем наклонился, поднял листок, и взгляд его встретился с её глазами.
«Марина?» — он улыбнулся, но в глазах мелькнуло смущение. «Я… даже не знал, что вы здесь».
Оказалось, он взял под наблюдение несколько деревенских пациентов после закрытия своей городской клиники. «Сокращение бюджета», — объяснил он, пока они шли к колодцу за водой для чая. Марина заметила, как он аккуратно обходит лужи, словно боясь расплескать то, что осталось от его спокойствия.
«А вы?» — спросил он, когда она наливала кипяток в заварочник. «Вернулись к бабушке насовсем?»
«Пока не знаю, — она отодвинула прядь волос, закрывавшую шрам на запястье — след от часов, подаренных Сергеем. — Иногда кажется, что я бегу. Но бабушка говорит, что даже бег может быть дорогой, а не побегом».
Артем задумчиво помешал ложечкой сахар в кружке. «Ваша бабушка мудрая. Мой дед тоже любил повторять: «Самые важные встречи случаются, когда перестаёшь их ждать».
Они замолчали, слушая, как за окном воет ветер. Вдруг он достал из кармана тот самый платок, который дал ей в дождь. «Держите. На всякий случай, — улыбнулся он. — В деревне шторма непредсказуемые».
Когда он уезжал, Марина заметила, что он забыл на столе медицинский журнал. Раскрыв его, она увидела на полях карандашные пометки: цитаты из Бродского, ноты к какой-то мелодии, схематичный рисунок дуба. На последней странице — номер телефона и надпись: «Если захотите обсудить Кафка или… шторма».
Бабушка, выглянув из комнаты, хмыкнула: «Красивый. И глаза добрые. Ты смотри, не проспи».
Марина закрыла журнал, пряча улыбку в ладонь. За окном, в предвечерней дымке, уже собирались тучи.
Тучи клубились над деревней, когда к бабушкиному дому подъехал чёрный внедорожник. Марина, копавшаяся в огороде, узнала его сразу — Сергей купил эту машину за месяц до их разрыва, хвастаясь, что «теперь мы можем уехать куда угодно». Куда угодно, кроме правды, — подумала она, впиваясь лопатой в землю. Но он уже выходил из машины, небрежно одетый, с букетом алых роз в руках — её любимых.
«Марин… — голос его дрогнул, будто он репетировал это в дороге. — Мы должны поговорить».
Она не подняла головы: «Ты проехал четыреста километров, чтобы сказать то, что не смог в тот вечер?»
Он приблизился, запах его одеколона смешался с сыростью осени. «Я был идиотом. Она ничего не значила, клянусь. Это… это была ошибка».
Марина воткнула лопату в землю и наконец посмотрела на него. Его лицо, такое знакомое, теперь казалось чужим — как старый свитер, из которого выросла.
«Ошибка — это когда соль вместо сахара в кофе кладешь, — сказала она тихо. — А ты месяц врал. Каждый день, когда я звонила из деревни, ты притворялся, что скучаешь».
Сергей бросил розы на землю, схватив её за запястье: «Я исправлюсь! Мы начнём всё с чистого листа, поедем в тот тур по Италии, о котором ты мечтала…»
Из-за угла дома послышался кашель. Артём стоял с медицинским чемоданчиком, глаза его сузились, заметив хватку Сергея.
«Всё в порядке?» — спросил он нейтрально, но Марина почувствовала, как напряглось его тело, будто готовое броситься вперёд.
«Да, — она высвободила руку. — Сергей как раз уезжает».
«Ты серьёзно? — засмеялся Сергей горько, указывая на Артёма. — Это он? Твой новый «утешитель»? Ты променяла восемь лет на какого-то деревенского врача?»
Тишина повисла. Марина сделала шаг вперёд, голос её стал холодным и чётким: «Уезжай. Потому что я не променяла тебя — я просто перестала бояться остаться одна».
Сергей застыл, затем резко развернулся, хлопнув дверью машины так, что с ветки сорвалась стая ворон. Когда внедорожник исчез в облаках пыли, Артём осторожно спросил: «Нужно что-то?»
«Чай, — выдохнула Марина, вдруг ощущая дрожь в коленях. — И… спасибо».
«Не за что, — он улыбнулся, поднимая брошенные розы. — Хотя алый — не ваш цвет. Вот васильки, — достал из сумки скромный букетик полевых цветов. — Пациентка в благодарность дала. Возьмите, а то завянут».
В доме бабушка щурилась в окно, крича на радио: «Выключите эту дребедень! Тут сериал интереснее!»
Вечером, когда Артём уехал, Марина нашла в кармане васильков записку: «Настоящие цветы не боятся дождя. И люди тоже».
Когда Артём уехал, бабушка, прищурившись, вышла на крыльцо, опираясь на резную трость. Её хриплый смех разорвал вечернюю тишину:
— Ну что, принц на белом коне ускакал, а злой дракон повержен? — Она подмигнула Марине, указывая тростью на пыльную дорогу, где исчез внедорожник Сергея. — А этот новый, с глазами, как у моего покойного Николая… Не спугни, слышишь? Мужики нынче как кометы — раз в жизни пролетают.
Марина, пряча улыбку, перебирала васильки в глиняной кружке:
— Он не «новый», бабуль. Мы просто знакомы.
— Знакомы, — фыркнула старуха, садясь на скамью. — В мои-то годы «просто знакомые» не оставляют записок с философией. — Она ловко вытащила из складок Марининого свитера сложенный листок с артёмовским посланием. — «Не боятся дождя», ага. Дед мой тоже такими словами улещал, пока я за него замуж не вышла. Хитрец был, сволочь… — Голос её дрогнул, и она резко перевела тему: — Чайник-то закипел, внучка, или мне на костре кипятить?
Позже, когда Марина мыла посуду, бабушка неожиданно ткнула её локтем в бок:
— Смотри-ка, — прошептала она, приоткрыв занавеску.
Во дворе, под старым клёном, стоял Артём. Он что-то клал в почтовый ящик, оглядываясь на освещённые окна. Когда фары его «Лады» растворились в сумерках, Марина достала из ящика коробочку: внутри лежала книга — сборник Бродского с закладкой на стихотворении «Ни тоски, ни любви, ни печали…». На полях чётким почерком было выведено: «Васильки напомнили. Заходите завтра на чай — нужно обсудить эпиграф к нашей саге».
— Ну? — Бабушка, притворно зевая, устроилась в кресле. — Что пишет твой «не новый»?
— Приглашает обсудить книгу, — Марина пыталась говорить равнодушно, но пальцы сами гладили корешок.
— Ага, «книгу», — старуха прикрыла глаза, пряча ухмылку. — Только смотри, эпиграфы у него, поди, с двойным дном. В наше время через стихи признавались, а не смски эти ваши…
Ночью, когда бабушка захрапела под радио, Марина перечитала стихотворение. На последней странице обнаружился рисунок: два силуэта под зонтом, а под ними — дата и адрес кафе в райцентре. В углу мелким шрифтом: P.S. Не обязательно про шторма. Можем начать с васильков.
Кафе располагалось в старом купеческом доме с коваными решетками на окнах. Внутри пахло корицей и свежемолотым кофе, а из колонок тихо лилась мелодия скрипки — что-то между танго и цыганским романсом. Марина прижала к груди книгу Бродского, будто щит.
«Просто обсудим стихи. Ничего больше», — повторяла она про себя, замечая Артёма у окна. Он сидел, уткнувшись в блокнот, рисуя что-то на полях. При её появлении встал так резко, что опрокинул сахарницу.
— Я… кажется, перестарался с сахаром, — он жестом пригласил её сесть, собирая рассыпавшиеся кубики. — Анна, хозяйка, считает, что сладкое лечит душу. Видимо, пытается всех в рай отправить через диабет.
Марина рассмеялась неожиданно легко, будто сбросив камень с плеч. Артём заказал два капучино и пирог с вишней — «фирменное оружие Анны против плохого настроения».
— Бабушка предупредила, чтобы я не спорила с тобой о Бродском, — Марина открыла книгу на закладке, показывая его пометки. — Говорит, мужчины используют поэзию, как браконьеры сети — незаметно заманивают.
— Ваша бабушка — гений психологической войны, — Артём откинулся на спинку стула, и свет люстры высветил морщинки у глаз — следы усталости и частых улыбок. — Но она права. Вот, например, — он провёл пальцем по строчкам: «Ни тоски, ни любви, ни печали…» — Это же чистой воды провокация. Как будто поэт бросает вызов: «Попробуй, найди здесь чувства!» А потом… — Он перевернул страницу, где его рукой было вписано: «Но васильки в мае — уже признание».
— Вы дописываете стихи великим? — Марина подняла бровь, пряча улыбку.
— Только тем, кто не успел сказать главное, — он отхлебнул кофе.
Разговор тек, как ручей после дождя: он рассказывал о медицинской практике в глухих деревнях, она — о попытках перевести бабушкины сказки на английский. Оказалось, Артём знает язык — «читал Хемингуэя в оригинале, чтобы впечатлить девушку в институте».
— И? — Марина наклонилась вперед, не замечая, как сама закручивает прядь волос вокруг пальца.
— Она вышла замуж за преподавателя физики. Видимо, мои «старания» звучали как лекция по анатомии.
Они замолчали, слушая, как за соседним столиком старушки спорят о рецепте блинов. Артём вдруг вытащил из портфеля потрёпанную тетрадь:
— Вот, хотел показать… — На страницах были зарисовки: бабушка Марины с её жестом «грозного предупреждения», ветка клёна под дождём, силуэт женщины у окна поезда. — Это вы… в день отъезда. Я тогда вёз лекарства на станцию и увидел. Подумал — персонаж из книги, которую никогда не напишу.
Марина коснулась рисунка, где её профиль сливался с туманным стеклом.
— Вы всегда так… подмечаете людей?
— Только тех, кто светится в темноте, — он закрыл тетрадь, будто стесняясь. — Простите, это, наверное, странно…
— Нет, — она перебила мягче, чем планировала. — Это красиво.
Они вышли вместе, под дождём, который Анна назвала «благословением для влюблённых». Артём раскрыл зонт, старомодный, с деревянной ручкой в виде лисы.
— Бабушка говорила, вы упоминали эпиграф к нашей «саге», — Марина нарочно сделала паузу, подчёркивая кавычки. — Так какой он?
Он остановился, повернувшись к ней так близко, что капли с зонта упали ей на щёку:
— «И даже если это продлится недолго — мы были». Не Бродский, я сам… то есть, это не…
— Подходит, — она шагнула под зонт, сокращая расстояние. — Но эпиграфы принято писать после истории, а не в середине.
— Значит, у нас есть повод продолжить, — он улыбнулся, и они зашагали к машине, где на переднем сиденье уже лежал букет васильков. «Для бабушки», — поспешил объяснить Артём, но Марина заметила, как он переставил цветы на заднее сиденье, освобождая место рядом с собой.
Эпилог от бабушки:
Вечером, принимая васильки, старуха фыркнула:
— «Для бабушки»… В мое время женихи хоть честно врали, что «сердце остановилось при виде тебя».
Но когда Марина ушла в комнату, она шепнула фото покойного деда на комоде:
— Ну, Николай, гляди, наша внучка-то как разошлась. Только б не спугнула счастье, дурочка…
И добавила на стол к василькам две чашки — третью, для «гостя», который рано или поздно зайдёт подольше.
Конец.
Если вы еще не подписались на мою страничку, подписывайтесь. Периодически будут появляться бесплатные коротенькие истории для души, а также новиночки. Я пишу в жанрах женского романа, современной прозы с обязательным счастливым финалом.
