Языки пламени извивались в своём причудливом, почти живом танце, растворяясь и возрождаясь друг в друге. Я лежал на полу, лишённый воли, и наблюдал, как огонь пожирает потолок.

Краем глаза я различал те самые проклятые портреты, — будь они неладны! — они тоже были поражены огнём, словно неизлечимой болезнью, навсегда изменившей их. Так же, как они изменили мою жизнь.

Вдруг чьи-то руки схватили меня и потащили прочь из комнаты. Признаться, я отбивался как мог, цеплялся за ковёр. Да и кто это мог быть, чёрт возьми? Разве загадок уже недостаточно?

В коридоре, смирившись с судьбой, я опустился на колени. Дым клубился, обвивая стены. Надо мной нависли два силуэта — чёрные от копоти, едва различимые в густой тьме. Я узнал их: старушка-служанка Бэтти и мой новый друг — пастух Джеймс. Теперь они почти не отличались друг от друга: две закопчённые фигуры с лицами, полными ужаса, будто увидели привидение.

— Господин Джек… — протянула дрожащим голосом служанка.
— Бэтти... зачем всё это?! Почему вы спасли меня?! — Злость и ярость переполняли меня. В голове путались мысли. Сердце пыталось выпрыгнуть наружу. Я не знал, что делать дальше.

Но Джеймс прервал моё безумие:
— Побегу за портретами, — сказал он спокойно, будто он проделывал это и раньше.

Сбросив с себя куртку, он шагнул в пламя.

— Бэтти! Что вы делаете?! Он же погибнет! — Мой крик заглушали падающие балки, поражённые огнём. Стихия захватывала замок, противостоять ей было безумием.

Но я не мог потерять ещё одного друга. Я рванул за ним, но старушка удержала меня за руку.

— Нет, господин Джек, не погибнет. - Прошептала она. - Нужно спасти портреты. Хотя бы несколько…

— Сдались вам эти портреты! Мы потеряем его! — Крикнул я, чувствуя, как слёзы жгут кожу.

— Нет, не переживайте, — ответила она спокойно. — Всё будет хорошо.

— А если пол провалится? Или балка рухнет ему на голову?!

— Господин Джек, умоляю… Сядьте. Мы подождём Джеймса.

Я сел на пол, и это было лучшим решением, - у меня очень кружилась голова. Ко мне подсела Бэтти и прижала мою голову к плечу. Но этого было мало, боль разрывала меня изнутри.

Джеймс возвращался вновь и вновь. Сначала принёс три портрета. Потом ещё пять. Потом два. Я перестал считать, когда узнал среди них наследниц Росс Вирджинию и Мирну.

Небольшое полотно — моя жена и дочь — сияло в руках Джеймса, как уцелевший осколок жизни. Они были прекрасны в старомодных нарядах, глаза смотрели на меня с застывшей радостью, столь далёкой от нынешнего кошмара. Я всматривался в портрет, и по щекам текли слёзы.

Погружённый в воспоминания и тоску, я и не заметил, как Джеймс вновь вырвался из комнаты с охапкой портретов, захлёбываясь кашлем.

Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: «Надо звать на помощь! Полицию, пожарных!». Но я не мог вспомнить, чтобы хоть раз видел их проезжающими мимо замка Росс.

Прошло, быть может, двадцать минут. Джеймс вышел из комнаты, запер дверь на защёлку и удерживал ручку. Я смотрел на него в недоумении: ведь металл должен был быть раскалённым. Старик мог сильно обжечься.

— Ну… всё, — тихо произнёс он.

Он распахнул дверь — и перед нами открылась пустая комната без каких-либо признаков пожара. Ни дыма, ни копоти, ни огня. Лишь портреты — некоторые почерневшие, другие изуродованные — свидетельствовали о том, что безумие было реальностью.

Мебель стояла на своих местах, шторы колыхались от лёгкого утреннего ветра, и первые лучи солнца пробивались сквозь ткань

Мы втроём вошли в комнату. Бэтти и Джеймс, казалось, не удивились исчезновению огня. Они лишь осторожно касались рам картин, переворачивали обугленные полотна и тяжело вздыхали.

Меня же силы покинули окончательно. В ушах стоял гул, в глазах — огненные круги. Я попытался сделать шаг, но ноги не слушались. Мир пошатнулся — и я рухнул в темноту, где уже не было ни боли, ни страха, ни света.