С сегодняшнего мой любимый мужчина приступает к работе на новой должности в новом кабинете. А у меня для него самая лучшая новость, что только может быть: я вынашиваю в животе нашего ребёнка!

Как же долго я ждала, чтобы сказать эти слова. Как давно хотела… Мы хотели этого: полноценную счастливую семью!

Я добираюсь до нужного этажа и степенно вышагиваю по коридору, кивком головы здороваясь с сотрудниками. Дохожу до новой приёмной. Она куда больше, чем предыдущая. Заметен карьерный рост.

Чувство гордости распирает изнутри. Константин – достойный мужчина и отец. И станет мне отличным мужем. Дату свадьбы мы договорились назначить уже на днях.

Подходя у большим двойным дверям кабинета с блестящей табличкой «Заместитель генерального директора Остриков Константин Львович», я решаю начать с поздравлений. Дома я уже хвалила Костю за достижение, но ведь это мужчина, никогда не будет лишним поздравить его ещё раз.

Пользуясь тем, что секретаря нет на месте, я открываю дверь в кабинет… И замираю на пороге с невысказанными поздравлениями.

На большом красивом ковре посреди просторного кабинета красуется дорожка из белья: юбка-карандаш тёмно-серого цвета, белоснежная блуза, кричаще-алый лифчик и точно такие же красные стринги. Они лежат чуть в стороне, видно, что их с силой отшвырнули в сторону. Именно поэтому я могу разглядеть, что это вообще.

Хорошо, что мне не оставили вариантов. А то я могла бы подумать, что это смятая салфетка.

На столе, пока ещё пустом, без дорогой представительной канцелярии и стопки неподписанных приказов, растопырив ноги вверх, абсолютно голая лежит блондинка Оксана – одна из бухгалтеров фирмы. Возможно, кто-то, обладающий более поэтическим складом ума, сказал бы, что она с ног до головы объята похотью. Что-то вроде «и страстные объятья стали ей одеждой».

Но сквозь дрожащие на ресницах слёзы я вижу только то, как Костя – мой любимый и обожаемый жених, чьего ребёнка я ношу под сердцем, и за кого собираюсь выйти замуж, – вбивается в неё с упорством отбойного молота. А она не стесняется стонать при этом, словно заправская порноактриса. Как будто ей всё равно, если её кто-нибудь услышит.

Меня пробивает внутренняя дрожь: а вдруг ей и правда всё равно?!

– Ещё! Ещё! Ещё! – сдавленно требует подруга, перемежая просьбы с криками.

– О да! Да! – отвечает Костя, вцепляясь ей в плечи до синяков.

Я не хочу им мешать.

Не хочу больше здесь находиться.

Но и уйти я не могу.

– Кос-тя, – тихо по слогам произношу я, не надеясь, что меня услышат за всей этой их вознёй: шлепками, стонами и пошлыми фразочками.

Но они меня слышат. Оба. И мир вокруг замирает… А затем происходит страшное. Лицо Кости искажает страшная ухмылка, и он снова начинает рвано двигаться. Рывками. Толчками. Вырывая из Оксаны ещё более громкие стоны. А ведь она тоже видит меня. Но и ей всё равно.

Им обоим! Всё! Равно!

Мне становится плохо. Кружится голова и подгибаются колени. После увиденной сцены я и представить себе не могла, что может быть что-то хуже. Но Костя занимается сексом с другой на рабочем столе своего новенького кабинета и смотрит мне прямо в глаза. Он делает это специально. Чтобы я видела. Чтобы знала. Чтобы мне стало больно.

Я стискиваю челюсти, чтобы не разреветься. Хочу уйти… Так сильно хочу уйти, что ноги сводит от сумасшедшего желания оказаться как можно дальше отсюда. «Уйти! Уйти! Уйти!» – в ритме сердцебиения бьётся одна единственная мысль в голове.

Я прислушиваюсь и понимаю: нет, не в ритме сердца. Это мерзкое слово звучит в ритме того, как движется мой… любимый… Костя...

Шлепок.

«Уйти!»

Шлепок.

«Уйти!»

Шлепок.

В какой-то момент я не выдерживаю. Меня сгибает пополам и выворачивает прямо на этот дорогой красивый ковёр. А Оксанка смеётся: громко, заливисто. Прерываясь на пошлые вскрики в том же самом ритме.

Я хочу закрыть глаза, чтобы больше не видеть той гадости, что здесь происходит. Я хочу зажать уши, чтобы не слышать этого гадкого звука.

Я хочу уйти!

Но это ничего не изменит.

Я стою и смотрю. По щекам бегут слёзы, а чувства внутри меня медленно умирают, исходясь молчаливыми криками.

Больно! Не выразить словами, как больно. Так умирает любовь.