Сколько помню себя, она всегда была дома и готова к стрельбе. Я знал, где лежат патроны – бери, заряжай и отправляйся на охоту. Нарезной пятизарядный карабин ТОЗ-17 Тульского оружейного завода калибра 5,6 мм. Но ни отец, ни я никогда не говорили «карабин».  Только винтовка.

- Сынок, возьми винтовку и попробуй подстрелить орла, - просил отец. – Я обещал чучело одному хорошему человеку.

Я брал и уходил в сопки добывать орла. Не удалось. Орёл птица осторожная, близко не подпускает, трудно было попасть в живую цель на расстоянии более ста метров – калибр мелковат, а оптическим прицелом мы не пользовались.

Зато чуть не подстрелил дикобраза. Это игольчатое чудо-юдо выскочило прямо на меня из-за поворота тропинки, и я с испугу выстрелил. Не попал, слава Богу, – пуля вздыбила пыль под носом страхолюдной животины. Та, не будь дура, развернулась и кинулась наутёк. Я нервно рассмеялся, передёрнул затвор и осторожно шагнул за поворот. Дикобраза и след простыл. Вдалеке, над вершинами кушкинских сопок кружили недосягаемые для выстрела орлы.

Отец приобрёл винтовку в 1961 году в Германии. Это было первое оружие, которое я взял в руки. Это было оружие, из которого я учился стрелять.  Очень точная. Безотказная. Лёгкая, удобная.  Красивая. Я относился к ней, как к живому существу. С ней было… надёжно. Надёжно, спокойно и безопасно. Отец никогда её не прятал, у нас не было оружейного сейфа, который, говорят, сейчас обязателен в подобных случаях . Я мог взять винтовку в любой момент. Чем несколько раз в жизни и пользовался.  Но это уже другая история.

Папы не стало в 2012-м году.  Винтовку сдал в милицию младший брат, не захотел возиться с разрешением.  А перед моими глазами до сих пор стоит картина. Воинский тир в Германии. Мне четыре с половиной года. Молодой двадцативосьмилетний отец, черноволосый, в модной вельветовой куртке на застёжке-«молнии» вскидывает к плечу винтовку,  целится, и в следующее мгновение свинцовая пуля калибром 5,6 мм сбивает на тридцати метрах новенький советский пятак образца 1961 года. Я счастлив.