Очень хорошее стихотворение. Хоть эпиграфом к "Я здесь" бери. Именно про это моя новая книга.

Все, чем мы были, должно превратиться в пыль.

Летит, летит, над Единой и Неделимой,

Летит над Советской, не замечая всходы,

Летит от восхода и до Владивостока,

Летит быстроногая конница, мнет ковыль.

И губы у всадников шепчут: "Прости, любимая!

Все, чем мы были, должно превратится в пыль."

Любой, кто встанет под знамя и под ружье,

Покажется со стороны дневнеримским претором,

Но пламя от знамени скоро его сожрет,

Ведь все, чем мы были, должно обратиться пеплом.

И так одиноко стоящему на часах,

Когда, принужденный скукой, он смотрит в прошлое.

Имеющий смелость, он видит, что дышит ложью,

И, этим отравленный, ложь выдыхает сам.

"Гори, этот мир царей, десятин и барщин,

Чтоб больше никто не́ был тем, кем мы были раньше."

Лети же, лети - белым пеплом, туманом низким,

Лети, будто юность твоя еще не украдена.

Лети на восток по лестнице Транссибирской,

Цепляясь за шпалы, как будто за перекладины.

Лети, словно вихрь над тобой не враждебно веет,

Лети, словно ты никогда не стоял на паперти,

Лети, словно ты их знаешь, по крайней мере,

Лети, словно ты разучаешься презирать их.

И красное платье наденут, как будто траур,

И белые станут похожими на бинты.

Любые, кто были там: правы или не правы,

Любые, кто были там — это уже не ты.

Забудь, кем ты был - рабочим или лишенцем,

Сегодня стоит две тысячи девятнадцатый,

Но руки запачканы в дедовских прегрешениях.

И я не хочу стирать или отстираться,

Но эта война приходит к ее началу,

Ты, кажется, понял, что это означает.

Я очень боюсь, что все оказалось зря,

И ненависть захлестнет меня, как заря,

И ненависть вскружит голову центрифугой,

Штыки заблестят, и кто-то ударит первым.

Но если мы захотим быть равны друг другу,

То все, чем мы были, должно обратиться пеплом.

Знаменосец Ира