ИЗГНАНИЕ

Дорога пронизывала окрестные убранные поля, уводила в даль, в осеннюю дымку. Подхваченная течением дороги и влекомая им, на восток, все сильнее забирая к северу, катила крытая повозка, запряженная парой крепких лошадей. Возница ее – худощавый человек, лет ближе к преклонным, глядел то поверх лошадиных голов, то по сторонам на череду мира проходящую перед глазами и пропадающую позади. Дорога нравилась ему. И как не любить дорогу, которая рано или поздно приведет домой? Пусть то под теплыми лучами солнца или моросящим дождем. Благо, настоящее ненастье поздней осени уже наверняка встретишь под защитой родных стен, у жаркого очага, среди родных и друзей. От таких мыслей путник улыбнулся и получше запахнул плащ.

Тем временем, из мглы поднебесной дымки все выше вырастала стена зеленых и тускло-золотых крон леса, взбиравшегося по склону холма, накрывавшего его, и, хлынув через хребет вершины, простиравшегося на мили вперед.

Приблизилась граница леса.

Путник въехал под его сень, исчезнув для прочего мира в тот же миг, что и весь прочий мир исчез для него. Единственную связующую нить – мощеное полотно дороги – с двух сторон стеснило серыми стволами вековых буков, накрыло сплетением их ветвей. Скоро погасло оставшееся позади пятно света, обозначавшее вход во владения леса. Теперь были вокруг только глухая тишь да, выползающие из оврагов в дремучей чаще, клочья тумана над палой листвой.

— Здравствуй, Гервинский лес, — промолвил путник, волей неволей ощущая тревогу, появившуюся на сердце. Он чувствовал присутствие силы леса и уважал ее, но не боялся, потому как был давно знаком с ним и не в первый раз путешествовал через него.

Сердце странника успокоилось, путь его пролегал мирно долгое время. Однако сегодня, лес уготовил ему нежданную встречу – впереди ничком лежал человек. Повозка остановилась. Встревоженный путник сошел на дорогу.

— Эй! Добрый человек, ты в порядке?

Ответа не последовало.

— В каком уж порядке… — пробормотал путник, почесав в затылке.

Он решил перевернуть незнакомца, дабы удостовериться – жив ли тот или мертв. Но только дотронулся до плеча лежавшего, тот содрогнулся всем телом и неожиданно быстро, как кошка, метнулся прочь, затравленно озираясь.

— Прости, я не хотел напугать тебя, — сам немало испуганный, проговорил путник, выставив перед собой открытые ладони.

Незнакомец тем временем отполз в сторону, подобрал валявшийся рядом посох, оперся о него, и с трудом поднялся на ноги, которые явно не желали держать его. Пошатываясь, на дороге стоял бродяга одетый в истрепанные лохмотья. Судя по широким плечам, когда-то он был крепким мужчиной, но сейчас сильно исхудал. Голову и лицо его покрывала почти сплошная бурая грива. Из-под спутанных волос внимательно и растерянно смотрели серые глаза. Исходящий от него кислый винный дух соперничал по силе со скверным запахом давно немытого тела и давно нестиранного платья.

Оглядев бродягу, путник обратился к нему:

— Мое имя Роб, Роб Гвин.

В ответ – лишь прежний затравленный взгляд. Незнакомец был безобразен и пугающе странен, но отчего-то Робу стало жаль его.

— Я держу путь в город Эвин. Хочешь поехать со мной?

Бродяга уткнулся взглядом в дорогу, опять посмотрел на Гвина, кивнул (скорее самому себе) и заковылял к повозке. Роб забрался на облучок и помог подняться нежданному попутчику.

Лошади, повинуясь вознице, тронули вперед, спокойно и мерно переставляя ноги по старым камням Королевского тракта. Уперев перед собой и обхватив руками дорожный посох с поперечной бронзовой перекладиной на навершии, бродяга бессмысленно глядел на лошадиные спины. Скоро косматая голова начала клониться вниз, и бродяга снова уснул, норовя свалиться с повозки. Гвин какое-то время придерживал его, но наконец остановился, освободил место в кузове и не без труда перевалил туда спящего.

— Ух и тяжелый, хоть и худой! — прокряхтел Роб. — Видно, у тебя широкая кость, приятель!

Так продолжился его путь домой.

 

 

Прошло, наверное, пару часов. Бродяга зашевелился и вполз обратно на облучок.

Роб поглядел на попутчика и решил повторить попытку знакомства:

— Я - Роб Гвин. Как мне обращаться к тебе?

В ответ раздался не то рев, не то хрип:

— Гэрбрн…

Роб не разобрал, было ли это имя, приветствие или бродяга просто плохо себя чувствовал, и поэтому смущенно переспросил:

— Прости, как-как тебя звать? Гэб?

Бродяга махнул рукой, будто соглашаясь: «пусть будет так», после чего закашлялся, обхватил пальцами себя за горло и стал разевать рот, словно рыба, выброшенная на берег. Роб протянул ему флягу с водой. Гэб принялся жадно и долго пить, пока ни опорожнил флягу целиком.

— Благодарю, — наконец прозвучал его голос. Голос совершенно неожиданный для этого ужасного облика. С остатками хрипа, но будто принадлежащий другому человеку, спрятавшемуся за спиной бродяги и говорящему за него. Голос глубокий и ясный, и как показалось Гвину, тронутый тенью печали.

— Благодарю тебя, Роб, за все. Спасибо, что разбудил и подобрал. Угораздило меня уснуть прямо посреди леса, на дороге…

— Пустяки. Не мог же я бросить вот так человека! А куда ты шел, Гэб?

Гэб помолчал и пожал плечами:

— В общем-то никуда.

Роб понимающе кивнул.

— А куда мы едем сейчас? — спросил Гэб.

— Как куда! Я же тебе говорил! Я еду домой, в Эвин, город на северо-востоке королевства. На перепутье больших дорог: этой, что ведет в Велирион, и двух других. Одна уходит дальше на восток в Гордорин, другая на север в Эледар, до самого Тиорона.

— Мне знакомы эти дороги, — тихо отозвался Гэб. — Главные тракты Трех Королевств.

— Верно. И Эвин стоит в самой середине меж всех Трех! Все путники проходят через него. У меня там гостиница с таверной. Хорошее дело! Досталось мне от отца, а ему от его отца, прими их Небо. И так, никто уже точно не помнит с каких пор.

— С давних наверное.

— Не иначе! Я свое дело люблю. Даю приют путникам, кормлю, пою, согреваю их. Как им быть в дальней дороге без такого прибежища? И место это известно многим! Разные останавливаются люди. И богатые купцы, что держат путь на север или восток. Бывают и знатные. Любит заглядывать лорд наших земель! — с особой гордостью заявил Роб. — Его замок стоит недалеко к северу, и во время охоты он порой добирается до местных лесов. Заглядывает отдохнуть, перекусить и промочить горло. Для такой публики и везу, как обычно, пару бочонков дорогого вина, заморские пряности, — Роб кивнул за спину на повозку. — Ну и всякую всячину заодно, гостинцы родным. Такие дела. Но не брезгуем и бедными странниками. Даже без гроша, уж на конюшне, но уложим спать, дадим кусок хлеба. Да и лучшая плата для меня – послушать рассказы странствующих. Сам-то я, кроме как на Велирионскую ярмарку никуда и не езжу. А послушать о дальних краях для моей души, что хлеб насущный! Ты, Гэб, кстати, необычно сказал: «главные тракты Трех Королевств». Для меня вот, это просто – главные, то бишь Королевские тракты. Велирионский, Тиоронский и Доврский. А Три Королевства – и есть весь мой мир. А тебе знакомы и иные дороги?

Ответа ждать пришлось неожиданно долго.

— Много дорог… — наконец вымолвил Гэб.

— Каких же?

Гэб повел головой.

— В Гвеленорские земли хотя бы. И там живут люди, такие же как в Трех Королевствах. Почему они не попали в твой мир?

— Ты взаправду бывал в Гвеленоре? Дела! — воскликнул Роб. — Люди то там живут. Но в наших краях их редко увидишь. А до них добираться через Пустошь, за реку и через Каменистое взгорье, те еще места! Или того хуже –  по морю, до Тальмирриона. Да и сам народ у них, точно уж не такой как у нас. Там же сплошь да рядом всякая древность, чудеса разные! Верно ведь?

— Всякое есть.

— Ну вот. У нас то в Келириме никаких чудес. Кроме Эвина, — усмехнулся Роб, — да скейвика, который там гонят. Слыхал про такой?

— Не припомню.

— О! Это чудный напиток, если честно, получше любого вина! Куда как крепче и вкуснее. А как согревает зимними вечерами!

— Нужно будет попробовать. Видно, не зря мои ноги понесли меня в эту сторону.

— Еще бы! Скоро будет Стылый ручей. Почитай, большая часть Гервинского леса окажется позади. До заката должны выбраться к человечьему жилью, там и заночуем. А дальше, еще день-другой пути – и Эвин. Ты поедешь со мной до Эвина, Гэб?

Помолчав, бродяга отрешенно ответил:

— Почему бы и нет…

 

 

Как и говорил Роб, скоро дорога пошла вниз, послышался голос текущей воды и через деревья, на дне лога стал виден довольно широкий ручей, спешащий и изворачивающийся меж замшелых камней. На ту сторону лога вел мост.

Повозка медленно скатилась вниз и остановилась, потому как въезд на мост заградили два человека.

— Доброго дня, почтенные судари. Могу ли я чем-то помочь вам? — учтиво обратился к ним Гвин. В голосе его слышалось волнение, ибо с одной стороны происходящее было для него неожиданным, с другой – о намерениях незнакомцев несложно было догадаться, особенно глядя на дубинку в руках одного из них.

— Помочь? Ты нам? Это вряд ли. А вот мы тебе можем.

— Простите, чем же?

— Мы можем переправить тебя на тот берег. Вот только проезд по мосту нынче платный.

— И… — голос у Роба дрогнул, — какова же плата?

— Добрые лошади, — вступил в разговор обладатель деревянной дубинки. — Они сгодятся в уплату. Но без лошадей тебе ни к чему и повозка. А без повозки тебе не унести на руках всего, что в ней.

Гэб стал слезать.

— Молодчина! — подбодрил его первый из говоривших. — Ну? А ты чего сидишь, старый хрыч? Или не понял о чем толкует мой друг? Слезай! И ступай своей дорогой покуда жив.

— Хрыч? — Роб Гвин был в замешательстве. Его руки застыли, сжимая поводья, а остекленевшие глаза смотрели на грабителей. На другой стороне моста тем временем показался третий из них.

Гэб же взял посох и направился к преградившим путь.

— Пропустите нас. Так будет лучше, — обратился он к ним.

— Не то что? Задушишь нас своей вонью? Поди прочь!

Грабитель схватил Гэба за плечо и шиворот и попытался отбросить в сторону, однако Гэб поддел его ноги посохом и повалил на землю. А в следующий миг на его голову обрушился удар дубинки. Оглушенный Гэб пошатнулся, выронил посох, согнулся и закрыл голову руками, пока дубинка с гулкими шлепками опускалась на его спину. Роб с безмолвным ужасом смотрел на то, что творится перед ним. Но тут Гэб заревел как медведь, обхватил ноги грабителя, свалил его, сев верхом, и несколько раз ударил кулаками с такой силой, что разбойник потерял сознание. Гэб ринулся к посоху, подхватил его и наотмашь попал бронзовой перекладиной навершия прямо в подбородок вскочившего на ноги первого своего соперника, отправив его обратно, лежать неподалеку от сотоварища.

Но по мосту приближался третий, и Гэб пошел навстречу ему.

— Ты решил, я буду шутить? — зло процедил разбойник.

Из его руки упал железный шар на цепи. Гэб пригнулся под первым взмахом, а второй попал ему в ногу, подломив ее. Следующий удар пришелся в грудь Гэба, отбросив и повалив на спину.

— Поглядим, как ты улыбнешься, когда я размозжу тебе голову! — вскрикнул грабитель и нанес удар.

Гэб успел увернуться, подставив посох и подхватив на него цепь. Он рванул на себя, и грабитель, влекомый своим кистенем, почти рухнул на мостовую, но вскочивший Гэб обхватил его сзади за шею. Разбойник судорожно захрипел. Какой-то странный и страшный блеск увидел Роб в глазах бродяги Гэба. Все будто замерло на мгновение. Но вспыхнувший блеск погас, Гэб развернул грабителя к себе лицом, ударил несколько раз, подхватил обмякшее тело, поднял над собой и сбросил в ручей.

Встав из воды, разбойник с разбитыми в кровь губами и носом зло и безмолвно смотрел на Гэба, который сверху смотрел на него. Двое других поднялись кое-как и пошатываясь скрылись в лесу. Роб тронул повозку и проехал по мосту, подобрав Гэба. Они миновали переправу и покатили дальше на северо-восток от Стылого ручья.

— Силы Небесные! — воскликнул вдруг Роб через какое-то время, наконец выйдя из оцепенения. — Где это видано! Разбойники посреди королевства! Не где-то в рубежных пустошах! Нет! Прямо на благословенной земле нашего Келирима! Сколько раз ездил я этой дорогой, через этот самый ручей! Ни разу… Ни разу… — у Роба зашлось дыхание, но скоро успокоилось. — А ты, Гэб, настоящий герой! Ну и силища у тебя!

— Куда уж там, — с болью в голосе проговорил Гэб. — Эти трое оборванцев чуть ни прихлопнули меня.

Гвин взглянул на Гэба, тому и вправду изрядно досталось. Вокруг левого глаза наливался пунцовый синяк, а из рассеченной скулы под ним текла кровь. Гэб держался рукой за грудь и странно ставил ногу.

— Ничего, — постарался ободрить его Роб. — Скоро доберемся до Орвуда, селения по ту сторону леса. Там должен быть лекарь.

— Это будет неплохо. А не найдется ли у тебя пока чего-нибудь выпить, Роб?

Гвин остановил повозку и полез в кузов.

— Найдется конечно.

— Вот и отлично. Чего-нибудь покрепче!

 

 

Они пересекли кромку леса, остановившегося (или остановленного людьми) на вершине холма, который дальше пускался пологим луговым склоном. Довольно далеко внизу, в самом начале склона стоял Орвуд, а за ним от отступивших к северу холмов на восток и на юг раскинулась изрезанная полями равнина, покатыми волнами уходящая за горизонт. Солнце уже зашло за спину путникам и огненным клубком застряло к кронах Гервинского леса. Тень деревьев накрыла верхнюю часть склона, будто пытаясь удержать людей, но повозка прибавила ходу туда, где вытягивались другие тени – от колокольни орвудского храма, а ниже и дальше нее – тени, отбрасываемые копнами соломы, стоявшими среди полей словно их безмолвные стражи.

На постоялый двор путники въехали уже в сумерках. Гэб сказал, что потерпит до утра, и лечение решили отложить. А пока при свете очага и масляных плошек Гэб, Роб Гвин и хозяин постоялого двора Диб Диброд, бывший хорошим знакомым Роба, собрались за столом. Приятели ужинали, потягивали свежесваренный эль и вели беседу. Поначалу разговор шел, конечно, о происшествии в Гервинском лесу, после про Велирион и ярмарку и наконец, про дела, которые нужно успеть переделать до зимы и про всякую всячину. Гэб время от времени морщился от боли, но, видно, голод пересиливал ее. За столом Роб обратил внимание на его широкие запястья и кисти рук, с запекшейся на костяшках кровью и почерневшими грубыми пальцами, которыми он держал кусок хлеба, быстро выуживая с его помощью из мясной подливы бобы, и отправляя их в недра своей косматой бороды. Разделавшись с ужином, Гэб выпил кувшин крепленого вина, и, не проронив ни слова (не считая просьбы подать ему что-нибудь покрепче эля), уснул прямо за столом. Диброд приказал принести соломенный тюфяк, на который уложили Гэба. Гвин поразмыслил, но все-таки отправился ночевать в комнату наверху. 

Утром Роб и Диб повели Гэба к цирюльнику, который в Орвуде исполнял и обязанности лекаря. Он как раз стоял у входа в свой дом. Это был высокий опрятный человек по имени Лорк, с красной лысиной, обрамленной клочьями седых волос, и таким же красным, чуть припухшим, но гладко выбритым лицом.

— Доброго утра, Диб! И тебе привет, Роб, рад снова видеть в наших краях. Кого это вы ведете ко мне?

— Привет, Лорк, привет, — заговорил в ответ Диброд. — Привели мы к тебе отважного спасителя келиримских путников! Принимай славного парня – Гэба! Нужно его починить.

— Гэб? Не слыхал про такого и никогда не видел у нас, — Лорк строго оглядел приведенного на излечение. — Сдается мне, это обыкновенный бродяга, которого добрая душа Гвин подобрал на дороге и приволок сюда.

— Может и бродяга, да не обыкновенный, — вмешался Роб. — Да и какая, в сущности, разница! Он ранен! Человеку нужно помочь!

— Ладно, Роб, кончай причитать. Помогу я вашему герою, куда уж денусь! Хотя, прежде одежду его надо бы сжечь, а самого как следует отмыть. Да раны нельзя тревожить… Но, пока не уничтожу хотя бы его гриву, кишащую вшами (которые, наверняка, успели перебраться и на вас), лечить не стану!

В ответ Диб усмехнулся:

— Брось, Лорк, откуда у него взяться вшам, что им там делать?! В нем ведь не осталось ни капли крови, сплошное вино, ну может с элем в перемешку!

Роб поморщился от не слишком любезной шутки про его нового товарища, а Диброд решил угостить такой же и Лорка:

— Тебе, поди, просто не терпится обрить кого-нибудь с утра. А заодно, к плате лекарю прибавить и плату цирюльнику!

Лорк смерил хохочущего Диброда недобрым взглядом.

— Довольно болтать! Сажайте его здесь. Заводить в дом этого славного парня я не собираюсь, потом не вытравишь вшей и зловоние!

Диброд и Гвин исполнили указание, усадив Гэба на лавку, стоявшую у входа в дом цирюльника. Диб откланялся и ушел к себе, а Лорк скрылся в доме, чтобы скоро появиться с орудиями своего ремесла.

Занимаясь Гэбом, Лорк походя говорил с Робом. Тот рассказал ему, что случилось с ними в Гервинском лесу и послужило причиной ран Гэба.

— Ты не первый, господин Гвин. Слух про этих молодчиков пошел уже вот как пару-тройку недель. Должно быть, ты успел проскочить перед ними по пути в Велирион, а вот обратно не миновал встречи. Уже нескольких путников они обобрали до нитки. Да еще беда, честные подданные Келирима не привыкли так просто отдавать то, что принадлежит им по праву. Говорят, кое-кто вошел в Гервинский лес, но выйти из него живыми им уже не довелось.

— Силы Небесные! Что за дела творятся? — искренне пораженный пролопотал Роб Гвин, возведя взгляд к небу, будто ожидая услышать оттуда ответ.

— Люди лорда ищут их, — продолжал Лорк, орудуя бритвой. — Да все без толка. За что, спрашивается, мы платим налоги? Жаль, твой странствующий рыцарь оказался толи чересчур добрым, толи недостаточно сноровистым. Подлецы залижут побои и снова выползут на Королевский тракт. Их следовало не колотить, как шпану, а вздернуть за шею на крепком суку!

От слов этих безмолвный и безучастный прежде Гэб вскинул голову и посмотрел внимательно и странно на произнесшего их цирюльника. Лорк не успел убрать бритву, и лезвие рассекло кожу, струйка крови потекла через лоб до брови, и обогнув ее, ниже по щеке. Гэб глядел на Лорка, будто хотел что-то спросить, но так и остался безмолвен.

— Ах ты! Что дергаешься? Сиди спокойно! — пробурчал досадливо Лорк, вытирая Гэбу кровь полотенцем.

Роб же, увлеченный до того беседой, обратил теперь внимание на обновленного Гэба с совершенно голой головой. С одной стороны, наконец, можно было хорошо разглядеть его лицо, с другой, в глаза скорее бросалась резкая перемена внешности, чем ее черты. Из истрепанной одежды торчала крепкая шея, на которой сидела разукрашенная ссадиной и пунцовым синяком, угрюмая голова с высоким лбом и широким подбородком. Щеки, однако, были впалые, обтянувшие скулы от нехватки еды, а мешки под глазами выдавали беспробудное пьянство. Но еще сильнее, чем при первой встрече, теперь удивляли сами глаза, смотревшие из-под бровей и тяжелых век с какой-то безнадежной печалью и горечью, с застывшей в их сером взгляде тревожной и тягостной мыслью беспокойной, обездоленной души.

Робу почему-то стало неловко, не по себе от этого взгляда. Он почувствовал, будто виноват в чем-то перед Гэбом, и поспешил по-своему сгладить момент.

— Вот так красавец выглянул из-под медвежьей шкуры, — весело воскликнул Роб. — Полюбуйся-ка, Гэб, на себя! Какого тебе?

Гэб заглянул в стоящий рядом на табурете таз с водой, провел рукой по голой голове.

— Неплохо, — тихо ответил он на бодрый вопрос Роба.

Лорк тем временем вытер с головы и лица Гэба остатки мыльной пены, отложил орудия цирюльника и приготовился сыграть роль лекаря.

— Господин Гвин, — обратился он к Робу, — будь добр, сними с Гэба его одеяния, посмотрим для начала, что с его грудью.

— Прямо здесь? — уточнил Роб.

— Отчего же нет? Утро сегодня славное, солнце греет лучше летнего. Его лучи пойдут только на пользу гэбову телу, как и свежий воздух. Не помоется, так хоть проветрится… — веско и жизнерадостно заявил Лорк.

Роб пожал плечами и поспешил исполнить указание лекаря. Гэб с какой-то неохотой поднял руки, поморщился от боли. Скоро с него была стянута ветхая котта и почерневшая рубаха, скрывавшая грязное тело с широкими плечами и грудью, на которой, однако, были видны все ребра, а ниже – ввалившийся живот, едва не прилипавший к спине. Правда, не это приковало внимание Роба и Лорка. Гэб сидел, понурив голову и сжавшись, будто стыдясь чего-то и желая скрыть это. Примолкшие же трактирщик с цирюльником таращились на него.

Грязь на теле Гэба не могла скрыть покрывавших его шрамов. И особенно четырех страшных неровных борозд, прорезавших грудь Гэба вниз от левого плеча. Словно четыре когтя оставили их, только расставлены борозды были слишком широко даже для лапы медведя. Лорк и Роб не нашлись, что сказать, а только переглянулись молча, после чего Лорк принялся врачевать бродягу, который видно побывал не в одной жесткой схватке и не раз был ранен кликом врага.

Лорк сказал, что у Гэба сломано три ребра, на которые он наложил тугую повязку. Кости ноги, кажется целы, только вывихнуто колено. Цирюльник вправил его, что Гэб перенес, не издав ни звука, только сжав зубы и закрыв глаза.

— Как же с выбитым коленом он смог поднять над собой разбойника и швырнуть его с моста? — удивился Роб.

Пристально посмотрев на Гэба, Лорк ответил:

— Твой приятель – на удивление крепкий малый. Безоружному разогнать троих лихих людей… — Лорк хмыкнул и мотнул головой. — Ты знаешь, Роб, я ведь бывал на войне, кое-что видел там и кое-что понимаю. Разные там попадались люди среди эледарцев, некоторые словно из железа и камня. Тебе, Гэб, случаем, не довелось воевать?

— Недавно повоевал на мосту, — буркнул Гэб, рассмешив Роба и Лорка.

— А откуда у тебя эти шрамы на груди? — решившись, выпалил Лорк.

Гэб глянул на него исподлобья тем же странным взглядом, от которого было неловко Робу, но теперь и вовсе что-то жуткое промелькнуло в нем словно тень. Роб и Лорк перестали смеяться, услышали тишину.

— Напился как-то раз и подрался в деревне. Вот и получил от крестьянина вилами, — объяснил Гэб. — Благодарю за помощь, достопочтенный Лорк. И тебе, Роб, спасибо, что привел к доброму лекарю. Колено только ноет невыносимо. А у господина Диброда уж очень знатное вино. Прости, Роб, что искушаю твою доброту, но кувшинчик этого снадобья здорово помог бы мне.

— И то верно, — подтвердил Лорк. — Вино укрепит его силы.

Роб рассчитался с цирюльником (прикупив заодно и предложенную Лорком склянку с маслом от вшей, ибо невзирая на шутку Диброда о бескровии Гэба, от увещеваний Лорка, Роб и вправду весь начал чесаться) и повел Гэба до таверны. Там они подкрепились, выпили вина, попрощались с Дибом Дибродом и около полудня отправились дальше в путь.

Королевский тракт, стараясь держаться прямо, вел их весь день, пока ни село солнце, а на небе зажглись осенние звезды. Путники заночевали в одной из встречных деревень в доме земледельца. А ясным и свежим утром следующего дня, повозка уже вновь катила по Тракту. Блестящая роса в траве по сторонам исчезала в белой пелене устлавшей землю, но по мере восхода солнца, уходящей в прозрачную высь.

— Скоро будет Эвин, — с теплотой проговорил Роб Гвин. — Люблю эти свои путешествия. Но и возвращаться домой люблю еще больше. Пожалуй, никогда не обрадуешься дому так, как после долгого странствия. Правда, Гэб?

— Наверное. Я не знаю, — ответил тот, глядя вдаль.

Тракт все выше поднимался к северу, и оттуда, от далеких гор, к нему вновь приблизились протянувшиеся к югу вереницы холмов, поросших дубравами. Меж ними таились тихие долины. А по правую руку от путников земля наоборот плавно и ровно сходила вниз, где-то там за видимым краем, под полуденным солнцем встречаясь с морем. Словно с высокой террасы взору открывался удивительный, тающий в небе простор. Гэб смотрел на благодатные тучные земли, реки, луга, поля и леса, разбросанные тут и там селения, редкие башни ветряных мельниц.

— Красиво, — промолвил он.

— Еще бы! — отозвался Роб. — Наш благословенный Келирим! Знаешь, Гэб, как-то раз в Велирионе я за немалые деньги купил себе карту. Большую карту Трех Королевств и окрестных земель. С тех пор она мое сокровище. Я могу часами разглядывать ее, представляя далекие края. Но не в этом суть. Глядя на карту, видишь, сколь невелик наш Келирим. И … как бы сказать... понимаешь, сколь он укромен, хрупок, но от того еще более дорог сердцу. Каждый уголок его обихожен. Кроме, разве что, Пустоши на северо- западе королевства. Там почти никто не живет, только горемычный лорд тех земель, стерегущий границу. И то сказать, в его гарнизоне не найти келиримцев. Эледарцы или наемники из Гордорина. И не удивительно, ведь рядом Хребет Хорна, а за ним владения горцев – народа свирепого, охочего до грабежа. На запад, за реку – просторы Гвеленора, который для нас все равно что сказка, живая тень старого мира. А за ним, за Синими горами и вовсе – Покинутое Королевство, Дарлерион, уж не знаю, существует ли он в самом деле… На север от нас – громада могучего Эледара, до Темного рубежа, за которым Дикие земли и древнее зло, то пропадающее в легендах, то просыпающееся, как было всего четыре года назад. На восток – простирается Гордорин с его беспокойными лордами. А за ним Келебарское поле – пространство больше Трех Королевств, где нет ничего кроме травы, где летом зной, а зимой губительный холод.  В пространстве этом обитают несметные полчища кочевников, раз за разом накатывающих волнами на Гордорин. И среди этого мира – мы. Живем тихо в своих домах, в деревнях и городах. Живем и радуемся своему королевству, которое для большинства из нас и заключается в родном городе или деревне. Вот только оторопь берет, когда смотришь на карту и понимаешь, что вокруг нашего королевства таинственные и огромные соседи, за которыми и вовсе – тьма, неизвестность и страх.

— Не сгущай краски, Роб, — с неожиданной улыбкой сказал Гэб. — Тебе ли тревожиться, раз неизвестность и страх скрыты за плечами могучих соседей, за спинами людей из железа и камня!

— Верно, вот только как бы они сами, невзначай, не перемололи нас со всей нашей мирной жизнью. Известно ведь, веками нет покоя и согласия в Трех Королевствах. Беда то приходит со стороны, то люди находят ее промеж себя, в своей же алчности, корысти и властолюбии. Слышал, наверное, что не так и давно, после очередного нашествия кочевников, разоривших почти весь Гордорин, его король обратился к нашему. Он сказал, что Гордорин ценой своей крови сдерживает на юге не меньшую, но большую опасность, чем Эледар на севере. При том, Эледар, как защитник и покровитель, ест хлеб Келирима, пьет вино Келирима и получает золото Келирима. Своего золота потребовал и гордоринский король. Но наш ему отказал.

— А ты сведущ в королевских делах, — ухмыльнулся Гэб.

— Я простой человек, но не глупец. Я умею слушать и умею думать. Между прочим, читать и писать я тоже умею! — немного нахмурившись, веско заявил в ответ господин Гвин. — А ты владеешь грамотой?

— Едва могу разобрать кое-какие буквы. Так что там вышло у королей?

— Вышло то, что получив отказ, гордоринский король не нашел ничего лучше, как собрать своих лордов (которые в кои-то веки дружно с ним согласились) и двинулся походом, ни много ни мало, на Велирион. Объявил, мол, Келирим, и не королевство вовсе, а сборище торгашей, дойная корова Эледара, и забрать ее – право сильного и вопрос справедливости. Вспомнил какие-то былые времена и уговоры, когда наш король кланялся ихнему и платил золотом. С такими делами армия Гордорина вторглась в наши земли, разграбила несколько селений и держала путь к Велириону, покуда с севера не подоспело эледарское войско во главе с лордом Торианом. Так то мы все чуть не оказались в Гордорине. И не так далеко от Эвина было большое сражение! На наше счастье лорд Ториан на голову разбил гордоринцев.

— Так уж на счастье? Чем одни лучше других?

— А тем, что эледарские короли хоть и берут у Келирима ссуды зерном да золотом, возврата которых никто никогда не видел, они не норовят нами править и не лезут в наши дела, занимаясь своими.

— То есть, не режут дойную корову, пока та дает молоко.

— А хоть бы и так. Не вижу ничего плохого, когда льву хватает ума не жрать целиком корову, которая кормит его из года в год, а корове хватает ума не строить из себя льва.

— А ты, Роб, и вправду сведущ в королевских делах, — опять усмехнулся Гэб, и положив руку на плечо Робу, серьезно добавил: — Кроме шуток!

— Я сведущ в делах таверны, про другое врать не стану. Однако ж, ведомо, что в Гордорине в своих землях нету порядка, а они вздумали прибрать еще и наши! Им не давало покоя наше богатство!

— Ваше?

— Короля, лордов, купцов, горожан, земледельцев. У нас в королевстве с этим полный порядок. Король правит толково, никого не душит и не принижает. Земли наши плодородны, работать мы умеем и живем в достатке. Каждый на своем месте, занят своим делом и не лезет куда не следует. Не то, что в Гордорине! Тамошние лорды только и умеют, что грызться друг с другом да с собственным королем. И простым людям не дают покоя. Мало тем дикарей Келебарского поля, так еще и свои же правители кровь пьют, вместо того, чтоб защищать.    

— Так то оно так, — согласился Гэб. — Но и в Келириме я видел не только достаток. Сколько нищеты в одном Велирионе!

Роб задумался, а после ответил:

— Жаль, конечно, но так устроен мир. И еще, думается мне, та беднота большей частью как раз народ пришлый, вообразивший будто здесь просто так будут хлеб раздавать. Ну или просто пропащий люд.

— Вроде меня, — криво усмехнулся Гэб.

— Не обижайся! Возьмись за ум, и все у тебя наладится. Я помогу. Что ты делал прежде… — тут Роб запнулся.

— Прежде чем уснул в Гервинском лесу?

— Ну… да.

— Был поденщиком в Велирионе, в порту.

— А сам откуда родом?

— Издалека. Может, расскажу как-нибудь.

— Ладно. Ну, а ремеслом ты каким-то владеешь?

Роб вопросительно смотрел на Гэба, а тот молчал довольно долго, прежде чем, как будто бы вспомнив, ответил:

— Да. Я плотник. И по дереву резать умею неплохо.

— Вот так и славно! На это спрос в Эвине найдется. Да и у меня к тебе дело есть! Путников стало больше, и в отцовой гостинице порой не хватает места для постояльцев. Давно думал, а этой весной хочу поставить пристройку. Поможешь мне? Жить будешь пока у меня.

— Договорились, — улыбнулся Гэб. 

 

 

За широкой долиной высилась новая гряда, заканчивающаяся невысоким пологим холмом. У его подножия Тракт расходился на северную и восточную ветви. А на холме стоял город.

— Эвин! – радостно воскликнул Роб.

Свернув влево повозка покинула течение Тракта и поползла вверх по склону, завершая еще одно свое путешествие. Проехала по мосту мимо вырытого в незапамятные времена рва и вала, заросших ежевикой и терном. Город был обнесен топорщащимся на валу частоколом из старого почерневшего дуба. На вершине холма виделись ратуша и храм с колокольней. А мост упирался в кряжистую каменную башню или, скорее сторожку. Ворота ее были открыты. Подле них на табурете, привалившись спиной к замшелой стене, сидел стражник. Его алебарда отдыхала неподалеку.

— Доброго дня, Ноб, и спокойной службы! — поздоровался господин Гвин, остановив повозку.

Кивнул головой и Гэб, рассмотрев стража города. То был мужчина почтенного телосложения, с маленькими глазками и рыжей щетиной на щеках, вылезавших из капюшона, как убежавшее из тесной посуды тесто.

— С возвращением, Роб, — отвечал он. — Как добрался?

— Заходи вечерком, расскажу.

— Непременно! А что это за красавчик с тобой? Не доставит хлопот?

— Это Гэб – мой новый жилец и работник. Я ручаюсь за него.         

— Ну раз так, проезжайте, — усмехнулся стражник. — Увидимся вечером.

— До вечера, Ноб!

Сразу же за воротами, по правую руку, напротив винокурни, где делали тот самый скейвик, путников ждал широкий двор. На нем расположилась гостиница (здание в два этажа, на каменном основании, из деревянного каркаса, с белеными глиняными стенами), конюшня и амбар. Над входом в таверну висела яркая, старательно подновленная вывеска с коронованным змеем и названием.

— У Золотого змея? — спросил Гэб.

— Да, — слезая с повозки ответил Роб. — Говорят, жил когда-то такой в этих холмах. Легенда старая. И название тоже старое. А ты быстро нашел знакомые буквы!

— Картинка помогла, — улыбнулся Гэб и подмигнул.

Тем временем на двор вышли домочадцы Роба Гвина, радостно и тепло приветствуя его. Семья Роба состояла из супруги – женщины весьма приятной и почтенной на вид, достаточно взрослого сына и дочери – пышной румяной девушки. Обняв и расцеловав их всех, Роб посерьезнел и представил им Гэба:

— Поглядите на лошадей и повозку полную всякого добра. Поглядите и на меня, живого и здорового. А теперь, поклонитесь Гэбу, ибо если б не он, не видать вам всего этого.

Так началась новая жизнь Гэба. Раны его заживали, грязь бродяжьей жизни была смыта, справлена Робом и новая одежда. Небольшой Эвин скоро узнал о новом жильце, и Гэб стал понемногу зарабатывать в ожидании весенней робовой стройки.

День тянулся за днем, вот уже и осень походила к концу. Однажды, выполнив очередную работу, Гэб присел тут же у дома заказчика и открыл подаренную Робом флягу с полюбившимся ему скейвиком, дабы передохнуть и промочить горло. Он вытянул ноги, спиной приложился к стене, запрокинул голову и, прислушиваясь к разливающемуся от скейвика по телу успокаивающему теплу, смотрел в серое небо. Скоро закапал дождь, но Гэб, не трогаясь с места, отпил из фляги и подставил лицо под холодные капли.

Вдруг к нему подбежали две девчонки, очаровательные, явно сестры и, пожалуй, погодки лет шести и пяти.

— А почему ты сидишь на земле? — звонким голосом обратилась к нему старшая.

— Больше негде, — развел руками Гэб.

— А почему ты не идешь домой? — присоединилась к расспросам младшая.

— У меня нет дома. Только комната в доме доброго человека.

— Так почему ты не идешь к нему?

Гэб пожал плечами:

— Не хочется. Погода славная.

— Так ведь дождик!           

— Славный дождик.

Девочки в недоумении разглядывали Гэба, пока ни открылась дверь дома напротив. Оттуда выглянула молодая женщина и крикнула детям:

— Дождь расходится, а ну скорее в дом, пока не промокли!

Девочки посмотрели на мать, обернулись на Гэба, засмеялись и убежали в дом. Гэб проводил их взглядом и снова уставился в небо.

— А ты что сидишь? — вдруг услышал он голос женщины, которая по-прежнему стояла в дверях. — Я знаю тебя, ты Гэб, который живет у господина Гвина в «Золотом змее». Я помогаю там ему иногда по хозяйству и видела тебя. Давай-ка, заходи в дом! Накормлю тебя ужином.

Удивленный Гэб послушно поднялся, отряхнул то на чем сидел и зашел в дом.

— Я – Дариона. Узнал меня?

— Да. Теперь узнал.

— Садись за стол, ужин скоро будет готов.

Гэб устроился за столом, где уже сидели, внимательно разглядывающие его, девочки.

— Это мои кролики, Мира и Тини, — представила их Дариона, приобняв за плечи и поцеловав в макушку по очереди каждую из называемых.

Девочки хохотнули, однако, не сговариваясь, решили представиться по-своему. Они встали из-за стола, прихватили пальцами свои платьица и сделали по изящному реверансу, будто находились не в тесной кухне захолустного домишки, а в торжественном зале замка на приеме у благородного лорда.

— Мириона, — скромно и с достоинством промолвила старшая.

— Тианора, — вторила ей младшая.

— Ох! Тианора! — улыбнулась хозяйка.

А следом Тианора, позабыв о манерах сказала:

— А тебя мы знаем! Ты – Пьяный Гэб.

— Тини! — шикнула на нее мать, а Мира прыснула смехом.

— Но все в городе так его называют!

—Тини, — уже строже повторила Дариона и усадила нахмурившуюся дочку обратно за стол.

Гэб же поднялся, прижал руку к груди и поклонился.

— Пьяный Гэб к вашим услугам, почтенные дамы, — с улыбкой проговорил он. Однако, заметив любопытный взгляд Дарионы, вернулся за стол, смущенно опустив голову и руки.

 Хозяйка хлопотала у очага.

— А где ваш отец? — наконец решил спросить Гэб.

— Да уж, где… — едва послышался ответ.

Гэб увидел, как Дариона поджала губы, а девочки странно примолкли.

— Под стеной храма, — продолжила хозяйка. — Поехал в Велирион, на стройку тамошнего храма Благих Небес, что затеял король. Говорил, вернется богачом, будет дочкам приданое, — горько улыбнулась Дариона. — Но сорвался там с высоты. Привезли заколоченным…

Женский голос осекся.

— Соболезную, — глухо проговорил Гэб. — Тяжело тебе наверно одной с двумя дочками.

— Ничего. Три года мы уже без него. Справляюсь.

Мира, подперев кулачком подбородок смотрела в огонь очага, а Тини задумчиво водила пальцем по столу.

— А вам нравятся игрушки? — обратился к ним Гэб.

— Конечно, — мечтательно протянула Мира.

— Я мог бы вырезать для вас из дерева какие-нибудь фигурки. Хотите?

— Да! — разом воскликнули девочки.

— И кого бы вы хотели?

— Принцессу. И рыцаря, — ответила Мира.

— А я – единорога, — поразмыслив сказала Тини.

— Сегодня же займусь ими. Нет, лучше завтра с утра!

— А скоро будут готовы? — полюбопытствовала Мира.

— Постараюсь поторопиться, — улыбнулся Гэб. — Хотя нет, не буду спешить. Надо бы сделать их с душой. Будут очень красивые, как живые…

— Ужин готов! — объявила Дариона, прервав их мечтания. — У нас сегодня карп! Купила утром на рынке у монахов. Правда здорово?

— Да, здорово, — согласилась Мира.

— Цыпленка бы… — подала голос Тини.

— Ага! А лучше лебедя или вепря на вертеле! — Дариона потрепала Тини по голове, взъерошив волосы. — Ничего, осень считай кончилась, и скоро уже середина зимы, Гвель – день поворота солнца на весну. Украсим дом омелой и остролистом, будем жечь большущее полено в Долгую ночь и устроим настоящий пир, зажарим целого гуся!

— Да-да-да! — захлопала в ладоши Мира. — А еще, мы с подружками будем петь соседям и соберем целый мешок подарков и вкусностей!

— Обязательно, Мира!

— А вдруг солнце в этот раз не захочет возвращаться к нам? — промолвила тихо Тианора. — Вдруг Долгая ночь не кончится?

Слова ребенка остались бы незамеченными, если б ни Гэб. Он как-то жутковато замер и пристально смотрел на Тини, словно заданный ею вопрос был для него крайне важен, и он с тревогой ждал ответа на него.

— Глупости, — поглядывая на Гэба, сказала Дариона. — Долгая ночь кончится, и свет начнет прибавляться с каждым днем. Будет новая весна и новое лето с солнцем, теплым ветром и зеленой травой!

Дариона заметила, что теперь Гэб также завороженно смотрит на нее, и ей стало не по себе.

— Ты чего не ешь, Гэб? Не вкусно?

— Что ты! Очень-очень вкусно, — разбив оцепенение, ответил Гэб и принялся старательно есть. 

— Ты прости, но у нас нет ни эля, ни вина. Только отвар на малине. Можешь плеснуть туда своей жгучки.

— Жгучки-вонючки, — пробормотал Гэб.

— Да уж! — засмеялась Дариона. — И как вы ее пьете?

Смех Дарионы прозвучал по-детски, как серебряный колокольчик. И Гэб почувствовал что-то странное, чуждое и пугающее. Словно этот колокольчик прозвенел в мертвой темноте, потревожил, разбередил ее. Словно на засохшее черное дерево упала капля дождя.

А настоящий – осенний холодный дождь тем временем разошелся не на шутку. Гэб услышал, как вода забарабанила по медному тазу, и глянул туда.

— Это наша крыша, — смущенно улыбнулась Дариона.

— Нет, — возразил Гэб. — Это дыра в вашей крыше. Уже темнеет… Но завтра я починю!

— Спасибо, — опять улыбнулась хозяйка, но добавила: — Вот только, ни на рыцаря с принцессой и единорогом, ни на починку крыши, денег у нас, боюсь, не найдется. Так что не стоит, таз справляется.

Гэб помолчал немного, а после сказал:

— Ну, за единорогов и принцесс со мной расплатятся любезные Мириона и Тианора, своими улыбками. Давно я не получал столь ценной награды. А крышу без прорех будем считать благодарностью за ужин. Договорились?

Гэб посмотрел на Дариону и только теперь увидел ее глаза, взгляд обращенный на него. Свет и тепло, которые лучились в ее взгляде, обволакивали его, наполняли жизнью и радостью, как первое весеннее солнце после долгой зимы. Вновь шевельнулась потревоженная темнота. Что-то неведомое почувствовал Гэб, неведомое и запретное. Недозволенное ему его судьбой. Запрещенное им самим самому себе.           

    

 

   Поздним вечером того дня Гэб сидел у большого камина в «Золотом змее». Он был здорово пьян и рассказывал Робу и его сыну истории о дальних землях. Тут к ним подошел один из местных, крупный парень с винокурни.

— Ну и здоров ты болтать языком, Пьяный Гэб! — пророкотал он. — Послушать тебя, все ты знаешь, все видел!

— Может, чего и видел, — тихо буркнул Гэб.

— Ну да! Ну да! — разжигал в себе пьяную злобу и, широко разевая рот, продолжал реветь горожанин. — И горы, и моря, и земли горцев, и подземелья с нечистью, и Темный рубеж! Может и орков видел?

— Может и видел, — опять тихо пробормотал Гэб, глядя в огонь очага.

— И какие же они по-твоему?

Вдруг что-то переменилось в Гэбе. Он смерил хмельным взглядом прицепившегося к нему спорщика, и в ответ на его вопрос громко и неожиданно ядовито спросил:

— А какие они по-твоему? Должно быть, занятные зеленокожие злодеи из бабушкиных сказок про путешествия через горы? А может, тебе лучше спросить про орков у людей, что живут на севере Эледара? Людей, которые гибнут от их волнистых клинков, раны от которых никогда не заживают, а только гниют. У людей, чьи дома они грабят и жгут, чьих жен и детей угоняют в рабство. А? Может, спросишь у них? Ладно, — снисходительно махнул рукой Гэб и подался вперед, — так и быть, я расскажу тебе. Возьмем какого-нибудь захудалого орка. Будет он покрупнее тебя и весь из костей и мускулов, крепкий как бык, с кулаками с твою голову и силой двух дюжих мужчин. Чуть ли ни с рождения его отобрали у матери и поставили на нем клеймо отца, чтобы отличать от других. Потому что он брошен в стаю таких же как он, кто младше, кто старше. В этой стае нужно драться за каждый кусок, и выживет тот, кто сможет отнять у других и отбить свое. Он живет в каменной пещере, охотится на чудовищ Дикой земли, как на дичь, совершает набеги на людей и воюет с другими кланами орков. Все время, всю свою жизнь. Непросто воюет, он поклоняется священной Вечной войне, это его божество! Вряд ли в нем осталось место для страха, потому что все естество его пропитано жаждой крови и наживы, разрушения и осквернения того, что не может унести с собой. И еще – ненавистью. Впредь живи и знай, что тебя ненавидят десятки тысяч этих прирожденных убийц.  Ненавидят прямо сейчас, завтра и всю твою жизнь, сколь бы долгой она ни была.

Гэб поднялся, подошел к горожанину и уткнул ему в грудь указательный палец.

— Именно тебя они ненавидят! Тебя, ничтожного белого червя, занимающего земли их предков, пока ненавистные эледарцы держат их за Темным рубежом, среди стылых северных скал и долин. И нет для каждого из них большей радости, чем прийти к твоему дому. Забрать все, что у тебя есть. Забрать твою жену и сделать с ней все что им захочется, — Гэб широко и неприятно улыбнулся. — Забрать детей, которые до их смерти будут его рабами. А остальное сжечь, истребить! И, конечно, — еще шире и неприятнее улыбнулся Гэб, — добраться до тебя. Вскрыть тебя своим мечом, вырвать и пожрать твою печень, — Гэб ткнул горожанина в правый бок, — и сердце, — палец Гэба полоснул горожанина по груди.

А тот стоял и молчал. Другого за сказанное он вышвырнул бы из таверны. Но было что-то в словах, в голосе и в самом Гэбе, что заставляло горожанина молчать. Слишком живые и настоящие из далекой тьмы неизвестности появились орки и подобрались к нему. Их оживили слова этого проклятого бродяги и пьяницы. Или нет? Наоборот, слова его были столь живы, потому что их породило дыхание свирепых безжалостных созданий древнего мира. Горожанин молчал, лицо его скривилось в нелепой скорбной гримасе, рот был открыт, а с оттопыренной нижней губы стекала слюна. Было видно, что внутри него кричит и плачет маленький ребенок, которому рассказали слишком страшную сказку. Молчали и бывшие рядом, завороженно глядя на Гэба. Однако, тому показалось мало и он продолжил, склонившись к уху бедолаги и понизив голос, так что и остальные потянулись ближе к нему.

— Но услышав сказанное мной, ты должен знать еще кое-что, — Гэб закивал головой и в задумчивости наставника потер рукой свой щетинистый подбородок. — В этом мире… Да-да, — Гэб обвел мутными глазами таверну, — в этом самом мире, в твоем уютном, знакомом и весьма симпатичном мирке есть кое-что гораздо хуже орков. Порождения Тьмы и Ужаса, чей взгляд выжигает твою душу дотла. Дотла! — вскрикнул Гэб, схватив горожанина за плечи и заставив его вздрогнуть. — Да! Я видел их! Я смотрел в их глаза!