Москва за панорамным окном двадцать пятого этажа напоминала гигантский, плохо настроенный телевизор: все рябило серым, черным и тревожно-красным. Ноябрьская слякоть внизу, на Садовом, смешивалась с огнями бесконечной пробки, превращаясь в грязное, светящееся месиво.
В переговорной бюро «S-Line» пахло озоном от кондиционера и слишком крепким эспрессо, который уже успел остыть.
— Вера, ну я даже не знаю... — Полина, жена заместителя кого-то очень важного в министерстве, капризно надула и без того пухлые губы. — Это все как-то... стерильно, что ли. Где размах? Где, понимаете, ощущение, что жизнь удалась?
Вера Смирнова, ведущий дизайнер и совладелица бюро, усилием воли удержала на лице профессиональную, слегка снисходительную улыбку. Она нажала кнопку на кликере, и на огромном экране сменился слайд. Рендер гостиной проекта «Penthouse Lusso». Холодный бетон, идеально выверенные линии, итальянский диван цвета «мокрый асфальт» и рейки из американского ореха. Пятый проект подряд с этими рейками. Вера чувствовала себя не творцом, а сборщиком мебели в Икее, у которого осталась одна инструкция на все случаи жизни.
— Полина, это минимализм с элементами индустриального шика, — голос Веры звучал мягко, успокаивающе. — Сейчас в Милане тренд на «тихую роскошь». Мы не кричим о деньгах, мы шепчем.
— Да скучно мне от вашего шепота! — Полина откинулась в кресле, звякнув золотыми браслетами. — Я хочу, чтобы гости зашли и ахнули. А тут... Офис какой-то. Вера, милая, а можно вот сюда, в центр, люстру? Большую такую, хрустальную, каскадом? И может быть, золото добавим? Не матовое это ваше, латунное, а нормальное, блестящее?
Внутри Веры что-то глухо звякнуло и осыпалось. Как тот самый дешевый гипсокартон. Она смотрела на свой выстраданный, стильный, пусть и мертвый проект, и понимала: сейчас она его убьет. Своими руками.
— Конечно, — сказала она вслух. — Мы можем рассмотреть вариант с ар-деко. Золото и хрусталь. Я дам задание визуализаторам добавить... воздуха.
Полина просияла.
— Вот! Я знала, что мы договоримся. Вы же профессионал.
Когда за клиенткой закрылась тяжелая стеклянная дверь, Вера обессиленно опустила голову на прохладную поверхность стола переговоров.
— Ты гений, Верка, — в комнату, благоухая сложным нишевым парфюмом, вплыл Стас. Он был подтянут, модно пострижен и энергичен до тошноты. — Я слышал, как ты её уломала. Золото так золото. Зато смету на свет можно умножать на три. Итальянцы нам спасибо скажут.
Он подошел к столу, начал сгребать бумаги в папку.
— Слушай, мы сегодня с ребятами идем в «Dr. Живаго» обмывать контракт с сетью фитнес-клубов. Погнали? Тебе надо развеяться. А то сидишь, как моль в обмороке.
Вера подняла на него глаза. Стас был её партнером десять лет. Они начинали в полуподвале, мечтали делать русский дизайн, который потрясет мир. А теперь они обсуждали, как продать подороже хрустальные висюльки.
— Не могу, Стас. Голова раскалывается.
— Ну как знаешь. — Он пожал плечами, не особо расстроившись. — Кстати, посмотри завтра смету на ресторан. Там заказчик хочет сэкономить на плитке, надо убедить его, что это самоубийство.
Стас вышел. Вера медленно собрала вещи. Её взгляд упал на край стола, где под ворохом распечаток с цифрами и договорами лежал её старый скетчбук с черной обложкой. Она не открывала его полгода. Кажется, там, на последней странице, был набросок деревянного наличника, который она увидела летом в Суздале. Или нет? Она уже не помнила.
Вера сунула скетчбук в сумку, не открывая.
***
В салоне «Вольво» было тихо и сухо, как в капсуле космического корабля. Снаружи бушевал ноябрь: дворники монотонно смахивали мокрый снег, превращая мир в размытые пятна. Пробка на Садовом стояла намертво. Красные стоп-сигналы впереди сливались в одну сплошную кровоточащую линию.
Телефон на пассажирском сиденье коротко вибрировал, загоревшись в полумраке салона.
Олег.
Сердце пропустило удар — старая, рефлекторная привычка, от которой Вера никак не могла избавиться. Раньше сообщения от Олега вызывали улыбку. Теперь — спазм в желудке.
Она взяла телефон.
«Вер, адвокат подготовил доп. соглашение. Надо подписать до пятницы. Не тяни, мне нужно закрыть вопрос с квартирой, мы хотим начать ремонт».
«Мы».
Это короткое местоимение резало больнее, чем весь текст. «Мы» — это теперь Олег и его двадцатипятилетняя ассистентка Катя. Та самая, которая путает рококо и барокко, зато отлично умеет смотреть в рот мужчине.
Вера посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Идеальная укладка, несмотря на конец рабочего дня. Кашемировое пальто цвета «кэмел». Дорогие серьги. Ей сорок лет, у неё свой бизнес, машина премиум-класса и... абсолютная пустота внутри. Глаза в зеркале смотрели устало и равнодушно, как окна заброшенного дома.
Она бросила телефон обратно на сиденье. Отвечать не стала.
***
Квартира встретила её умной тишиной. Щелкнул замок, датчики движения плавно зажгли свет в прихожей — теплый, рассеянный, сценарий «Релакс».
Вера сбросила туфли, которые весь день безжалостно сжимали ступни, и прошла по дубовому паркету босиком. Интерьер её собственной квартиры был безупречен. Журнал «AD» снимал его два года назад. «Торжество вкуса и лаконичности» — так называлась статья.
Здесь было чисто. Стерильно чисто. Ни одной лишней вещи, ни одной пылинки. И ни одного запаха жилья.
Вера зашла на кухню — остров из натурального камня холодил руку. Открыла огромный встроенный холодильник. На освещенных полках одиноко стояли: початая бутылка «Пино Гриджио», упаковка засохшего пармезана и банка с гидрогелевыми патчами.
Это было смешно и страшно одновременно. Натюрморт успешной независимой женщины.
Она достала вино, плеснула в бокал, не заботясь о температуре. Прошла в гостиную и опустилась на диван, который стоил полмиллиона. Тишина давила на уши, как вата. Вера хотела включить музыку, потянулась к пульту, но рука замерла.
Взгляд уперся в пустую полку под телевизором. Там было светлое пятно на шпоне, где раньше стоял проигрыватель и коллекция винила. Олег забрал всё. Свой джаз, свой рок, свои провода. Он вычистил из этой квартиры звук, оставив Вере только идеально подобранные подушки.
Она сделала глоток вина. Оно показалось кислым.
Внезапно захотелось завыть. Громко, некрасиво, по-бабьи. Но Вера только крепче сжала ножку бокала. Она сидела в центре своей идеальной жизни, в центре многомиллионной Москвы, и чувствовала себя такой же пустой, как та полка для пластинок.
Завтра снова надо было ехать в офис. Снова улыбаться Полине. Снова выбирать золото.
Вера закрыла глаза, мечтая только об одном: чтобы завтра не наступало как можно дольше.
