Вода здесь звучала иначе. Не как городской фонтан и не как прибой. Это был низкий, вибрирующий гул, который ощущался не ушами, а диафрагмой. Тяжелая, темная вода перекатывалась через пороги, создавая идеальный «белый шум» — плотный, маслянистый, без единого резкого всплеска.

Агния проверила индикаторы на рекордере Zoom H6. Стрелки едва дрожали в зеленой зоне. Идеально.

Она сняла наушники и огляделась. Каньон реки Белой напоминал каменный мешок. Стены из серого гранита, поросшие мхом, уходили вверх метров на тридцать, отсекая ветер и любые звуки цивилизации. Здесь не ловил телефон, не летали самолеты, даже птицы, казалось, боялись нарушить эту торжественную акустику.

Именно то, что ей было нужно для финального трека. «Звук абсолютного одиночества».

Агния поморщилась, поправив лямку рюкзака. Синтетическая ветровка шуршала. Джинсы при каждом движении издавали едва слышный, но раздражающий скрип ткани о ткань. Для обычного уха — ерунда. Для её сверхчувствительных направленных микрофонов — катастрофа. Любое шуршание одежды на записи будет звучать как треск рвущегося картона.

Решение пришло само собой. Здесь никого не было на тридцать километров вокруг. Егерь на кордоне сказал, что «Зона-4» закрыта для туристов из-за угрозы оползней, и взял двойной тариф за то, чтобы «забыть», что видел её машину.

Агния стянула кроссовки. Прохладный воздух тут же лизнул щиколотки. Следом на камни полетели джинсы и футболка. Оставшись в белье, она заколебалась лишь на секунду. Лифчик мог скрипнуть косточкой. Трусики с кружевом могли создать статический треск.

— К черту, — прошептала она.

Когда последняя деталь гардероба упала на кучу одежды, Агния почувствовала странную легкость. Кожа мгновенно покрылась мурашками — воздух у воды был влажным и прохладным, — но это было приятное чувство. Чувство зверя, вернувшегося в нору.

Она выбрала огромный валун, наполовину выступающий из воды. Камень был серым, шершавым и теплым — он успел нагреться за день, несмотря на тень от деревьев. Левый его бок покрывал ковер из ярко-зеленого, пружинистого мха.

Агния забралась на камень. Ступни приятно утонули в мягком мхе, бедра коснулись твердого гранита. Она приняла позу, в которой могла сидеть часами, не шевелясь: откинулась назад, опираясь на правую руку, ноги слегка согнула в коленях, скрестив лодыжки. Тело расслабилось. Теперь она была частью этого пейзажа. Гладкая кожа, светлые волосы, серый камень и темная вода. Ничего лишнего.

Она снова надела наушники, включила запись и закрыла глаза.

Мир расширился. Теперь она слышала, как жук точит кору на сосне в пяти метрах от неё. Слышала, как капля срывается с папоротника. Слышала собственное сердцебиение — глухое, размеренное тум-тум, тум-тум.

Прошло десять минут. Или тридцать. Время растворилось в потоке звука.

А потом она услышала Это.

Щелчок.

Сухой, короткий звук. Не ветка, упавшая сама по себе. Не животное. Это был звук металла, ударившегося о пуговицу или молнию. Или звук затвора камеры.

Агния распахнула глаза.

Сердце пропустило удар, сбив ритм дыхания. Она медленно, стараясь не делать резких движений, повернула голову в сторону берега, туда, где начинался густой подлесок.

Сначала она ничего не увидела. Только стволы сосен и игру теней. Но инстинкт, древний, как этот лес, кричал: на тебя смотрят.

Взгляд Агнии зацепился за тень, которая была слишком правильной формы.

Метрах в пятнадцати от неё, прислонившись плечом к дереву, стоял мужчина.

Он не прятался. Он просто стоял абсолютно неподвижно, сливаясь с корой благодаря темно-зеленой куртке. На груди у него висел бинокль, но смотрел он не в него. Он смотрел на неё прямо, открыто.

Агния замерла. Первая реакция — вскрикнуть и закрыться руками — умерла в зародыше. Это было бы глупо. Он уже видел всё. Каждую родинку, каждый изгиб, то, как напряглись её соски от холода.

Она медленно сняла наушники, позволив им повиснуть на шее. Шум реки ударил по ушам, теперь уже без усиления, но этот звук больше не успокаивал. Он отрезал пути к отступлению.

Мужчина сделал шаг вперед. Хрустнула ветка. Теперь Агния могла его рассмотреть. Высокий, широкоплечий. Лицо, заросшее темной щетиной, казалось высеченным из того же гранита, на котором она сидела. В его глазах не было похоти, которую она привыкла видеть у мужчин в барах. В них было что-то хуже. Холодное, оценивающее спокойствие хищника, который нашел на своей территории чужака.

— Красивый кадр, — произнес он. Голос был низким, хриплым, словно он давно ни с кем не разговаривал. Он перекрывал шум воды, не повышая тона.

Агния почувствовала, как кровь приливает к щекам, но не от смущения, а от злости и страха. Она гордо вскинула подбородок, не меняя позы.

— Вы давно там стоите? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Достаточно, — ответил он, подходя к урезу воды. Тяжелые ботинки уверенно ступали по скользким камням. — Достаточно, чтобы понять: вы либо очень смелая, либо идиотка.

Он остановился в двух метрах от её камня. Теперь он возвышался над ней. Агния остро ощутила свою наготу. Без одежды она была безоружна, лишена статуса, лишена защиты. Только мягкая плоть против грубой ткани его экипировки.

— Это частная территория, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, но Агния заметила, как его взгляд на долю секунды скользнул вниз, по её груди, животу, к скрещенным ногам, и вернулся обратно. В этом коротком движении глаз было столько тяжелого, скрытого жара, что у неё пересохло в горле.

— Здесь нет забора, — парировала она.

— Забора нет, — согласился он, делая еще один шаг. Теперь он был на расстоянии вытянутой руки. От него пахло табаком, оружейным маслом и лесом. — Есть я.

Агния поняла, что её одежда лежит на берегу, за его спиной. Чтобы одеться, ей придется пройти мимо него. Или попросить его подать вещи. Оба варианта казались унизительными.

— Отвернитесь, — потребовала она.

Уголок его рта дернулся в едва заметной усмешке.

— Зачем? Я уже всё видел. Вылезай. Вода ледяная, заболеешь.

Это прозвучало не как забота. Это был приказ.