Лорд Листер, готовый к путешествию, стоял в своем лондонском доме напротив своего друга Чарли Бранда. Закуривая сигарету, он несколько нервно поглядывал на свои сундуки и чемоданы.

— Значит, ты действительно хочешь уехать без меня? — спросил его друг.

— Да, мой дорогой, — последовал ответ. — Мне нужно взять отпуск. Я покину Лондон всего на четыре недели. Мне нужен покой после нашего последнего крупного трюка. Мои нервы немного расшатаны, и я испытываю потребность оказаться там, где не буду то и дело видеть инспектора Бакстера из Скотланд-Ярда и его помощника, превосходного Мархольма, по прозвищу Блоха.

— При нынешнем состоянии моих нервов я вполне мог бы обойтись с этими господами невежливо, а ты ведь знаешь: я не люблю действовать грубо.

— Но куда же ты хочешь отправиться? — спросил Чарли Бранд.

— Да, куда? — нерешительно ответил лорд Листер. — Постой-ка, давай посмотрим в путеводителе, когда отправляется первый экспресс на Париж.

— Хочешь развеяться в городе на Сене? — спросил Бранд.

— Нет, старина, — прозвучал ответ. — Тут ты сильно ошибаешься. В Париже, среди миллионов денег и бриллиантов, я не смог бы заставить себя просто развлекаться.

— Несомненно, во мне проснулась бы старая воровская натура, и я принялся бы за работу с таким лихорадочным рвением, какое мыслимо лишь в Лондоне или Нью-Йорке.

— Но постой, придумал!

— Я поеду через Париж на Ривьеру, отправлюсь в прекрасную Геную и спокойно наслажусь отпуском в Италии, как самый обычный английский турист.

— Ты, мой милый Чарли, останешься здесь, посторожишь дом и сразу же телеграфируешь мне, если случится что-то особенное.

— В Италии меня еще не знают в моем истинном обличье. Там еще никто ничего не знает о Джоне Раффлсе, которого преследует полиция за то, что он отбирает деньги у миллионеров и возвращает их бедным обманутым людям.

— В Италии я все еще слыву богатым и знатным лордом Листером, который весьма щедр на подарки и чаевые и которого так любят и бедные и богатые за то, что он добросердечный, любезный аристократ.

— Затем я отправлюсь в Рим и навещу там моего старого друга, немецкого художника профессора Громбека. Мы знакомы еще с прежних времен, когда я был страстным коллекционером дорогих картин.

— Думаю, когда пройдут четыре недели одиночества, я приглашу тебя к себе.

Раффлс уже несколько недель наслаждался восхитительной весенней погодой на Ривьере.

Но беспокойная кровь в его жилах, вечно жаждущая новых приключений, не могла долго оставить его в покое.

Находясь в знаменитом международном курорте Рапалло, он смертельно скучал. Обер-кельнер отеля, где он остановился, подал ему список постояльцев.

Он уже хотел было записаться как мистер Смит из Лондона, когда внезапная мысль пришла ему в голову и заставила улыбнуться. Решительно он написал:

Инспектор полиции Бакстер,

Скотланд-Ярд, Лондон.

«Что бы сказал мой смертельный враг, — подумал он, посмеиваясь про себя, — если бы узнал, что я проживаю здесь под его именем! — —»

Два дня спустя он прочел в маленьком еженедельнике, выходящем в Рапалло на итальянском языке во время купального сезона, следующее:

«Великая знаменитость в области охоты на преступников пребывает в нашей среде уже несколько дней. Это инспектор Бакстер из лондонского главного полицейского управления».

Далее следовало перечисление героических деяний Бакстера.

«Что ж, я убежден, — подумал Раффлс, смеясь при чтении этих строк, — что это сообщение в газете непременно будет иметь последствия».

Он не ошибся. Уже на следующий день он нашел в своем номере срочную телеграмму следующего содержания:

«Инспектору Бакстеру, пребывающему: Рапалло,

Отель Аль Канчеллерио,

Прошу немедленно прибыть во Флоренцию по неотложному делу. Строжайшая секретность. Срочно!»

Телеграмма была подписана известным профессором доктором Чьатти, директором Королевских музеев и художественных собраний во Флоренции.

«Что за неотложные дела могли случиться во Флоренции? — подумал Листер про себя. — В этом тихом, прекрасном городе, где искусство прошлого играет большую роль, чем жизнь нынешнего времени?»

Имя отправителя телеграммы позволяло предположить, что речь идет о важном музейном деле.

Раффлс немедленно отправился во Флоренцию.

«Ну что ж, — пробормотал он про себя, — давайте-ка разок сыграем роль сыщика».

Директор Чьатти находился во всемирно известной Галерее, когда Раффлс велел доложить о себе на его вилле.

Но едва он назвал слуге имя инспектора Бакстера, как тот подозвал проезжавший мимо наемный экипаж и попросил Раффлса немедленно ехать к зданию Музея, где его ждал директор.

Это был как раз тот день, когда вход в Музей бесплатен для посетителей; когда Раффлс вышел у входа и вступил в колоннаду, образующую своего рода вестибюль, к дверям устремилась пестрая интернациональная толпа.

Все залы были заполнены публикой.

Ведомый служителем, Великий Неизвестный прошел через длинный ряд великолепных помещений. Драгоценные, украшенные золотом потолки этих залов, искусно инкрустированные полы, художественная резьба по дереву на дверях — все это, казалось, служило лишь обрамлением.

Все стены сверху донизу были увешаны картинами, каждая из которых, вставленная в тяжелую раму, стоила целого состояния, многие даже состояния миллионера.

Особенно многолюдно было в круглом зале Галереи, где висело главное украшение всей коллекции — знаменитая Мадонна Рафаэля.

Когда лорд Листер быстрыми шагами проходил мимо, через широко распахнутые высокие двери до его ушей донесся громкий гул восхищения. На всех возможных языках слышались возгласы удивления и восторга.

В непосредственной близости находились помещения, где располагался секретариат, и служебный кабинет директора Музея, куда теперь вошел Раффлс.

Директор, пожилой, почтенный господин с характерной внешностью ученого, приветствовал его.

— Я очень благодарен вам за то, что вы немедленно откликнулись на мою просьбу, — произнес он. — Мы находимся здесь в величайшем затруднении, и я полагаю, что только вы, уважаемый господин Бакстер, можете помочь нам в этом случае.

— Если скромные силы английского детектива могут послужить искусству... — с улыбкой ответил Раффлс.

— В данном случае речь идет о преступлении беспримерной дерзости, — рассказал директор. — Короче говоря: дело касается нашей драгоценной Мадонны Рафаэля.

— Но я ведь только что мельком видел ее, проходя мимо, — заметил Раффлс.

— Да, ежедневно сотни и тысячи людей видят ее, — ответил профессор Чьатти, — и все же — и все же то, чем восхищается толпа, не Мадонна Рафаэля, а нечто иное.

Возглас удивления невольно сорвался с губ Великого Неизвестного. И то, что он услышал, было действительно весьма примечательно.

Мадонна Рафаэля с незапамятных времен находилась во владении флорентийского Музея.

Будучи особо ценным экспонатом, эта картина охранялась еще строже, чем другие сокровища, да, она даже находилась под личным надзором директора.

О малейшем повреждении картины или даже рамы надлежало немедленно докладывать директору. Каждую субботу он лично тщательно осматривал картину.

В один из таких дней при осмотре его охватило странное ощущение. Хотя за двадцать лет службы в Королевском собрании Флоренции он почти привык к гению Рафаэля, он все же не мог удержаться от того, чтобы каждый раз заново восхищаться Мадонной.

Но на этот раз к восхищению примешались своеобразные ощущения.

Ему казалось, будто черты Мадонны мало, совсем мало, незаметно ни для кого, изменились, будто пейзаж, окружавший чудесный образ, приобрел иной характер.

Это был Рафаэль, и все же не тот, одаренный Богом художник, это был не совсем этот великий мастер, или, быть может, нечто большее — Мадонна Рафаэля и что-то еще...

Профессор Чьатти провел целый день наедине с картиной. И когда вечером, бледный и изможденный, он покинул круглый зал картинной галереи, ужасный факт стал для него очевидным:

Мадонну Рафаэля подменили!

Сначала он не поверил своим глазам!

И все же — это было так!

Как же возможно, что за эти восемь дней столь строго охраняемую картину вынесли, а на ее место повесили хорошую копию!

И то, что здесь имеют дело с подделкой, весьма искусной подделкой, для профессора Чьатти было несомненным. Лишь искусный живописец, да, только известный мастер мог скопировать эту картину так, что это не бросилось в глаза ни одному из многочисленных посетителей Музея.

И еще одно было ясно директору: рано или поздно подмена станет достоянием гласности, и тогда ему, всему его существованию придет конец! По мнению света, только он мог подделать картину.

Таким образом, он подвергался большой опасности оказаться перед судом и попасть в тюрьму. В ближайшие недели во Флоренции должна была состояться международная конференция по сохранению предметов искусства, и было почти неизбежно, что тогда подмена знаменитой картины обнаружится.

Прежде чем дело дойдет до этого, нужно было найти выход. Вся его надежда теперь возлагалась на инспектора Бакстера из Скотланд-Ярда! — —

Задумчиво покинул Великий Неизвестный директора Музея.

Он ненавидел совершение подобных краж. Конечно, в свое время он похитил знаменитую картину Мурильо (см. № 15: «Серебряный Апостол»), но он уже давно вернул ее обратно, а из музея он вообще никогда ничего не крал.

Ибо он был убежден, что сокровища искусства в подобных учреждениях доставляют беднякам бесплатное наслаждение, какое иначе могут позволить себе лишь миллионеры.

Он очень хорошо понимал, что здесь имеют дело не с обычным вором. И он решил взять преследование на себя.

Он знал, как строго охраняются картины.

Снять со своего места большую, тяжелую картину, прикрепленную к стене надежным замком, и повесить вместо нее другую, в точности похожую, — это был шедевр, далеко превосходящий все прочие плутни.

Но как найти вора?

До сих пор все поиски, которые директор предпринял в полной тишине, ничего не дали, ровным счетом ничего!

Сведения, которые он собрал о лицах, посещавших Музей чаще всего, также ни к чему не привели. Говорили, что в последние недели, когда Флоренция была наводнена иностранцами, как особо частые посетители Музея привлекли внимание лишь два человека: молодой человек и дама очень знатной наружности.

Но молодой человек лишь копировал с ведома директора небольшую картину и сразу после этого уехал. Дама тоже, по всей вероятности, уже покинула Флоренцию, так как вот уже несколько недель ее больше не видели.

Погруженный в мысли, Джон Раффлс шел по берегу Арно, по Лунгарно, красивейшей улице Флоренции с ее фешенебельными отелями и живописным видом на холмы и леса.

Вдруг он услышал громкие крики: «Giornale di sera!» — «Вечерняя газета!» — «Труп в парке Кашине!»

Мальчишка-газетчик бежал навстречу Раффлсу с пачкой вечерних газет под мышкой. Великий Неизвестный дал ему медную монету и купил номер.

То, что он там прочел, казалось весьма заурядным случаем. В городском парке Флоренции, в так называемом Кашине, был найден труп мужчины, опознанного как тридцатилетний холостяк Карло Пазини.

Пазини был незначительным торговцем древностями, или, собственно, посредником, одной из тех фигур, которыми кишит Флоренция и которые порой весьма докучают иностранцам.

Пазини был довольно опустившимся субъектом, он пил и играл, и в самые последние дни, должно быть, проиграл довольно значительную сумму, далеко превышавшую его обычные доходы. Откуда у него были эти деньги, неизвестно.

Как утверждали соседи Пазини, у покойного, должно быть, был богатый покровитель, американец. Мужчина часто хвастал, что может получить от него столько денег, сколько захочет.

Но, несмотря на это хвастовство, Пазини постоянно пребывал в больших денежных затруднениях, и в этом, вероятно, и крылась причина его самоубийства.

То, что Пазини не стал жертвой преступления, а покончил с собой, доказало медицинское освидетельствование, проведенное немедленно.

На трупе была глубокая колотая рана.

Рядом лежал кинжал, которым несчастный лишил себя жизни. В карманах покойного нашли 3 лиры 70 чентезими медью и золотые часы.

Раффлс стоял, прислонившись к каменному парапету, и держал газету в руке. Собственно, в этом сообщении не было ничего примечательного, и все же — почему его мысли, которые только что были заняты кражей картины, теперь продолжали заниматься этим?

Вдруг мысль пронзила мозг Великого Неизвестного, острая и яркая, как молния.

Раффлс сам не мог объяснить себе почему. Но он вдруг с большой уверенностью понял, что между обоими событиями, о которых он узнал в этот день, между кражей картины и найденным трупом, существует какая-то связь.

Он принял решение пойти дальше по следу предполагаемого самоубийства.

В морге покойного уже не было. Словно полиция спешила избавиться от трупа, тело Пазини в тот же день было передано в распоряжение его семьи.

Раффлсу показали оружие, которым торговец древностями якобы совершил самоубийство.

Это был простой кинжал, какие итальянцы часто используют в драках, но при ближайшем осмотре оружия от острого взгляда Великого Неизвестного не ускользнуло, что кинжал, должно быть, долгое время лежал без употребления.

Он также обнаружил несколько отпечатков пальцев на рукоятке, и эти следы со всей определенностью указывали на то, что они оставлены человеком, не привыкшим с ним обращаться.

Раффлс ясно увидел своим мысленным взором, как держали оружие, и этого ему было достаточно, чтобы прийти к убеждению, что торговец древностями Карло Пазини был убит неопытной чужой рукой.

На следующий день к старой матери убитого Пазини явился человек с небольшим деревянным ящиком, который он нес на ремне через плечо. По его внешности сразу было видно, что в ящике у него мелкие украшения, какие часто предлагают на продажу на улицах Флоренции.

Торговец говорил на диалекте и вел себя довольно нагло.

Громким голосом он потребовал от старухи, чтобы она заплатила ему 25 лир, которые ее сын якобы остался ему должен.

— Этот негодяй, этот обманщик! — кричал мужчина. — Двадцать пять лир он мне должен. Если я их не получу, я вам окна перебью!

Тут и итальянка со своей стороны начала браниться. Полчаса длились эти крики и проклятия; наконец старуха поняла, что от мужчины так легко не отделаться, и крикнула:

— Чего же ты хочешь? У меня нет денег. Мне он никогда ничего не давал; Карло все забирал себе. Иди к нему, может, он заплатит тебе долг!

— К кому? — спросил разъяренный торговец.

— Да к тому проклятому американцу из отеля «Бельвю»; ему и его деньгам я теперь обязана тем, что мой сын Карло наложил на себя руки. Иди к нему, и...

С этими словами женщина захлопнула дверь.

Торговец постоял мгновение, затем быстро вскочил и поспешными шагами направился к упомянутому отелю.

Там он попросил портье как можно вежливее и подобострастнее разрешения поговорить с богатым американцем; он рассказал, что он друг Карло Пазини и должен сообщить этому господину кое-что важное. Добродушный портье пропустил торговца и крикнул одному из кельнеров:

— Проводи этого человека к мистеру Кинли.

Когда Джон Раффлс — ибо торговцем был никто иной, как гениальный вор-джентльмен — оказался наверху, ему пришлось подождать американца несколько минут. У того как раз были посетители.

Едва кельнер исчез, Джон Раффлс приложил ухо к двери и услышал конец разговора:

Судя по голосам, говорил пожилой господин.

— Послушайте, я должен это иметь, я должен; чего бы это ни стоило.

— Но это невозможно, — ответил второй, более молодой мужской голос.

— Я предлагаю вам десять тысяч франков!

— Не пойдет, — ответил молодой спокойным тоном.

— Я предлагаю вам пятнадцать, двадцать тысяч! — взволнованно воскликнул пожилой господин.

— Нет, я не сделаю этого сейчас и за сто тысяч. Подумайте сами...

Голос перешел на шепот. Раффлс больше ничего не слышал.

Затем дверь открылась, и молодой, элегантно одетый мужчина выбежал в коридор. Беглого взгляда Великому Неизвестному было достаточно, чтобы хорошо запомнить его черты.

Пробежавший мимо выглядел совершенно как светский человек, но Раффлс сразу заметил, что этот внешний шик был несколько подозрительного свойства.

— Чего вы хотите? — раздался в это мгновение голос рядом с ним.

— Милостивый синьор, — начал Раффлс и едва не вскрикнул от удивления, ибо этого американца, стоявшего перед ним, он знал — но под другим именем!

Однако он тут же подавил свое удивление и подобострастным тоном продолжил:

— Не хотите ли купить красивые старинные вещицы, синьор? Настоящие антикварные штучки?

— Дай-ка посмотреть, что у тебя есть, — воскликнул американец и, сопровождаемый Раффлсом, вошел в гостиную.

Великий Неизвестный завел с ним разговор об антикварной мебели, фарфоре и картинах. Американец слушал с полным вниманием, желал посмотреть вещи и обещал хорошо заплатить.

— Да, милостивый синьор, — воскликнул торговец, — я знаю, что вы добрый. Мой друг, бедный Карло Пазини, всегда мне это говорил.

— Ах, вот как? Ты знал Пазини? — спросил мистер Кинли, казалось бы, совершенно спокойно, но от острых ушей Раффлса не укрылось, что голос его дрогнул.

— Ну, хорошо, хорошо, посмотрим. Приходи завтра. Сегодня у меня нет времени, — сказал американец, вставая.

Оказавшись на улице, Раффлс полностью предался своим мыслям.

«Кинли? Кинли? С чего бы ему здесь, во Флоренции, в этом тихом, мирном городе, брать фальшивое имя?»

Раффлс узнал американца с первого взгляда. Достаточно часто он видел его портрет и читал его имя в газетах. Да, даже чаще, чем имена других американских мультимиллионеров, ибо тщеславие и жажда славы этого человека были почти так же велики, как и его богатство.

Чарльз К. Тэлботт слыл одним из богатейших среди «высших десяти тысяч» в Филадельфии. Он был знаменит своей благотворительностью и огромными коллекциями произведений искусства. В разных городах Америки и Европы он владел великолепно обставленными домами, так как очень много путешествовал.

Что побудило Чарльза К. Тэлботта, этого тщеславнейшего из всех миллионеров, носить во Флоренции имя Кинли? Хотел ли он своим инкогнито, возможно, обеспечить себе покой и держать на расстоянии назойливых просителей?

Но и под именем Кинли он был известен в отеле «Бельвю» как американский миллионер, и ему досаждали всевозможные торговцы, попрошайки и коллекционеры!

Раффлс усматривал нечто загадочное в поведении Чарльза К. Тэлботта, и эту загадку следовало разрешить. Теперь его внимание было приковано к миллионеру, и он не хотел так скоро выпускать его из виду.

Великий Неизвестный исчез на мгновение под мостом через Арно, который находился поблизости от отеля «Бельвю», и когда появился снова, ящика с безделушками при нем уже не было. Вместо этого он держал в руке корзинку с фиалками, а лицо его изменилось до неузнаваемости.

— Фиалки, свежие фиалки! — кричал он. Он нашел местечко у отеля, как это обычно делают итальянские продавцы цветов, и предлагал прохожим свой товар.

Но ни на мгновение он не упускал из виду вестибюль отеля.

Прошел примерно час, когда у выхода появился мистер Тэлботт.

Подали экипаж, миллионер сел и уехал. Быстрой рысью продавец цветов побежал за экипажем.

В одном из городских скверов, дугой огибающих внутреннюю часть города, экипаж остановился. Тэлботт расплатился с кучером и направился через тесные, узкие улочки обратно к центру города.

Раффлс следовал за ним незаметно.

Цветов при нем больше не было, и он производил впечатление человека, который не является профессиональным нищим, а лишь время от времени протягивает руку.

У маленького, невзрачного винного погребка Тэлботт остановился. Он окинул окрестность быстрым взглядом и исчез в доме.

Великий Неизвестный последовал за ним.

Винный погребок состоял из довольно большого помещения и задней комнатки. Хозяин сидел за стойкой и медленно, с усилием писал в своей книге. Дело было после обеда, в заведении не было ни одного посетителя.

Раффлс заказал пол-литра дешевого местного вина и сел в уголок. Выпив стакан, он положил голову на руки и притворно заснул.

Он знал, что Тэлботт должен быть в смежной задней комнатке. Но он не хотел вызывать подозрения и терпеливо сидел.

Вдруг он услышал тихие шаги. Не меняя позы спящего пьяницы, лорд Листер быстро достал карманный фотоаппарат. В этот момент мимо него прошел Тэлботт, а за ним дама, которая откинула вуаль, так что можно было видеть ее необычайно красивое лицо.

Молниеносно Раффлс направил свой аппарат на пару. Затем он, зевая, встал, заплатил трактирщику за вино и покинул заведение.

Он увидел, как Тэлботт и его спутница, теперь опустившая вуаль, примерно в ста шагах садятся в экипаж.

Раффлс бросился за повозкой. Но, видимо по приказу седоков, экипаж внезапно перешел на быструю рысь, так что лорд Листер больше не мог следовать за ним пешком. Он запрыгнул на запятки экипажа, но дама заметила это и подала знак кучеру. Тот стегнул кнутом назад, и Раффлс успел спрыгнуть лишь в последний момент. С бешеной скоростью экипаж исчез из поля зрения лорда Листера.

«Что сказала бы аристократия в Филадельфии, если бы увидела вас, мистер Тэлботт, несущимся таким образом в наемном экипаже по Флоренции?» — подумал Великий Неизвестный. «Какая у него причина так поступать?»

Когда на следующее утро Раффлс, согласно договоренности, пришел к миллионеру в отель «Бельвю», портье сообщил ему, что мистер Чарльз К. Тэлботт уехал прямо в Лондон.

«Стало быть, у вас есть причина бежать от скромного торговца древностями, мистер Тэлботт», — сказал Раффлс, смеясь, самому себе.

Он знал, что ему ничего не даст преследование миллионера, ибо понимал, что Лондон был лишь мнимой целью поездки. Теперь он ни минуты не сомневался, что Тэлботт причастен к преступлению.