Майская мягко-влажная ночь была свежа и удивительно нежна, словно сулила что-то доброе. Легкий ветерок гулял по перрону Николаевского вокзала. Смердело сажей и жаренными пирожками.
- Второй звонок! Москва... Санкт-Петербург! - закричал в вокзальном зале первого класса протяжный голос диспетчера. - Поезд стоит на втором пути-и!..
Опрятный молодой человек в черном сюртуке без каких-либо эмблем служебного ведомства или арматуры галунных петлиц и в стильной английской шляпе-котелке выскочил на перрон. Из багажа в руках титулярного советника Оболенского были лишь небольшой кожаный саквояж, с каким обычно ходят доктора, и зонтик-трость с витиеватой бамбуковой ручкой. Молодой человек огляделся и рванул быстрым шагом к железнодорожному составу, состоящему из паровоза с тендером и восьми вагонов.
В свете тусклых фонарей виднелось, как из трубы паровоза валил гигантскими клубами дым и неподвижно застывал в воздухе. Ближе к паровозу эти клубы вспыхивали, окрашиваясь ярким пурпуром, и чем дальше, тем мерцали все более слабыми тонами.
Вскоре раздался и третий звонок, а следом за ним свисток на станции и свисток на паровозе. Поезд тронулся.
Оболенский без труда нашел указанное проводником место, где уже расположились красивая молодая девушка с книжкой и грузный господин, храпящий под войлочным пледом у окна.
- Добрый вечер, сударыня, - поздоровался молодой человек.
- Добрый вечер, - с легкой улыбкой ответила девушка, оторвав взгляд от книжных страниц.
- Разрешите представиться, - продолжил Оболенский легко завязывающийся разговор. - Раз уж фортуна сделала нас с вами попутчиками на эту ночь... Оболенский Леонид Егорович.
- Анастасия... Денисовна, - снова одарила его нежной улыбкой девушка.
- Вы позволите? - переспросил Оболенский, кивком указывая на свободное место напротив Анастасии.
- Конечно, - ответила она, и снова вернулась к книге, словно мгновенно утратила интерес к случайному попутчику.
Леонид Егорович не без сожаления тяжело вздохнул, снял сюртук и повесил тот на казенные плечики вешалки. Туда же мужчина определил и свой зонтик-трость. Затем он опустился на тугой диван, поставил саквояж в угол к окну и немного поерзал, устраиваясь поудобнее. Шляпу-котелок же мужчина бережно пристроил рядом с собой на диване.
- Позволите полюбопытствовать, - снова нарушил возникшую паузу молодой человек, перебросив ногу через колено. - Вы путешествуете одна?
- Нет, я с папенькой, - скромно ответила девушка, и кивнула на спящего рядом пожилого мужчину. - Но его лучше не будить.
- А что вы читаете?
- Граф Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич, - не отрываясь от страниц, неохотно ответила Анастасия. - "Крутоярская царевна"... Не читали?
- Беллетристикой, знаете ли, не увлекаюсь, - безучастно пожал плечами Леонид Егорович. - Имею достаточно чего почитать по службе и на досуге.
- Не скажите, - лукаво ухмыльнулась девушка. - Повесть историческая, полна динамичности и запутанных интриг... и по своей популярности опережает таких королей приключенческого жанра, как Александр Дюма и Жюль Верн.
- Любите интриги, Анастасия Денисовна?
- Кто же их не любит? - тихо хихикнула она в ответ.
Анастасия игриво покрутила в пальчиках давно засохший луговой василек с завораживающим иссиня-фиолетовым цветом остроконечных лепестков. Гербарий был как минимум прошлогодним, так как васильки цветут с июня и до поздней осени, а за окнами мчащегося поезда господствовал месяц Май. Но растение не утратило былой яркости и едва ли не гипнотизировало Оболенского, ловко крутясь в тонких, изящных пальцах девушки. Леонид Егорович слегка потряс головой и с трудом оторвал взгляд от мерцающего в тусклом свете ламп соцветия.
Наконец, Анастасия положила василек между страниц, используя его, как закладку, дабы в последствии не искать то место в произведении, на котором остановилась. Затем девушка закрыла книгу и оставила ту на коленях, накрыв обеими ладонями крест на крест.
Едва Леонид Егорович избавился от чарующего видения цветка, он снова поймал на себе пленительный взгляд девушки. Вскинув взгляд на попутчика, Анастасия словно обожгла им до глубины души, как показалось Оболенскому. Но он выдержал и в этот раз не отвел глаз в сторону.
Впрочем, смотреть собеседнице глаза в глаза давалось Леониду Егоровичу с большим трудом. Его собственный взгляд метался от одного глаза девушки к другому, словно боялся обделить тот или иной своим вниманием. Анастасия же, наоборот, смотрела прямо, будто даже не моргая. И Оболенского еще долго терзала загадка, на которую он не находил ответа: как девушке удается смотреть одновременно в оба его глаза?
- Главная героиня повести, - тем временем продолжила Анастасия с заразительным интересом в тихом, умеренном голосе. - Юная Нилочка... по воле судьбы оказывается владелицей огромного состояния и становится завидной невестой для многих жителей губернии... У девушки появляются претенденты не только на руку и сердце, но и на ее богатство. Чтобы отстоять свое право на свободу и любовь, она должна разорвать сети, сплетенные хитрыми интриганами. Но по силам ли это ей?
- Полагаю, что... да, не так ли? - ухмыльнулся Леонид Егорович.
Молодой человек тайно обрадовался, что ему удалось вывести прекрасную юную особу на увлекательный разговор и, возможно, ночное путешествие поездом может стать не таким утомительным, каким представлялось ранее.
- Посмотрим, - с улыбкой согласилась Анастасия. - Интрига повести ведь еще и в том, что крутоярской царевне всего шестнадцать лет...
- Что вы говорите, - шутливо парировал в ответ Оболенский. - Как интересно!
Девушка смущенно отвела взгляд в сторону, но уже через пару секунд снова одарила мужчину тем же пристальным, пронзающим, как пистолетный выстрел, взглядом. Уголки ее малиновых губ слегка расползлись, обнажив ровные зубки.
- А вы, Леонид Егорович, чиновником служите? - кокетливо поинтересовалась она. - По какому ведомству?
- Точно так, - утвердительно кивнул Оболенский. - Титулярный советник при сыскной части департамента полиции Санкт-Петербурга.
- Что вы говорите, - рассмеялась девушка, но тут же прикрыла губы рукой.
Анастасия покосилась взглядом на спящего рядом с ней пожилого мужчину под пледом. Сдержано хихикнув, она убрала руку прочь от лица и тихо добавила:
- Как интересно!.. Господин из полиции! Стало быть, нам с папенькой нет нужды опасаться чего-либо в этом путешествии.
- Будьте спокойны, - ответил Леонид Егорович, важно выпятив грудь и расправив плечи.
- И сейчас, наверное, исследуете какое-то чрезвычайно запутанное преступление?
- Отчасти, - с едва ли видимым сожалением вздохнул Оболенский. - Преступление действительно имело место быть, но, увы, осталось без дальнейшего моего участия в расследовании.
- Расскажите, Леонид Егорович? Если только... это дело не носит ярлык совершенной секретности.
- Никак нет, секретности за сим делом пока мест не установлено, - твердо ответил он. - Напротив, полиция открыта для любой полезной нам информации, относительно убийства в Курской губернии.
- Я не совсем понимаю, - задумчиво нахмурилась Анастасия. - Что же вы делаете в этом поезде?.. Курская губерния находится в совершенно ином направлении, не так ли?
- Точно так-с, Анастасия Денисовна. Уездный центр Курской губернии, так называемый Новый Оскол расположен почти что в полутора тысячах верст южнее Санкт-Петербурга, - подтвердил мужчина. - И я был там едва ли более двух суток тому назад в сопровождение моего начальника Ивана Дмитриевича... Но господин Путилин распорядился отослать меня обратно в Петербург, заверив, что сам справится с этим делом.
Начальник петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин был одной из тех даровитых личностей, которых умел искусно выбирать и держать в руках старый петербургский градоначальник генерал-адъютант Федор Федорович Трепов.
Прошлая деятельность Путилина до поступления его в состав сыскной полиции была, чего он сам не скрывал, зачастую весьма рискованной в смысле законности и строгой морали. Путилин не распускал ни себя, ни своих сотрудников и работал над любимым делом с несомненным желанием оказывать действительную помощь трудным задачам следственной части.
По своей природе Иван Дмитриевич был чрезвычайно даровит и как бы создан для своей должности. Необыкновенно тонкое внимание и чрезвычайная наблюдательность, в которой было какое-то особое чутье, заставлявшее его вглядываться в то, мимо чего все проходят безучастно, соединялись в нем со спокойной сдержанностью, большим юмором и своеобразным лукавым добродушием.
В Петербурге в первой половине 70-х годов не было ни одного большого и сложного уголовного дела, в розыск по которому Путилин не вложил бы своего труда.
- ...Мне же не раз наглядно пришлось ознакомиться с его удивительными способностями для исследования преступлений... в том числе и случай в январе позапрошлого года, - подытожил Оболенский. - Когда в Александро-Невской лавре было обнаружено убийство иеромонаха Иллариона… Поздно вечером, в тот же день, нам... то бишь на имя прокурора Санкт-Петербургского окружного суда господина Кони Анатолия Федоровича уж дали знать, что убийца арестован.
- Страсти какие вы рассказываете, Леонид Егорович, - томно вздохнула Анастасия, и покачала головой.
- Служба-с, - повел плечом Оболенский. - Впрочем, я не желал пугать вас к ночи, Анастасия Денисовна. Лишь хотел подчеркнуть на кого следует равняться в нашем деле и с кого стоит брать пример...
- Ради успехов в карьере, - с безобидной усмешкой закончила девушка начатую попутчиком фразу.
- Не без этого, - с улыбкой и учтивым наклоном головы к груди согласился Леонид Егорович. - Однако... как видите, мне было поручено возвращаться в Петербург одному, не дождавшись исхода расследования.
- Жалеете? - сочувственно вздохнула Анастасия.
- Отнюдь!.. Иначе бы я не встретился с вами, - признался Оболенский, но тут же смутился, зарделся легким румянцем и добавил. - Простите мне мою откровенность.
При этом молодой человек понизил голос до заговорщицкого полушепота и тайком взглянул на спящего пожилого мужчину по соседству. Хоть щечки девушки и вспыхнули румянцем, Анастасия кокетливо отмахнулась и дружелюбно улыбнулась собеседнику.
- Я не сержусь на вас, Леонид Егорович, - сказала она. - К тому же, вы тоже крайне симпатичны мне... иначе я бы не стала затевать с вами этой беседы.
- Сердечно благодарю, - учтиво кивнул в ответ Оболенский.
- Не стоит... Бросьте вы это.
- Да еще, признаюсь вам, Анастасия Денисовна, я и сам рад, что смог освободиться и сбежать из этой провинции обратно в Петербург, - хмыкнул Леонид Егорович. - За Иваном Дмитриевичем мне не поспеть, хотя опыта поднабраться от наблюдения за его работой - бесценно. Но вот прозябать в уездном городе, пусть даже в центре Курской губернии и за казенный счет, для меня отвратно и скучно.
- А мне нравятся такие уездные городочки, - влюбленно вздохнула Анастасия, пожав плечами и нежно, задумчиво улыбнувшись чему-то своему. - Конечно, не так многолюдно... ну что ж? Ведь не столица, а тем и хорошо.
Мимо собеседников прошел по какой-то своей служебной надобности старший проводник вверенного ему вагона, учтиво поклонившись не спящим пассажирам. Девушка одарила того приветливой, скромной улыбкой, а Оболенский лишь кротко кивнул в ответ.
- Но вот, что интересно... Вы сказали... Путилин? - переспросила девушка, едва старший проводник скрылся из виду, и можно было продолжить оставленный разговор. - Какой же должно быть важности это преступление, если сам Путилин прибыл исследовать убийство?
- Чрезвычайно важно! Дело на контроле у губернатора Курской губернии. Шутка ли, убить выстрелом из пистолета господина полицмейстера, - с напускной важностью уточнил Леонид Егорович. - Его Величество Государь Император Александр Николаевич и господин министр юстиции граф Пален Константин Иванович требовали от господина прокурора гарантий, что, как только убийца будет пойман, его вина будет признана присяжными без отлагательств.
- Без суда и следствия? - возмущенно фыркнула Анастасия.
- Дело-то государственной важности, - ответил Оболенский, но заметил недовольство девушки и попытался сменить направленность беседы. - А вы знаете Ивана Дмитриевича? Лично?
- Лично? Нет, что вы, Леонид Егорович, - усмехнулась Анастасия. - Но кто в Петербурге не знает господина Путилина? Вот и папенька не даст соврать, если бы не спал так крепко.
- В таком случае... Расследование этого преступления является делом чести господина Путилина, я полагаю, - подытожил Леонид Егорович. - Ведь Иван Дмитриевич родом из Нового Оскола. И он знал господина полицмейстера. Какая утрата обществу!
- В самом деле, утрата, - с нотками грусти в голосе согласилась девушка, но тут же снова нежно улыбнулась и добавила. - Как же мы с вами, Леонид Егорович, не встретились в поезде раньше?
- В каком смысле?
- Мы с папенькой тоже прибыли в Москву киевским поездом, а затем пересели на этот до Петербурга.
- В самом деле?
- Истинно вам говорю, - утвердительно заявила Анастасия. - Мы бы...
В это время поезд промчался по мосту, и последние слова девушки утонули в оглушительном грохоте. Мимо окон быстро замелькали белые железные полосы мостового переплета. Не сговариваясь, собеседники замолчали.
Пожилой мужчина под пледом у окна сразу перестал сопеть, заерзал, ища место поудобнее и что-то недовольно пробормотал, шлепая толстыми губами. Оболенскому послышалось не то "черт побери", не то "спать мешают!", но он не стал выяснять.
В свете мелькающих за окном фонарей, более ярком, нежели тот, что дарили тусклые лампы в вагоне, Леонид Егорович успел рассмотреть сопровождающего юную девушку господина, и невольно скривился от пренебрежения. Трудно было представить себе более типичную бюрократическую физиономию, какой обладал отец Анастасии.
Выбритый сутками тому назад жирный подбородок, окаймленный круглыми бакенбардами, покрылся легкой щетиной, посеребренной сединой. Болезненно-желтый цвет кожи лица, желтые круги под глазами и пигментные пятна выдавали заболевания печени и поджелудочной железы. А стеклянные, безжизненные, неподвижные глаза метнули острый, злобный взгляд на окружающих, приоткрывшись буквально на секунду, и снова исчезли за тяжело опустившимися обвислыми веками.
Анастасия же заботливо поправила под головой отца подушечку, укрыла пожилого мужчину пледом и улыбнулась, едва ли сдерживаясь от желания поцеловать родную лысину или обрюзгшую отцовскую щеку.
С нетерпеливым ожиданием молодой человек и девушка несколько секунд молча смотрели на их общего соседа, пока тот не уснул снова. В этом молчании оба чувствовали что-то неловкое и в то же время сближающее, будто были соучастниками чего-то постыдного.
Когда же грохот сменился прежним однообразным шумом колес и рельс, Оболенский учтиво склонил голову к груди и переспросил:
- Простите, Анастасия Денисовна, но я не расслышал, что вы сказали.
- Может быть и к лучшему, - смущенно хихикнула девушка.
- И все же, - попросил Леонид Егорович. - Не потрудитесь ли повторить?
- Я сказала, что... мы были в Одессе, - все же ответила она, осторожно убедившись, что ее отец крепко спит. - Купали папенькин геморрой в лиманах. И проезжали этот ваш уездный центр Оскол на обратной дороге.
- Новый Оскол, - уточнил мужчина.
- Как вам будет угодно... Стоянка была недолгой, но, вероятно, в то же время вы и вошли в тот наш поезд.
- Как жаль, что мы с вами действительно не встретились раньше, - согласился Леонид Егорович.
- Вы крайне интересный собеседник, а я скучала все время пути до Москвы, - скромно призналась Анастасия.
- А что же ваш родитель? Не развлекает вас в долгом пути беседами? - переспросил Оболенский. - Мне только что показалась, что у вас обоих крайне близкие, дружеские отношения.
- Да, папенька искренне любит меня и дорожит мной, - улыбнулась девушка. - Но... как собеседник, Денис Васильевич скучен... Поверьте мне на слово, Леонид Егорович, папенька не умеет и не может ни о чем говорить, кроме своей персоны и службы... И это не множество тем, а всего только две... петербургские сплетни в сфере чиновничьего мира и собственные ревматизм и геморрой, которые, как я уже сказала, мы ездили купать в одесских лиманах. Говорят, должно помочь или хотя бы облегчить страдания.
- Да уж, стоит признать, мало интересного в таких разговорах, - с усмешкой и сочувствием в глазах согласился Оболенский.
- Леонид Егорович, - попросила Анастасия, явно желая оставить разговор об отце. - Расскажите, пожалуйста, о том преступлении в Новом Осколе. Видел ли кто убийцу? Остались ли какие особые приметы? Улики? Что думает следствие по этому поводу?.. Я люблю читать не только любовные романы, но и детективные истории тоже.
Прежде чем продолжить беседу, Оболенский улыбнулся девушке, но оставил свою улыбку без объяснений. За тридцать лет жизни коренному петербуржцу приходилось сталкиваться с разными женщинами: умными и красивыми, красивыми и глупыми, умными и некрасивыми и, наконец, с женщинами и глупыми, и некрасивыми. Но никогда прежде Леонид Егорович не встречал юной девушки, столь привлекательной, какой явилась к нему случайная попутчица Анастасия Денисовна, и которая бы так живо и откровенно интересовалась тем, чем интересовался и жил он сам.
Ее милое, слегка бледное личико не казалось утомленным, а ведь, как она сама рассказала, они с отцом уже проделали немалый путь поездом из Одессы в Москву, и теперь, без передышки, ехали до Петербурга. Редкое мелькание фонарей на полустанках, где ночной поезд даже не утруждался делать остановки, и тусклый свет ламп в вагоне придавали нечто необъяснимое и привлекательное поистине сказочному образу Анастасии. Ее лицо то уходило вдаль, то приближалось, каждое такое мгновение принимая новые, такие знакомые и прекрасные черты.
В светлом образе этой девушки по юности лет легко нашли себе место милая, нежная доверчивость и пытливый ум, соединенные изяществом и красотой. С нее хотелось писать картины, если бы только Леонид Егорович умел переносить охватившие его чувства через кисть и краски на полотно холста.
- Свет ночной, ночные тени... тени без конца... ряд волшебных изменений милого лица, - на выдохе пробормотал Оболенский, какие-то малознакомые ему стихотворные строки, которые он так и не вспомнил где слышал или читал.
- Что вы сказали? - переспросила девушка, подавшись ближе к нему лицом так близко, что до заветного поцелуя осталось не более двух пядей, и отчего молодого человека слегка бросило в жар.
Тревожное чувство о том, что им двоим предстоит расстаться совсем скоро и, вероятно, не доведется случая никогда более встретиться снова, кольнуло в груди Оболенского.
- Нет, нет, ничего особенного, - едва слышно и хрипло ответил он, и девушка снова отодвинулась назад, прижавшись спиной к стенке дивана.
Тогда Леонид Егорович сначала достал из кармана платок, а затем нарочно уронил тот под ноги Анастасии. Тем самым Оболенский подарил себе очередной шанс наклониться к ней ближе и украдкой заглянуть в ее лицо в надежде, что желание поцелуя не показалось ему и оно было обоюдным. Но девушка не подалась на провокацию и не сдвинулась с места, лишь одарив молодого человека нежной улыбкой и вопросительным взглядом с томной, чарующей поволокой.
- Что ж, - вздохнул Оболенский. - Слушайте...
По случаю празднования Дня Ангела Глафиры Никитичны в доме полицмейстера Петра Сергеевича Боголюбова собралась шумная компания. На званом обеде присутствовал весь высший свет не только уездного центра, но и всей Курской губернии. Кроме именитых помещиков, Петра Сергеевича и его супругу Глафиру Никитичну почтили своим визитом губернатор, вице-губернатор, почтмейстер и прокурор, да все с супругами. Музыка, брызги шампанского, смех и табачный дым заполнили весь дом. Гостей и прислуги было много, но никто так и не смог дать точного описания убийцы, а ведь она была там среди них.
- Вы сказали... была? Одним словом, убийца был... женщиной? - удивленно переспросила Анастасия.
- Так точно-с.
- И как это никто не смог запомнить, как она выглядела? Она была, простите, на столько дурна собой или проста лицом, что не оставила никаких примет?
- Отнюдь! Сказывают, она была чертовски, как хороша. Да только ведь все дамы были в платьях, при прическе и в украшениях, опять же, простите великодушно... декольте... Словом, одна лучше другой. Нравы светского общества не чужды и в провинции, ну да вы, должно, понимаете меня.
- Могу себе представить, - скромно улыбнулась Анастасия, застенчиво краснея, и как бы невзначай коснулась пальчиками расстегнутых двух верхних пуговиц тугого ворота на своем платье.
- Все приглашенные гости известные, между собой хорошо знакомые... А та молодая дама была одна... неместная, малознакомая, к слову, чужая. Прибыла она среди прочих гостей, долгих разговоров ни с кем не заводила, вина пила умерено, именинницу поздравила, да и пропала.
- И все? - переспросила Анастасия, первой нарушив паузу, возникшую следом за речью собеседника.
- Нет, не все, - ответил Леонид Егорович. - Через четверть часа после ее таинственного исчезновения в кабинете полицмейстера был обнаружен труп самого хозяина дома... Несчастного господина Боголюбова Петра Сергеевича.
- Ужас какой, - вздохнула девушка.
- А выстрела... единственного пистолетного выстрела, судя по осмотру медицинского эксперта... никто не слышал, - добавил Оболенский. - Вы только представьте себе, Анастасия Денисовна. Господин полицмейстер был убит мастерски... точным попаданием пулею большого калибра аккурат в лоб. Право слово, удивительно, стреляла-то женщина.
В довесок к своим словам Леонид Егорович оторвал руку от колена, выставил указательный палец, олицетворяя тем самым ствол пистолета, и ткнул им себе в лоб чуть выше между бровей. Анастасия невольно вздрогнула.
- Это преступление получило широкую огласку, общество с сочувствием отнеслось к смерти покойного и громко осуждает поступок террористки, - продолжил молодой человек. - Следствие по делу ведется в весьма быстром темпе, с исключением всякого политического мотива, и, полагаю, в скором времени будет окончено, раз уж за расследование взялся сам Путилин!
- Но вот вы, Леонид Егорович, скажите мне... положа руку на сердце, - сказала девушка. - С чего все решили, что убийца именно та женщина, что ушла из дома господина полицмейстера незадолго до смерти последнего? Только лишь потому, что она была, как вы сказали, малознакома тамошнему обществу? Можно ли осуждать человека только на этом? Допустим, что ее найдут, арестуют... и она возможно признается в содеянном. Что еще необходимо доказать! Но... следует все же блюсти закон, и суд просто обязан детально рассмотреть деяние той женщины, выявить причины ее проступка.
- Однако, - вздохнул молодой человек.
- Сами посудите, я не судья и далека от судебного процесса, но на вскидку возникает ряд вопросов...
- Очень интересно, - улыбнулся Оболенский. - Я внимательно слушаю вас.
- Так ли виновна она в том, что скорее всего нанесла господину Боголюбову смертельную рану с обдуманным заранее намерением?.. Решившись отомстить господину полицмейстеру за... что-то личное... и приобретя с этой целью револьвер...
- Я вроде бы не говорил вам, что выстрел был произведен из револьвера, - уточнил Леонид Егорович.
- Может и не револьвер, - небрежно отмахнулась Анастасия. - Я не разбираюсь в видах огнестрельного оружия... У папеньки есть револьвер, вот и пришлось к слову.
- Простите... продолжайте, пожалуйста, Анастасия Денисовна.
- Второй вопрос о том, что если та женщина действительно совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни полицмейстера или же хотела просто напугать?..
- Сложно лишь напугать человека, выстрелив ему в лоб.
- И третий... Может быть господин Боголюбов действительно заслужил смерти, как следствие некой провинности перед той женщиной?
- Итого... ваш вердикт: та незнакомка не виновна, не так ли? - усмехнулся Оболенский.
- Возможно, - пожала плечами девушка.
Анастасия нежно улыбнулась и скромно отвела глаза в сторону. Но буквально через мгновение она взмахнула длинными, густыми ресницами и метнула из-под них пристальный, пронзающий насквозь взгляд в собеседника.
- Признаюсь вам, Анастасия Денисовна, вы отчасти правы, - осторожно, словно кто-то в спящем вагоне мог подслушать их разговор, добавил он. - Господин полицмейстер действительно не был ни Ангелом, ни Святым... а был взяточником, о чем все знали. К тому же, Петр Сергеевич был весьма низкий, высокомерный и тщеславный человек...
- Вот видите, - усмехнулась девушка. - Для пользы общества во главе города, пусть и провинциального... следует поставить наиболее порядочного человека. Есть же среди высокопоставленных чиновников такие?.. Не может не быть.
- И кого же, к примеру, вы, Анастасия Денисовна, видите на трагически освободившееся место полицмейстера уездного города?
- А хоть бы и папеньку, - улыбнулась Анастасия, кивком указав на сопящего во сне пожилого мужчину под войлочным пледом.
- А что же ваш папенька? Взяток не берет?
- Берет... да только борзыми щенками, - хихикнула девушка. - Страсть, как собачек любит.
За окнами вагона заметно посветлело, и вскоре забрезжил яркими красками дивный рассвет. За увлекательным для обоих собеседников разговором ни Оболенский, ни Анастасия не заметили, как поезд стал замедлять ход, приближаясь к вокзалу Санкт-Петербурга. Сквозь запотевшие, грязные стекла показались огромные окна просторного шатра станции с высоченным потолком и снующими по клетчатому перрону людьми. Поезд стал и тяжело вздохнул густым паром в последний раз.
- Ну, вот и все, - подытожила девушка, но вставать со своего места не торопилась, как впрочем и не спешила будить своего отца.
В вагоне засуетились пассажиры, быстро заполонив узкий проход. Леонид Егорович стиснул зубы, предчувствуя скорое расставание. Он не спеша надел на голову котелок, притянул за ручку ближе к себе саквояж и повернулся, чтобы снять с плечиков вешалки сюртук, но тот таинственным образом исчез. Исчез и зонтик-трость с витиеватой бамбуковой ручкой, висевший по соседству с сюртуком.
- Кажется, меня обокрали, - шумно выдохнул Оболенский, вскакивая с сидения диванчика.
Молодой человек бросился в толпу пассажиров, пробирающихся к выходу, но остановился и оглянулся на девушку. Анастасия же нежно улыбнулась и безмолвно пожала плечами. Оболенскому было жаль так нелепо утраченный сюртук, и в то же время он боялся оборвать связь с девушкой, пришедшейся ему по душе за короткую ночную поездку.
- Бегите же, Леонид Егорович, - сказала она, взмахнув рукой.
- А вы? - бросил он через плечо.
- Бегите, - повторила она. - Может быть еще догоните вора...
Выскочив на перрон, Оболенский был едва ли не сбит с ног и унесен шумной, крикливой толпой, зажавшей его со всех сторон телами, тюками и чемоданами. Искать вора казалось бессмысленным, и Леонид Егорович лишь тяжело вздохнул. Вернуться в вагон тоже не представлялось возможным.
Кое-как выбравшись из толпы к внутренней стене вокзала, молодой человек постарался высмотреть пару пожилого господина с дочерью, но тех нигде не было. Через две четверти часа толпа прибывших и встречающих заметно поредела, впрочем Оболенскому пришлось все же признаться самому себе, что в это утро он упустил не только сюртук и трость, но и, возможно, мечту о возлюбленной молодой женщине и свою судьбу.
Поправив шляпу-котелок, мужчина оторвался от стены и побрел к выходу из здания Николаевского вокзала, близ которого толпились шустрые пролетки и многоместные линейки.
Уже договорившись с извозчиком о цене и конечной точке поездки, Оболенский заметил невдалеке грузную фигуру бывшего соседа, проспавшего всю дорогу из Москвы в Санкт-Петербург под войлочным пледом. Тот кряхтя взбирался на ступеньку другой пролетки, готовой тронуться с места, когда Леонид Егорович подскочил сзади и ухватился за локоть отца Анастасии. Пожилой мужчина резко выдернул свою руку и одарил Оболенского строгим, недовольным взглядом.
- Простите великодушно, - заговорил первым молодой человек, приподнимая котелок за край двумя пальцами. - Разрешите представиться... Оболенский Леонид Егорович...
- Какое мне дело до вас, господин Оболенский? - огрызнулся тот.
- Мы с вами были попутчиками в московском поезде, прибывшем только что, - криво улыбнулся Леонид Егорович.
- И что с того?
- Денис Васильевич...
- Молодой человек, - прервал его пожилой мужчина. - Вы обознались. Меня зовут Илларион Давыдович. И у меня совершенно нет свободного времени на бесцельные разговоры. Прощайте!
- Этого не может быть... Вы же... спали на соседнем со мной месте всю дорогу, и я хотел бы... простите, я не знаю с чего начать, - замялся Оболенский. - А где ваша дочь?
- Какая еще дочь?! - снова огрызнулся мужчина. - У меня два сына! И оба сейчас в Москве.
- А как же барышня... юная особа, что сидела с вами рядом в поезде?
- Барышня была, - согласился Илларион Давыдович. - Вот-де и книжонку свою позабыла.
Пожилой мужчина запустил руку в глубокий карман сюртука, выудил из него книгу и протянул ту молодому человеку. Оболенский принял ее и легко раскрыл на страницах, заложенных засохшим цветком лугового василька.
- Возьмите на память, - неожиданно добродушно добавил Илларион Давыдович. - Я беллетристикой не увлекаюсь. Думал, супруге передать. Обойдется.
- Простите еще раз, - тихо пробормотал Леонид Егорович, зачарованно глядя на иссиня-фиолетовое соцветие гербария.
- Трогай! - строго и повелительно рявкнул Илларион Давыдович, и пристукнул извозчика тростью по широкой, могучей спине.
Извозчик тотчас же стегнул по крупу гнедой лошадки, и та послушно потянула пролетку прочь от ошарашенного молодого человека.
Проводив взглядом удаляющуюся пролетку и вскоре придя в себя, Оболенский молча пожевал губами и ухмыльнулся. Леонид Егорович снова вспомнил чарующий взгляд недавней попутчицы, будто увидел дивный образ юной девушки воочию. Анастасия молча улыбалась одними лишь уголками малиновых губ и смотрела на мужчину глаза в глаза, прямо, уверенно, будто даже не моргая.
Словно ударом обуха топора по голове, молодого человека осенила яркая мысль, ставшая ответом на мучащую Оболенского загадку: как девушке удается смотреть одновременно в оба его глаза? И ответ оказался проще пареной репы. Анастасия смотрела не в глаза собеседнику, а точно между ними, чуть выше центра между густыми полосками бровей, иначе говоря, в лоб.
Память мгновенно перенесла его на несколько дней назад, когда он только прибыл в Новый Оскол, сопровождая своего высокопоставленного начальника. В одном из первых дознаний свидетелей по делу об убийстве полицмейстера Боголюбова участвовал дворник Митрофан.
- Взгляд у нее был странный, - сказал бородатый, косматый пожилой мужчина с могучими плечами и пудовыми кулачищами, в которых сжимал увесистое древко метлы. - Такой, знаете, Ваше превосходительство... Нутром чуешь!
- Что значит, странный? - уточнил начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга Иван Дмитриевич Путилин. - Выражайтесь конкретнее, пожалуйста.
- Странный, говорю же, - сдержано повторил дворник.
- Пристальный, острый, цепкий? - предложил варианты Леонид Егорович, на ходу записывая показания в блокнот. - Или наоборот... Женственный?.. Нежный?
- Вот-вот, ваш-благородие. Все это одним разом! - согласился тот, задумчиво пошамкал сухими губами и добавил. - И еще... такой, знаете, будто не в глаза смотрит, а чуть выше... где-то над переносицей, помеж бровями.
- В лоб что ли?!.. - сдавленно выдохнул Оболенский, вспомнив чернеющую запекшейся кровью дыру во лбу убитого полицмейстера, и невольно вздрогнул.
Действительный статский советник Путилин одобрительно кивнул, мол, правильно спрашиваешь. Тем не менее, Леонид Егорович все же ощутил, как холодная волна невидимого ветерка пронеслась по его спине под рубашкой, а кожу на секунду покрыли колючие мурашки.
- Ага, - подтвердил дворник Митрофан, и медленно поднял руку, ткнув указательным пальцем себе в лоб. - Точно так...
