Двое тринадцатилетних мальчишек сидели на заборе заброшенной стройки и молча лузгали семечки, задумчиво глядя вдаль. Тот, что сидел справа, отличался спутанными каштановыми вихрами, хитрыми карими глазами, круглым веснушчатым лицом и вертлявой фигурой. А тот, что слева, был более коренастым, черноволосым, черноглазым, и кожа его была намного более смуглой, чем у соседа. Черноглазый мальчик чем-то напоминал цыганёнка, но желающих поддеть его из-за нехарактерного для местных жителей цвета кожи или ещё как-то подразнить не находилось, потому что от позы, жестов, а, главное, от взгляда непроницаемо чёрных глаз веяло такой мрачной угрозой, что никому не хотелось с ним связываться.

Одежда обоих мальчишек не отличалась опрятностью, да и сами они давно нуждались в хорошей расчёске и умывании. Но их, разумеется, это нисколько не волновало, поскольку приятели давно и прочно заработали себе репутацию отъявленных хулиганов, балбесов и двоечников. Свой родной седьмой «Б» класс среднестатистической общеобразовательной школы они посещали нерегулярно, предпочитая прогуливать уроки и тусоваться за гаражами, в безлюдных торцах домов или на заброшенной стройке. Когда же мальчишки появлялись в стенах учебного заведения, то одноклассники старались лишний раз не попадаться им на глаза, а учителя через раз жаловались директору на их безобразное поведение во время уроков.

Звали хулиганов Степан Тарасов и Евгений Костяков. И эти имена вот уже который год вызывали нервную дрожь у учителей и испуганное вздрагивание школьников, потому что не было на двух шалопаев никакой управы, даже с местным участковым мальчишки уже успели свести печально близкое знакомство.

Земля под ногами приятелей была присыпана шелухой от семечек так, что было понятно: эти двое сидят на заборе уже давно. Наконец, семечки закончились, и Стёпка извлёк из кармана неизвестно где добытую сигарету. Привычно чиркнув спичкой, мальчишка затянулся, выдохнул клубы едкого дыма и предложил то же самое сделать соседу. Жека не глядя повторил его действия и отдал сигарету владельцу. Только после этого Тарасов слегка прочистил горло и поинтересовался:

- Костяк, ты знаешь Аньку из «В» класса?

- Ну? – Лениво отозвался тот.

- Бурундук слишком нагло пялит на неё свои гляделки. Надо бы его проучить. Поможешь?

- Ладно, - безэмоционально отозвался Костяков. – Когда ты собираешься начистить ему табло?

- Завтра, после пятого урока. У «вэшек» завтра как раз короткий день. После пятого все разбегутся, а мы поймаем этого ботана на выходе и объясним, что нечего на мою Аньку свои зенки пялить!

- Твою? – Усмехнулся Жека. – А она сама-то знает, что твоя или нет?

- Пока нет, - хитро сверкнув карими глазами, признался Тарасов, - но скоро узнает. Я подарю ей какую-нибудь сверкающую безделушку, скажу парочку комплиментов, и она будет гулять со мной как миленькая, вот увидишь! - Усмешка Костякова стала шире, но он промолчал, а Стёпка не в силах сдержать своё восхищение прицокнул языком: - Анька, знаешь, какая красивая! У неё везде, где надо всё на месте, и ноги от ушей, и одевается она так, что есть на что посмотреть, - мечтательно протянул поклонник Анькиной красоты. – С ней никто не сравнится… Ну, разве что Танька из «ашек» или Сонька из восьмого «Б», но она уже гуляет с Липой. Да и хрен с ними, главное, вовремя подсуетиться и Аньку застолбить, а то я заметил, что не только Бурундук на фонарь под глазом нарывается, но и Михеев из восьмого «В» тоже собирается к моей Аньке подкатить. А с Михеевым махаться мне не с руки – я у его брата сигаретки стреляю. – Приятели немного помолчали, и вдруг Стёпку осенила идея: - Костяк, а давай тебе тоже какую-нибудь кралю подберём и будем вчетвером гулять? Я вроде видел, что у Аньки есть подружка. Тоже ничего так. Есть за что подержаться и спереди, и сзади.

- Мне это не нужно. – Безразлично отозвался Евгений. – Хочется тебе вечерами со своей грудастой Анькой по улицам бродить – флаг тебе в руки, я мешать не буду. Только меня во всю эту галиматью не впутывай.

- Да ты что! Тебе что, девчонки не нравятся?! Костяк, не пугай меня. Ты же не из «этих»?

Жека стремительно развернулся к соседу и недобро уставился на него, сжав немаленький кулак:

- Тарас, ты чё щас ляпнул? Давно в табло не получал?

- Ладно-ладно, не заводись, я пошутил, - тут же пошёл на попятную Стёпка, слегка отодвигаясь от соседа. – Просто я вот тебе всё рассказываю, а ты ни на одну из красивых девок даже не взглянул ни разу. Вот скажи, тебе хоть кто-нибудь из наших шестых классов нравится? А может быть кто-то из старшеклассниц?

- Нет. Никто. – Быстро отозвался Костяков и отвёл взгляд, но хитрый Стёпка тут же смекнул, что это неправда, и довольно ухмыльнулся:

- Врёшь! Дай-ка я угадаю. Точно не моя Анька, иначе бы ты так спокойно на слово «моя» не реагировал, - принялся загибать он пальцы, - вряд ли Танька или Сонька, к ним ты тоже равнодушен. Кто ещё там у нас остался? Олеська из «ашек»? – Жека отрицательно покачал головой. – Ирка из восьмого «В»? – Костяков повторил свой жест, и тогда Стёпка недовольно засопел: - Нет, ну я так до завтрашнего утра буду гадать! Хоть подскажи из какого класса!

- Ни из какого. Мне твои фигуристые крали без надобности, Тарас.

- Так нечестно! – Взвился Стёпка и от возмущения чуть не свалился с забора: - Почему это я тебе всё выкладываю, всем делюсь, душу на распашку открываю, а ты, мой кореш, даже не можешь элементарно намекнуть на какую деваху западаешь?! Даже класс - и тот назвать отказываешься, - насупился Тарасов и обиженно отвернулся от соседа.

Повисло напряжённое молчание, которое длилось почти пять минут, и во время которого Стёпка с каждой минутой продолжал сопеть всё обиженнее, пока Жека неохотно не выдавил из себя:

- Из нашего.

- Что «из нашего»? – Буркнул Тарасов.

- Она из нашего класса, - ещё более неохотно пояснил смуглолицый мальчишка.

- Как из нашего?! – Не поверил приятель. – Так у нас же ни одной приличной девчонки отродясь не водилось!

- Это ты так думаешь, - кривовато усмехнулся Жека. – Смотря кого считать приличными. Вот я бы, например, твоих красотуль приличными не назвал, но держу язык за зубами. И тебе советую делать тоже самое. А то ведь так можно и зубов, и языка лишиться, - со значением намекнул он.

Мальчишки снова помолчали, а потом Стёпка не удержал любопытства и возобновил так заинтересовавший его разговор:

- Ладно, извиняюсь. Впредь я слежу за базаром. Так кто она? Олька Коротаева?

- Нет.

- Светка Полежаева?

- Нет.

- А, знаю! Маринка Сердюкова?

- Не-а.

- Фетисова? Обуховская? Грендыш? – На все названные фамилии Костяков лишь всё больше усмехался и отрицательно мотал головой. – Блин, ну не Селезнёва же? Не верю, что это она!

- Правильно не веришь, - подтвердил Жека, - это не она.

- Так я же всех назвал! Костяк, ты брешешь, ведь никого же не осталось! Семилетову и Горбункову я не считаю – не представляю кому эти страшилы могут понравится. А больше и нет никого!

- Есть. Ты не всех вспомнил.

- И кого же я пропустил? – Ехидно осведомился Степан. – Может быть, ты запал на нашу классную? Таню Викторовну? Вот её я точно не считал!

Костяков заржал:

- Нет, Тарас, я, конечно, нашу класуху уважаю, но не до такой степени, как ты намекаешь. Так и быть, дам подсказку. Первый ряд от окна. Третья парта.

Стёпкины карие глаза азартно заблестели:

- Ага! И кто же у нас там сидит? Сейчас вспомню. Так. Блин, там же Журавлёва! Это чё? Ты на неё запал? Так она же бледная и плос… - попытался выразить своё мнение Тарасов, но осёкся под стремительно мрачнеющим взглядом Костякова и быстро исправился: - В смысле, на неё я бы в жизни не подумал. Вот, даже вспомнить не смог. Она же незаметная совсем! Обычная. И посмотреть-то не на что, - растерянно и озадаченно охарактеризовал одноклассницу Степан.

- Ты её совсем не знаешь, - холодно отозвался Жека и замолчал, задумчиво устремив взгляд вдаль. – И да, она ни капли не похожа на твоих фигуристых дурёх, поэтому ты её и не запомнил.

- А мне вот интересно теперь: чем она лучше моих «фигуристых дурёх»? – Запальчиво спросил Стёпка. – Ладно, мои красотули чем-то тебе не угодили, бывает. На вкус и цвет, как говорится, все девицы разные. Но Журавлиха-то чем зацепила? Совсем не понимаю!

- Не называй её так! – Угрожающе рыкнул Жека и Стёпка поднял руки в характерном жесте, мол, сдаюсь:

- Всё-всё, понял, Журавля – не трогать. Но всё-таки, почему она?

Костяков оценивающе оглядел Тарасова, прищурился, склонив голову на бок, а потом снова уставился вдаль и тихо произнёс:

- Однажды я возвращался со школы и увидел, как она помогла одному мелкому. Мальцу на вид было лет пять. Он стоял на скамейке на детской площадке и ревел в три ручья, стараясь держаться подальше от огромной дворняги, которая рычала и скалила на него зубы. Никого из взрослых поблизости не было. Пока я раздумывал стоит ли подойти и как, в случае чего, я буду отбиваться от собаки, Журавлёва, которая шла впереди меня, свернула с дороги, покопалась в рюкзаке, достала пакет с какой-то жрачкой и побежала прямо к собаке. Потом она помахала чем-то вроде бутера перед носом дворняги и бросила его как можно дальше в сторону. Собака отвлеклась на жратву, а Катька схватила мальца и дала дёру в другой двор. Я проследил, чтоб псина за ними не увязалась, а потом пошёл глянуть, куда она его потащила. И знаешь, что увидел? – Сверкнул чёрными глазами на Стёпку Жека. Тот вопросительно вздёрнул брови, и Костяков невольно улыбнулся воспоминанию: - Журавлёва сидела на качелях, кормила мальца остатком бутера и читала ему вслух литературное чтение! Она его катала на каруселях, играла в «ладушки» и ещё в какую-то детскую лабуду несколько часов, пока не объявилась заплаканная мамашка этого недотёпы, не устроила истерику и не вырвала у неё сыночка с воплями, мол, девчонка украла её ребёнка! Катька совсем растерялась. Видно, за других постоять она может, а вот себя защищать не умеет. Тогда я не сдержался, вышел из закутка, где наблюдал за ними, и наорал на тётку в ответ, что если бы она получше следила за сыном, то прохожим не пришлось бы спасть его от приблудной собаки, которая чуть его не загрызла! К счастью, малец, услышав про собаку, снова разревелся и подтвердил, что Журавлёва его спасла. Так что той мамашке перед ней пришлось извиняться. Но я не стал слушать её жалкий лепет, а пошёл своей дорогой. Такая вот история.

- Хм, не думал, что тебя тянет на героинь, - задумчиво отозвался Тарасов. – Да, тогда мои красотули тебе точно не подходят. Но теперь хотя бы понятно, почему она.

- Ничего тебе непонятно, Тарас, - буркнул Жека, помолчал и вдруг снова принялся рассказывать: - Когда мне было примерно столько же, сколько тому мальцу, а моему мелкому братцу Ваське и того меньше, мы жили в другом городе и мать с отцом тогда ещё были вместе. Однажды мамка пошла в магазин и взяла нас с собой. Вроде всё купили, пошли домой, но по дороге она вспомнила, что что-то забыла. Оставила меня с мелким на площадке играть, а сама пошла докупить. И не вернулась за нами. Мы с братом были слишком мелкими, дорогу домой не помнили, сами дойти не могли. Мы провели на той площадке целый день. Жрать ужасно хотелось, уже темнеть начало, но уходить мы боялись – вдруг мамка придёт, а нас нет, и мы совсем потеряемся? Васька темноты боится, как только стало смеркаться, он начал реветь. Мне тоже было паршиво. А мимо ходили взрослые, смотрели на нас и отворачивались. И проходили мимо. И никто – никто! – не подошёл и не спросил, что у нас случилось. Не говоря уже о том, чтобы сидеть с нами несколько часов, развлекая всякими играми. Так что такие как Журавлёва – редкость, понятно тебе?

- Понятно, - тихо отозвался Степан. Жека с тех пор, как перевёлся в их школу в третьем классе, ещё ни разу не рассказывал так много о себе. – А что было дальше? Ну там, на площадке?

- В конце концов мамка всё-таки прибежала за нами. Точнее приковыляла. Отец опять домой бухой явился, избил её, может даже по башке треснул. Вот она про нас и забыла, только ближе к ночи вспомнила. Всё плакала и прощения просила. Пока я мелкий был, мамка старалась прятать нас от этого придурка, сама под удары подставлялась. А когда я подрос, то не смог отсиживаться в углу и на папашку стал бросаться, чтобы навесить ему ответных люлей. Тогда мамка испугалась, что мы друг друга поубиваем, и в один прекрасный день схватила меня с Васькой и сбежала от этого урода. Мы жили в маленьких городишках, нигде подолгу не зависая, пока не приехали сюда. Тут у мамки вроде были какие-то хорошие знакомые. Они помогли ей с жильём и работой. И мы здесь осели. Вот и всё.

Воцарилось гнетущее молчание, которое снова нарушил Степан:

- Ну, ты хотя бы помнишь, как выглядят твои родители, Жек. А у меня только бабка. Она уже старая совсем, плохо слышит, ходит с трудом и вообще, боюсь, скоро помрёт. И тогда меня в детдом отправят. А так не хочется! Говорят, там вообще жесть. Если вдруг туда попаду, обязательно сбегу. Только вот место, где пересидеть, надо будет заранее прочекать, - озабоченно пробормотал мальчишка, а потом тряхнул вихрастой головой, словно отгоняя тяжёлые мысли и ухмыльнулся: - Но пока меня заботит не это, а моя Анька. Слышь, Костяк, а давай ты к Журавлю подкатишь, вы с ней замутите, и мы все вместе загуляем, а? Как тебе идея? – Довольно ткнул он локтем в бок соседа.

- Никак. Мне это не нужно.

- Ну что заладил как попугай: «мне это не нужно», «мне это не нужно»! – Досадливо прицокнул языком Тарас. – Сам же сказал, что Катька тебе нравится. Так почему не подвалишь? А?

- Слышь, Тарас, чего тебе от меня надо? – Угрюмо буркнул Костяков. - Я же тебе охмурять твою Аньку не мешаю, и ты ко мне не лезь!

- А-а-а, я понял, - вдруг воскликнул Стёпка, - тебе слабо, да?

Жека злобно зыркнул на него из-под чёрных бровей:

- А в табло? Отвали, по-хорошему тебя прошу.

- Дак, я же помочь тебе хочу! Ну, давай, я к ней подвалю, распишу какой ты весь из себя крутой и направлю, к примеру, на поляну, где ты будешь её ждать. Должно сработать!

Жекина выдержка и так трещала по швам, а тут окончательно дала сбой: развернувшись всем корпусом к приятелю, он схватил его за футболку и как следует тряхнул, так что у не ожидавшего такой агрессии Тарасова, клацнули зубы:

- Не подходи к ней, ясно?! Если мне покажется, что ты протянул к ней свои грабли, я тебе их оторву. Усёк?

Стёпка вырвался и, оскорблённый в лучших чувствах, зло процедил:

- Ну и пожалуйста! Больно надо! Я помочь ему хотел, а он… Ну и сиди один, как чувырла, если тебе так хочется! – В этот момент мальчишка походил на нахохленного воробья. Он уже собирался спрыгнуть с забора и потопать куда глаза глядят, лишь бы подальше от приятеля, как ему на плечо опустилась тяжёлая рука Евгения:

- А вот не надо было нарываться, Тарас. Сам виноват. Я же сказал «отвали», что тут непонятного? Просто запомни: Журавлёва – запретная тема. А лучше вообще забудь, что я тебе сегодня разболтал, для всех так будет лучше. Усёк? Если узнаю, что ты растрепал кому-то… - на последней фразе в голосе Костякова послышалась настолько нешуточная угроза, что Стёпка струхнул и непроизвольно вжал голову в плечи, но тут же выпрямился:

- Вот ещё! Я не трепло и не стукач. Как будто ты не знаешь! – Раздражённо пробурчал он. – Короче всё, замяли тему. Но если вдруг чего, ты знаешь где меня найти. Мне пора. Надо заскочить в одно место.

Жека кивнул и примирительно поинтересовался уже гораздо более спокойным, почти дружелюбным тоном:

- Наша завтрашняя развлекуха с Бурундуком ещё в силе?

- А как же! – Усмехнулся Стёпка. – Девки девками, а махалово по расписанию, - сострил он, вызвав у Костякова ответную усмешку. – Если в школу не придёшь, подваливай завтра в полпервого к центральному входу.

- Замётано! – Твёрдо пообещал Костяк и спрыгнул с забора одновременно с Тарасовым. После чего мальчишки разбежались в разные стороны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ