29.12, понедельник

Мария

Блокнот отправляется в сумку, когда объявляют прибытие поезда. До посадки каких-то десять минут. Мария слушает внимательно, чтобы не запутаться в коридорах и найти нужный путь.

В кармане куртки вибрирует телефон. Сердце Марии вздрагивает. «Я ведь ему ещё не сказала», – думает она, когда видит на экране имя Илья. Они вместе уже почти два года. В прошлом году им не удалось вместе встретить Новый год, потому что она уехала в Астану по работе и вернулась в середине января. В этом году она пообещала приехать к празднику. Но кое-что пошло не так. Билетов не было. Пришлось брать на ближайшую свободную дату, да ещё и двухместное купе. Других вариантов не было.

Она отвечает на звонок:

– Илья, привет!

– Как дела? Ты где? Надеюсь, уже на полпути домой.

– Э… Илюш, я не говорила, но… Я только сейчас сяду на поезд.

– Ты шутишь!

– Нет. Билетов не было, правда. Мне пришлось…

– Маша! Маша, ё-моё, – разозлился он. – Ты… приедешь первого? Первого?

– Да, но… Что я сделаю? У меня работа такая. Это ведь не катастрофа.

Илья говорит с упрёком:

– Опять твоя работа! Как и в прошлом году. Что ты мне сказала? Что. Ты. Мне. Сказала? «В прошлом году не получилось встретить вместе Новый год, но в этом всё получится». И что теперь? Где ты?

– Я приеду…

– Когда? Первого?

– Илья, билетов не было. Где я тебе бы достала билеты?

– На самолёт села бы!

– У меня нет денег на самолёт! Или ты хочешь оплатить билет?

– А работаешь ты зачем? Разве ты не по работе ездила?

– Илья, мне за эту работу только после десятого заплатят.

– Или не работала вовсе… Вечно ты разъезжаешь, устаёшь, опаздываешь. Я устал это терпеть. Может, хватит? Может, нам лучше расстаться?

Мария спотыкается на лестнице и едва не падает.

– Илья, подожди. Я понимаю, что тебе тяжело. Но я приезжаю первого числа после обеда. Мы сможем погулять, как договаривались.

– Ах, так значит, после обеда, – звучит саркастичный голос в трубке. – А до этого что, катаешься по другим? Уверен, нет там никакой работы. Шляешься по мужикам.

Мария пытается спокойно объясниться, но она едва сдерживает слёзы и не может сосредоточиться. Надо найти нужный вагон.

– Нет, Илюш! Это не так. Я просто задержалась с работой, потом билетов не было. Знаю, ты устал, понимаю, что мы планировали… Давай попробуем найти решение, а не сразу угрожать расставанием.

– Не знаю, Маш… Ты вечно оправдываешься. Может, тебе проще жить без меня.

– Я не хочу жить без тебя. Я просто хочу, чтобы ты понял... – Где же вагон? Цифры расплываются. – Всё, что я делаю, ради нас, ради нашего будущего.

Вагон №5 перед ней.

– Я не желаю такого будущего. Хорошего пути!

Он отключился. Мария смотрит на телефон и пытается глубоко дышать, но не может сдержаться.

– За что он так?

Она всхлипнула, опустила лицо и протянула билет кондуктору.

Федя

– Ой, давай помогу, мамуль!

Федя подхватывает тяжёлые сумки и помогает бабушке подняться в вагон. Не в свой – просто не смог пройти мимо. Старушка рассыпалась в благодарностях и пожелала, чтобы он нашёл свою красавицу, которую будет носить на руках. Смущённо улыбнувшись, Федя машет рукой и выходит на перрон.

Найти пятый вагон оказалось делом минутным. Он поднимается по ступенькам, проверяет номер купе – №7, место 14 – и заходит внутрь.

Внутри пахнет чистым бельём и чем-то металлическим, зимним. В Астане морозы и он ёжится в тепле. Затем закидывает рюкзак на верхнюю полку, достаёт гитару, усаживается к окну и начинает лениво перебирать струны, пока согревается.

Поезд ещё стоит, когда дверь сдвигается. Входит девушка – светловолосая, с уставшими глазами. Она бурчит что-то вроде:

– Конечно, ещё и место с числом тринадцать…

Бросает сумку под сиденье, избегая взгляда попутчика. Затем садится, опускает голову, раскрывает блокнот. Плечи её заметно дрожат.

Федя притих, сделав вид, что возится с настройкой струн. Но через пару минут тихо спрашивает:

– Вы в порядке? Что-то случилось?

– Всё хорошо, – отвечает она, стараясь звучать вежливо. – Это личное.

Он кивает, подёргивая струну, потом достаёт из кармана пачку жвачки.

– Хотите жвачку?

– Нет, – грустно усмехается девушка. – Она мне ничем не поможет.

Федя пожимает плечами.

– Напрасно вы так считаете. Пока жуёшь жвачку, вырабатываются гормоны счастья.

Она поднимает взгляд – впервые за всё время.

– Правда? Никогда не слышала… Это как?

Он улыбается краешком губ:

– Попробуйте надуть пузырь. Потом другой. И посмотрите, что получится.

Девушка растерялась, но в её глазах мелькает первый намёк на улыбку.

Мария

Какой смешной парень.

Он сидит напротив, с гитарой на коленях, в забавном свитере с горловиной, и всё ещё протягивает ей жвачку, которая должна поднять ей настроение. Мария почти улыбнулась, но вовремя прикусила губу.

– Ну… давайте попробую. Хотя, честно, я не умею надувать пузыри.

– Дело техники, – удовлетворённо кивает он и тоже берёт в рот жвачку. – Смотрите! – Он показывает пример. Пузырь надулся идеально ровным, блестящим, и тихо лопнул. – Главное – не спешите. Сначала просто пожуйте. А потом аккуратно надувайте, вот так. – И он снова показывает большой пузырь.

– У вас талант, – говорит она.

– Давайте, ваша очередь.

Мария пробует. Пузырь послушно надувается, она хлопает в ладоши, радуясь такому успеху, но в следующую секунду он с хлопком лопается прямо у неё на носу.

Мария хохочет.

– Вот видите, не вышло! – и снова смеётся, понимая, как глупо это выглядело.

Федя тоже смеётся, но мягко, без издёвки.

– Напротив. Отличный результат. Вы ведь смеётесь. Счастье выработано – успех.

Она поднимает глаза, и в них впервые за эти минуты блестит свет.

Пару секунд они просто смотрят друг на друга, не зная, что сказать дальше. И вдруг где-то впереди глухо щёлкает, вагон дрогнул.

Поезд плавно трогается с места.

Мягкое покачивание, свет фонарей за окном, отражение двух случайных попутчиков в стекле.

Мария вздыхает – впервые за день не от усталости.

Федя

Тихий стук колёс, мерно ударяющихся о рельсы, нарушает временное спокойствие. В купе пахнет чистым бельём и зимним воздухом, принесённым с перрона.

За окном стремительно темнеет. Зимним вечером улицы Астаны уже погружаются в ночную тьму, редкие огни отражаются на снежной мгле. Призрачные силуэты домов мелькают, пока поезд набирает скорость, унося пассажиров прочь от города.

Внутри купе время будто остановилось: скрип рельсов, тихая мелодия на гитаре, шорох карандаша по бумаге и мерное покачивание вагона создают ощущение небольшого островка уюта посреди зимней ночи.

Федя лениво перебирает струны гитары, издавая тихий ритм – почти как эхо стука колёс, только мягче, мелодичнее. Мария молча вырисовывает какие-то линии в своём блокноте, вслушиваясь в звук, который удивительно сочетается с приглушённым гулом вагона.

Федя снова рискует заговорить с попутчицей:

– Из дома куда-то? Или откуда-то домой?

Мария охотно отзывается:

– Еду домой. В Астане выполняла заказ. Я – художница, разрисовываю стены на заказ: яркие мурали в кафе, детских комнатах, магазинах.

– Вау… и что же такое… мурали?

Мария отвечает с лёгкой улыбкой:

– Это большие рисунки на стенах. Такие, чтобы весь зал или улица их видели. Иногда в кафе, иногда в детском саду… Просто краска, стена и идея.

– Ааа, то есть ты рисуешь целые дома?

– Ну, не целые дома, пока нет… Но большие поверхности точно. Это сложно, долго, но интересно.

– Круто. Наверное, прямо как музыка для глаз.

– Можно и так сказать. – Мария молчит, затем несмело задаёт встречный вопрос: – А вы? Домой или куда-то?

Федя откладывает гитару.

– Может, сразу на «ты»? Странно, когда люди почти одного возраста – а я уверен, мы почти одного возраста – обращаются друг к другу на «вы». Мы ведь здесь одни. И ехать нам вместе целых три дня.

Мария, смущаясь, закусывает губу.

– Давай на «ты». Э… ты не против чая? Я бы попила горячий чай. У меня с собой сладости есть!

– В таком случае, я иду доставать нам чай, а ты накрывай на стол!

И Федя скрывается в коридоре.

Мария

Мария выкладывает на стол пачку ChocoPie, зефир фирмы «Рахат» и вафли в голубой обёртке – такие она всегда брала в дорогу. Федя возвращается с двумя кружками дымящегося чая.

– Не очень люблю запах чая в поезде, но ради сладостей стерплю, – весело говорит он, ставя кружки на стол и разглядывая вкусности. – Ты сладкоежка?

Мария смеётся.

– Нет! Конечно, нет. Но в дорогу привыкла набирать всякой всячины. А вдруг захочется, а купить не смогу. Это ведь поезд.

– То есть ты набираешь сладости на три дня? – а после кивка Марии восклицает: – Так мы сейчас это всё за час съедим!

– А ты думаешь, я всё достала? Нет, это маленькая часть.

– Ха! Тогда давай пить чай, – и он тянет руку к зефиру. – А вот шоколад я не люблю.

– Ого! – округляет глаза Мария. – Впервые вижу парня, который не любит шоколад.

– А я впервые вижу девушку, которая этому удивляется.

И снова в цель! Мария звонко смеётся, прикрывая рот рукой, потому что успела откусить ChocoPie. Она и не думала, что обида из-за своего парня так быстро растает. Федя очень приятный и весёлый. И снова задаёт вопросы.

– Значит, Петербург – твой родной город?

– Не совсем. Я живу там с тринадцати лет, после того, как мои родители решили переехать из забытого Богом Бокситогорска.

– Ууу… Какая глушь!

– А ты так и не сказал, зачем едешь в Питер.

– Я родился и вырос в Астане. А в Питер еду на выступление. Как видишь, я музыкант. И концерт первого числа в девять вечера. То есть я с поезда на сцену.

– Ого. А почему раньше не выехал?

– Ребята из группы уже там, на самом деле. Это я запаздываю.

«Все куда-то опаздывают», – думает Мария с грустью.

– Что же тебя задержало?

– Семейные неурядицы.

Мария постеснялась расспрашивать об этом, ведь у него могут быть личные причины не рассказывать о своих проблемах незнакомке в поезде, как и у неё есть личная причина не говорить о своём парне… наверное, уже бывшем.

Поэтому сглаживает тему иным вопросом:

– Как группа называется?

– Банальное название – «Белый север».

– А мне кажется, поэтично.

– Находишь?

В купе заглядывает проводник: «Сдаём посуду?»

Федя протягивает две кружки. Дверь снова закрывается, и в купе остаётся только мягкая вибрация рельсов. Мария складывает остатки сладостей в мешочек и убирает на край стола, предлагая Феде есть, когда захочется.

Он ложится, вытягивает ноги и снова бренчит на гитаре. А Мария подбирает под себя ноги и берёт телефон. Сигнал то появляется, то пропадает, поэтому она убирает телефон – он становится неинтересен.

Федя

До десяти часов Федя успевает поспать, дважды сходить в туалет, пожевать вафли, поболтать с проводником в коридоре. Мария всё это время что-то рисует.

– Ты совсем не убираешь карандаш?

– Рисование отвлекает меня от ненужных мыслей. Хочешь посмотреть?

– Хочу, – и он бесцеремонно усаживается рядом с ней. Мария лишь на минуту теряется, но быстро об этом забывает. Федя рассматривает набросок и поражается. – Ты только что это нарисовала?

Мария изобразила окно поезда, а за ним тёмные силуэты деревьев, редкие огни станции.

– Да. Нарисовала, пока ты спал.

– Ты, наверное, заканчивала художественную школу? Не может человек-самоучка нарисовать то, что давно исчезло с глаз.

– Конечно, я училась! Иначе мне не разрешили бы рисовать мурали.

– Я просто поражён.

– Ты ведь тоже, наверное, учился в музыкальной школе.

Федя переходит на свою сторону, смотрит в окно, взгляд пустой, далёкий. Никакой музыкальной школы. Если он скажет незнакомке, что свою первую гитару нашёл случайно на мусорке, разбитую с порванной струной, сгорит со стыда. Мария не стала настаивать на ответе, она понимает, что ему не хочется признаваться.

– Хочешь кушать? В поезде есть вагон-ресторан.

– Я не знаю. Там дорого, наверное…

– Я угощаю. Составишь компанию?

Мария вкладывает свою ладонь в протянутую руку и мило улыбается.

– Раз приглашаешь, как я могу отказать?

Мария

Поезд уверенно катит в темноту, за окнами мелькают редкие огни станций. Коридор мягко покачивается, от купе тянет теплом, а впереди светится вагон-ресторан.

Внутри – ёлка, гирлянда вдоль окон, на столах миниатюрные свечи в стеклянных подсвечниках. Пахнет корицей, кофе и жареными котлетами. По динамикам тихо играет старая добрая песня «Last Christmas».

– Как дома, да? – усмехается попутчик.

– Почти, – говорит Мария, не пряча улыбки. – Дома мама не наливает чай в пластиковые стаканы.

Попутчик пропускает Марию на скамеечку, сам садится напротив. Официантка, полная женщина, приносит меню – простое, но с зимним акцентом.

Он заказывает котлетки по-домашнему с картофельным пюре, а Мария – блинчики и кофе. Во время ужина Федя рассказывает ей, как группа «Белый Север» застряла летом в аэропорту Алматы, а Мария смеётся, наблюдая, как его волосы падают на лоб, когда он кивает в такт своим же словам.

Они ели и слушали, как за окном стучат колёса.

– В прошлом году я встречала Новый год в Астане. Одна. В кровати с телефоном.

– Грустно.

– Да. А в этом придётся встречать Новый год в поезде. И ведь я не специально.

– Ну… в отличие от прошлого года, ты будешь не одна, – и он поднимает стаканчик с кофе, желая чокнуться с ней.

Мария снова смеётся, но соглашается чокнуться.

– А ты?

– Я? Я тоже буду праздновать Новый год в поезде, представляешь?

Взрыв смеха.

– Нет! В прошлом году где справлял?

– А-а-а… Дома. С мамой.

– Ты живёшь с мамой?

– Угу. Хочешь котлетку попробовать?

– Нет. Я уже сладких блинчиков наелась. Тебя мама растила?

– Угу. Я отца не знаю.

Говорить он об этом явно не хочет, поэтому Мария больше не спрашивает. Они доедают, затем возвращаются в купе, где отдыхают до первой остановки.

Федя

Около полуночи поезд делает остановку в Петропавловске на десять минут. Федя выходит в коридор и смотрит в окно. Некоторые пассажиры выходят подышать воздухом, покурить или купить что-нибудь. Но Федя не видит нужды выходить, поэтому стоит и просто наблюдает.

Его попутчица осталась в купе. Ему показалось, что она спит, хотя он не присматривался.

Когда он возвращается в купе, видит девушку с телефоном. На лице печаль, какая-то озабоченность. Он вспомнил, что в первый раз увидел её плачущей, когда она зашла в купе перед отправкой. И сейчас она как будто на грани.

Он ложится и закрывает глаза. Затем слышит тихое: «Да и пошёл ты!»

Федя резко распахивает глаза и смотрит на неё. Она отрывает взгляд от телефона.

– Ой. Извини. Я тут… своё.

– Кто-то тебя всерьёз обидел, да?

– Да. Но я не хочу об этом говорить.

– Ты и не обязана, – говорит Федя и снова закрывает глаза.

Поезд набирает скорость.

Мария

«Илюш, я в пути. Всё хорошо. Надеюсь, ты уже не сердишься».

Когда Мария отправила это сообщение, тут же пожалела. Илья прочитал его, но проигнорировал. Именно поэтому она тихо послала его, вызвав у попутчика новые вопросы.

Теперь, когда парень уснул, она лежит без сна и думает, что будет дальше. Праздник в слезах – это так грустно. Может, тогда сразу к родителям? Мама приготовит манты и салат оливье. Папа сыграет с ней в нарды. Весёленькое начало года…

– Почему не спишь? – звучит сонный голос попутчика в тишине.

– Думаю.

– О чём?

– О том… О том, что мы ужинали вместе, пили чай, знаем, откуда и куда едем, а имён друг друга до сих пор не знаем.

– Это действительно может лишь сна.

Мария улыбается беззвучно.

– Мария.

– Тебе идёт это имя. Про Марию можно петь песни.

– И ты можешь сочинить такую?

– Могу. Почему нет?

И вдруг напевает с хрипотцой:

Едет Мария в купейном раю,

Чай и зефиры – спасенье моё.

Пузыри, как мечты, лопаются вдруг –

Только не этот, что рядом, мой друг.

Эти строки вызывают у Марии смех.

– Кто автор?

– Федька из «Белого Севера».

– Значит, ты Федя? Приятно познакомиться.

– И мне.

Затем они оба засыпают.

Примерно в 5.40 утра поезд останавливается на станции в Костанай на пятнадцать минут. Мария кутается в одеяло. Она видит, как Федя выходит из купе, накинув куртку. Она не двигается с места. Снова проверяет телефон. Илья так ничего не написал. Слёзы покатились с глаз. Пока одна, она может позволить себе поплакать.  

Через минут семь Федя возвращается с двумя стаканчиками кофе. Из пакета достаёт горячие очень вкусно пахнущие булочки с корицей и легонько будит Марию. Но она не спит, поэтому тут же садится.

– Завтрак готов! – говорит он и кусает большой кусок от булки.

За окном ещё темно. От куртки Феди веет морозной свежестью. Внезапно в купе становится по-домашнему уютно. Она смотрит на Федю и мысленно благодарит бога за то, что у неё такой прекрасный попутчик.