Старый Гувурруду, Муж над Мужами, отец множества детей, дед множества внуков, прадед множества правнуков, обвёл глазами почтительно собравшихся вокруг него младших и заговорил.

— Это случилось много поколений назад. Так давно, что многие считают Ужасное Сказание — сказкой. Находятся и сквернавцы, что втихомолку посмеиваются над нами, стариками, говорят, что мы выжили из ума и страшимся своей тени, а потому пугаем детей небылицами.

Но так было. Слушайте и внимайте.

В то время, как и сейчас, Единый Народ процветал в Благословенных Долинах. Наши мужи были сильны и отважны, жёны были прекрасны и желанны. Их чрева приносили новых и новых детей, и всем было вдоволь еды. Мы отправлялись на добычу в Бескрайние Равнины в Добрый Час, как завещали пращуры наших пращуров.

Наша жизнь текла в тепле и довольстве, и мы думали, что так будет всегда. И среди молодых появлялись те, кто говорил, что старые обычаи теснят нас. Обуянные алчностью и дерзостью, желая поразить соплеменников смелостью и посрамить стариков, они отправлялись в Бескрайние Равнины в Запретный Час. Они возвращались сытые и довольные и ещё громче смеялись над теми, кто держался старого закона. Постепенно всё племя поддалось их безумию и забыло, что есть Запретный Час.

И тогда из-за края мира явились Ужасные Древние.

Однажды дерзкий храбрец, отправившийся с друзьями на добычу в Запретный Час, вернулся в Благословенные Долины, дрожа от страха. Он рассказал, что им явились небывалые существа: невообразимо огромные, жуткого и омерзительного вида. Все путники погибли ужасной смертью, и лишь одному посчастливилось спастись.

Но Народ слишком привык благоденствовать и попирать законы пращуров, а потому над беглецом только посмеялись. И снова дерзкие храбрецы отправлялись в Бескрайние Равнины на добычу, не различая Доброго и Запретного Часа. И всё чаще они видели Ужасных Древних, и всё больше семей оплакивали погибших от ярости божественных чудовищ.

Но в Благословенных Долинах всё было по-прежнему, и Народ решил, что так будет вечно. Мы не знали, что гнев Ужасных Древних не имеет пределов и никогда не насыщается, а лишь утихает на время.

И случилось так, что мир разорвало, и Благословенные Долины залил страшный свет, подобный тому, который видели в Бескрайних Равнинах в Запретный Час. Над нашим домом навис Ужасный Древний, и ярость его была велика. И стар и млад, обезумевшие от ужаса, бросились спасаться: мать покидала малюток-детей, сын топтал старика отца — никто не помышлял о помощи ближнему, всякий думал лишь о себе.

Но спастись удалось немногим. С небес на разорённую страну низверглись потоки небывалой обжигающей воды. В них погибали десятками, и дымящаяся жидкость разливалась во все стороны, неся изувеченные тела. Тех, кто ухитрился спастись от раскалённой воды, воплощения ужаса убивали, расплющивая своими уродливыми конечностями.

Неумолкаемый крик боли и смертного ужаса стоял тогда над миром. В Добром Распадке, куда спаслись немногие выжившие после бойни в Благословенных Долинах, знали о случившемся. Все в страхе ждали, что божественный гнев падёт на них, но больше разрушений не было, и все решили, Древние, наверное, насытились страданиями.

А потом пришёл мор. Незнаемая болезнь поразила Народ. Едкий огонь сжигал внутренности, и медленная смерть становилась избавлением от страданий. Проклятие Древних разносилось с воздухом, пищей и водой: так вымирали целые кланы.

И тогда наш пращур Кууаку-Рричи, мудрость которого безгранична, сказал: «Надо бежать от проклятия Ужасных Древних, пока нас слушаются ноги». Он взял своих жён и ушёл из страны отцов в неведомые края. Там его жёны принесли здоровых детей, и от них снова пошёл Единый Народ. Жизнь в новом краю была хуже, чем в Благословенных Долинах. Там были голод, холод и нужда, но мы чтили Запретный Час, и проклятие Ужасных Древних оставило нас. Лишь изредка до нас доносился их голос, подобный грому.

Это было давно. Ныне Народ вернулся в Благословенные Долины, и жизнь течёт в довольстве и радости. Древние, которых разгневали святотатцы, удалились за грань мира, и вот уже много поколений о них нет никаких известий. Многие не верят, что некогда они явились Народу во всём своём невообразимо ужасном величии. Я же говорю вам…

…Страшный, ослепительный свет залил мир. Вопль отчаяния, исторгнутый слушателями Гувурруду, заглушил свист воздуха, разрываемого тёмной массой, летящей с неба. Но в последний миг, отделявший от кромешного мрака, они успели увидеть Ужасного Древнего.

* * *

— Слушаю! Да, солнц! Чё? А-а, нечаянно звук отключила и забыла на кухне. Вот попадос, да? Ага, мне сердце подсказало, что ты звонишь. А, слушь, забыла сказать, я к прабабке съехала. К баб-Марине, ага. А то мать своими придирками мёртвого затрахает. Да ты чё, баб-Марина бодра, как молодой кузнечик! Я вас познакомлю! Ну всё, солнц, пока, мне завтра в пять тридцать вставать. И я тебя. Целую. Нет, ты первый клади…

Через пять минут она всё-таки нажала «отбой». После этого дверь медленно отворилась, и на кухню вплыла упомянутая в разговоре «баб-Марина» — полная пожилая дама в цветастом халате.

— Ой, баб-Марин, извини, я тебя разб… — засуетилась девушка.

Старушка махнула рукой.

— Я и так не сплю. Что-то последнее время плохо засыпается. Ворочаюсь, ворочаюсь, уже небо белое, только тогда засну… Чайку завари, раз уж здесь. — Она тяжело опустилась на табурет, оставив правнучке — кудрявой девушке в чёрной футболке и апельсинных шортах — хозяйничать.

— Из зелёной пачки возьми, а то опять сыпанёшь этого, с бергамотом, а я его не очень, — распоряжалась пожилая хозяйка дома.

— Ага, ага.

— Кто звонил-то?

— Да… так…

— Дай угадаю. Подружки в такую позднотищу не звонят. С работы — ты у нас не в пожарной охране работаешь. Значит…

— Ну да. Парень мой. В смысле, знакомый. То есть друг.

— Бой-фрэнд, — пожилая дама решила щегольнуть своей продвинутостью.

— Ну да. Баб-Марин, можно, я его послезавтра вечером приглашу?

— С ночёвкой? — между прочим поинтересовалась старушка.

— Ну… мы, в общем, уже давно встречаемся…

— Ну так что? Пусть приходит, а я посмотрю, чего он стоит.

— Он тебе понравится, баб-Марин!..

— Ну и ладно. Дело молодое. Кажется, давно ли с твоим прадедом покойничком на той скамейке сидели… я пятку туфлей натёрла, а он меня вот так подхватил и нёс целый квартал… Думаю: когда он за мной придёт, он ведь опять молодым сделается, так?.. Ты что ж натворила, паршивка?!.

— Что? — Переход от сентиментальной грусти был так резок, что правнучка подпрыгнула вместе с табуреткой.

— Ты зачем тараканов газетой с программой лупишь? Ладно бы старой, а то неделя только началась! Как её теперь в руки брать?

— Баб-Марин, извини. Я новую куплю!

— Головой думать надо. Так никаких программ не накупишься.

— Да я… выхожу, включаю свет, а тараканы на стиралке митинг устроили. Я схватила, что под руку попалось, и… Слушай, баб-Марин, давай я их потравлю? Верка Лузгина, подружка моя, менеджер в фирме «Антипаразит», она мне скидку сделает.

— Трави, — пожала плечами баба Марина. — Сами-то хоть не потравимся?

— Ни в коем случае! Уникальный порошок, можно хоть лизать, и нам ничего не будет, а тараканы, муравьи и клопы вымрут, как динозавры.

— Трави, трави, — согласно кивнула баба Марина. — Пускай вымирают. Мне-то с этим недосуг возиться, они и расплодились. — Она отодвинула кружку с недопитым чаем. — Пойду я… может, удастся заснуть пораньше. Так эта бессоница надоела… лежишь, и мысли, мысли, мысли… и всё об одном…

Она тяжело пошаркала по коридору, но обернулась и строго заметила:

— Чтоб завтра программу купила!

— Ага, — кивнула правнучка.

— Вас, твари, ждёт великое вымирание, — промолвила она, когда осталась на кухне одна.