Никогда бы не подумал, что она может так легко оборваться. Казалось бы, ничем не примечательное утро – всё тот же раздражающий звон будильника, всё те же звуки доносятся с улицы: щебечут птицы, ревут моторы сотен машин, кричат старики и смеются дети. Город такой же, как и вчера, и где-то в глубине души ты понимаешь, что точно таким же он будет и завтра. Шум, суета, тяжёлый воздух и слепящее солнце, отражение которого будет преследовать тебя в каждом окне многомиллионного, плотно застроенного высотками города.
А ты уже и не помнишь, когда впервые тебя разбудили солнечные лучи – палящие, слепящие сквозь пластиковое окно. Не вспомнишь, когда впервые, сонный, с тяжёлой головой и странным комом в горле, заварил тот кофе – горький и крепкий, как утро после бессонной ночи.
Утренние ритуалы не радуют и не огорчают – они возвращают в реальность: жадные глотки горького кофе, а после ледяной душ, бьющий по вискам. И когда, стоя у зеркала, ты приводишь свои волосы в порядок, приходит осознание – надо выглядеть опрятно ведь ты идёшь в люди, вот-вот покинешь дом. Но всему этому ты не придаёшь значения, будучи твёрдо убеждённым в том, что завтра будет как сегодня, как вчера, и так будет всегда. И вот, позавтракав чем-то, что даже не отложится в памяти, ты покидаешь дом, совсем не догадываясь, что больше никогда не вернёшься в него. Однако ты не думаешь, даже не задумываешься об этом, ведь пора жить, решать скопившееся дела, окружившие тебя и захватившие все твои мысли. И вновь ты даже не допускаешь мысли о том, что все эти дела могут оказаться глупыми, лишёнными всякого смысла.
Погружённый в рутину, в бесконечный поток мыслей, вопросов и ответов, ты не обращаешь внимания на мир вокруг себя, ведь он всё такой же суетливый. А дальше этой суетливости ты не заглядываешь, ведь в ней нет места для тебя, она не для тебя, ведь есть своя. Тем временем мимо проносятся источники суеты – другие люди. Их лица размыты, лишь редкие незначительные черты могут на пару минут отложиться в твоей памяти: у одного походка странная, у двух других скандал, а четвёртый проехал на кабриолете – ты ничего не знаешь о них, да и знать не хочешь. Через музыку в наушниках ты слышишь птиц, рёв моторов и всё то, что было там, по ту сторону окна квартиры, но теперь оно по ту сторону окна автомобиля. Ты слышишь всё, но не слушаешь, ведь оно неважно, лишено какой-либо ценности в пути, который совсем скоро оборвётся. И, может, в глубине души ты бы скучал по этой жизни, полной суеты и звуков, однако скучают лишь тогда, когда теряют, больше не видят и не слышат.
И ведь до чего же скоротечна жизнь…я бы никогда не подумал, что так легко обесценю её, забуду о том, что она всего лишь миг…
Казалось, всей моей жизнью была подготовка к этому дню – соревнованию, дуэли, что должна разделить мою жизнь на до и после. На кону стояло всё: от положения в семье до самой моей жизни. И я был готов. Многолетние тренировки отточили мои движения, клинок буквально стал неотъемлемой частью меня, а мастерское снаряжение, проверенное в сотне боёв и идеально подогнанное под мою технику лишь усиливало мою уверенность в победе.
Этот день настал. Он был как и все до него. То же тяжкое пробуждение, та же мерзкая рутина, тот же автомобиль и поездка через весь город. Как и всегда я не запоминал лица проносящихся мимо людей. Как всегда я не придавал значению проносящуюся мимо меня жизнь. По натуре спокойный и рациональный, я ощутил мандраж только когда вышел на белоснежный и оттого холодный пол ринга. В глаза бил с десяток лучей от прожекторов, за бликами которых скрывалась толпа. Меня не называли по имени, как и противника, что ждал меня по ту сторону. Лишь прозвища, которые я бы хотел забыть навсегда…
Мандраж отступил, когда в руках оказался клинок. Длинный, с широким лезвием, но отчего-то лёгкий и гибкий – он не боевой, спортивный, лишённый всех преимуществ оригинала. Это не мой меч, не часть меня, но он ключ, которым я должен открыть для себя дорогу в будущее. На время, всего на каких-то несколько мгновений он должен стать продолжением меня.
Покручивая двуручник в руках, я всё больше убеждался в том, что он всего лишь костыль для уравнения наших с противником сил. Мы знали друг друга не понаслышке, оттого оба со странной грустью приняли мечи. Мы оба ждали этого дня, этого боя, но ожидали от него не очередной битвы, а чего-то большего. Впрочем, стоило нам скрестить клинки, и нечто большее вдруг разгорелось во мне жарким пламенем.
Противник, точно ураган, был быстр и ловок, но удары его оказались слабы. Они были неспособны пробить мою защиту. И пусть клинок гнулся, временами вихлял, точно хлыст, я быстро к нему приноровился. Если поначалу скорость противника меня застала врасплох, то вскоре я уже без проблем смог читать его. К сожалению, он это понял, но явно не ожидал встретиться с широкими и неестественно быстрыми ударами. Когда как он был ураганом, пронизывающим, точно ветер, уколами, я стал пламенем. Каждая атака захватывала всё больше пространства, не позволяя противнику, ни увернутся для нового укола, ни контратаковать, парировав сильную атаку. Осознав положение, мой соперник перестал отбегать, попытался прорваться, отводя мои атаки. Он, как и я, явно стал входить в азарт. Однако пыл противника вмиг остыл, когда очередной сильной атакой, я отбросил его в сторону. Нет, он успел защититься, успел встать на ноги и принять боевую стойку, но выдохся, проиграв мне в выносливости. Когда как он был ураганом, я был пламенем, лишь сильнее разгорающимся с каждым его стремительным порывом.
Ноги его дрожали, а руки не так крепко сжимали рукоять меча. И тогда я ощутил победу. Чувство это завладело мной, разожгло пламя азарта в десятки, нет, сотни раз. Я уже предвкушал победный банкет, награждение, поход в бар…
Сердце разрывалось, гордость за пройденный путь ликовала во мне криком толпы – я сражу противника своим лучшим приёмом! Но отчего-то грудь сдавило, будто невидимая рука сжала сердце, время замедлилось, а дыхание точно остановилось. Всё окутал странный туман, в котором проглядывалось лишь моё стремительное приближение к сопернику, взмах клинком и выпад, направленный точно в сердце. Это не битва, это всего лишь соревнование. Но будь это бой, мой удар оказался бы смертельным для него…
И вдруг я выдохнул. Уши обжёг лязг стали и последующий звон. Я почувствовал, как нечто холодное впилось мне в шею – не боль, а удивление. Рука сама потянулась к горлу. Пальцы – в чём-то липком, горячем, обволакивающем что-то настолько холодное, пустое, мёртвое. Меч упал первым, а потом я – на белый пол, что тут же окрасился алым.
Его клинок треснул, осколком разорвав мою шею.
И ведь до чего же скоротечна жизнь…
Я шёл к этому дню всю жизнь – это и была моя жизнь…
Но что было вчера? А что было утром? Кажется, я забыл заправить кровать…
Жизнь покрыла тьма беспамятства. Кажется, утром пели птицы… пели, точно звон треснувшего клинка…
Я не хотел умереть. Никогда не хотел…
