Лиза

— Ты что, совсем не нервничаешь? — Алиса, моя соседка, наклоняется ближе, крепко сжимая в руках кружку чая. Её голос дрожит от удивления, словно она сама стоит на грани паники. — Я бы на твоём месте уже с ума сошла!

Я молчу, сосредоточенно засовывая синюю ручку в узкий карман потрёпанной кожаной сумки. Старая привычка — выстраивать ручки, как солдатиков перед парадом: синяя, чёрная, красная, каждая на своём месте, как когда-то в школьном пенале. Поворачиваю синюю ручку, стараясь, чтобы её серебристый колпачок встал ровно, выровнялся с остальными, и только после этого поднимаю взгляд на подругу. Улыбаюсь, натягивая на лицо маску спокойной уверенности, хотя внутри всё холодеет и сжимается.

— Да ладно тебе, просто ещё одна доставка, — говорю я, изо всех сил стараясь звучать легко и беззаботно.

Алиса фыркает, чуть не расплескав горячий чай на свой белоснежный свитер.

— Ага, доставка! Это, знаешь ли, не пакет с какого-нибудь маркетплейса, а самое настоящее дело жизни и смерти! — Её тёмные глаза блестят, как мокрый асфальт после дождя, в них смесь восхищения и тревоги, которую невозможно скрыть.

Я пожимаю плечами, возвращаясь к своей сумке. Проверяю её содержимое — это мой привычный ритуал, который успокаивает предательскую дрожь в руках: кошелёк с потёртым уголком, телефон, планшет, два зарядника — один наполовину обмотан скотчем, карта «Тройка» с облупившимся краем и перцовый баллончик. Этот баллончик — мой верный талисман за все шесть лет работы почтальоном. Без него я чувствую себя беззащитной и уязвимой. Захлопываю сумку с глухим, успокаивающим щелчком и ловлю взгляд Алисы. Она смотрит на меня и улыбается, будто я героиня приключенческого фильма — смелая, решительная, непобедимая. Это немного подбадривает меня. Но всего лишь на секунду.

Героиня? Нет, что ты. Я напугана до чёртиков. У моих подруг были бы шансы получше, если бы не я оказалась их последней надеждой. Но выбора просто нет — только я могу это сделать. Может быть, Прохор Агатов, этот бизнес-магнат с ледяным сердцем, всё-таки выслушает меня. Может быть, передумает сносить наш дом. Шесть лет я разношу письма по адресам, и за это время я поняла одно: люди иногда удивляют тебя. Обычно в хорошем смысле. Но это же Прохор Агатов — настоящий злодей с обложки Forbes, без единой улыбки, с волчьими глазами и каменным выражением лица.

Вздохнув глубоко, я в последний раз расстёгиваю сумку для финальной проверки. Всё на месте, всё в порядке. В маленькой прихожей поправляю свои непослушные кудри, которые вечно лезут в лицо, и прикалываю к блузке любимую брошь — изящный чёрный бархатный галстук-бабочку в винтажном стиле. Потёртая немного, но всё ещё красивая, с мягким благородным отливом, как крылья ночной бабочки. Алиса подходит сзади, её длинные чёрные волосы собраны в тугой аккуратный пучок, как у профессиональной балерины. Она смотрит на моё отражение в зеркале и протяжно стонет.

— Только не начинай, — сразу обрываю я её, прекрасно зная, что сейчас последует.

Два года я здесь живу, и все эти два года подруги — Алиса, Настя, Катя — постоянно подшучивают над моим галстуком. «Библиотекарь из прошлого века!» — смеётся Настя, закатывая глаза. «В Москве так вообще не ходят», — вторит ей Алиса с видом знатока моды. Им кажется, что он нелепый и старомодный, но мне искренне нравится его практичность — это не платок, который постоянно съезжает, не галстук, который душит, а что-то своё, особенное. И сегодня он мне особенно нужен, чтобы не потерять себя в этой ситуации.

Я действительно боюсь. Без привычной почтовой формы — синей куртки, удобных брюк и фирменной кепки с логотипом — я чувствую себя совершенно уязвимой, словно без защитной брони. Форма всегда придавала мне уверенности в себе, даже под проливным дождём или в спорах с недовольными клиентами. Но я придумала себе замену: элегантный брючный костюм, хорошо подчёркивающий фигуру, и вот этот галстук-бабочка для изящества и индивидуальности. У меня целая коллекция таких галстуков — синий, глубокий, как ночное небо, серый, мягкий, как утренний туман, бордовый, насыщенный, как хорошее вино, горчичный, яркий, как осенние листья. Сегодня надела синий — самый серьёзный и строгий из всех. Есть ещё юбка с изысканной блузкой, подсмотренная когда-то у Насти, специально для особых выходов. А дома я обычно хожу в удобных йога-штанах и старых выцветших футболках.

— Тебя надо срочно отправить в какой-нибудь лагерь моды, чтобы там выбили эту непонятную любовь к галстукам! — смеётся Алиса, решительно скрестив руки на груди.

— Посмотрим ещё, — отвечаю я, изо всех сил стараясь казаться беспечной. — Может быть, когда всё это наконец закончится…

Её лицо вдруг мрачнеет. Я тут же жалею о своих словах. Наше будущее сейчас насквозь пропитано тоской и тревогой из-за этого Агатова. На прошлой неделе нам всем пришли официальные уведомления о выселении — холодные, бездушные, на казённой гербовой бумаге. Наш дом — старый, с облупившейся краской на стенах, скрипучими половицами и наспех заклеенными окнами — совсем скоро превратится в кучу щебня. Мы отчаянно боролись: ходили к юристам за советами, писали бесконечные письма в разные инстанции, звонили в его офис, рассылали петиции. Всё напрасно. Агатов стоит перед нами, как неприступная крепостная стена.

Но я всё равно попробую достучаться до него.

— Забудь об этом, ты мило выглядишь, правда, — тепло говорит Алиса, крепко обнимая меня. Её волосы приятно пахнут свежей лавандой. — Удачи тебе. Ты справишься, я знаю.

Двенадцать станций метро проносятся в сплошном гуле поездов, бесконечных толпах и характерном запахе резины — и ещё двадцать долгих минут пешком по улицам, где холодный ветер пробирает до самых костей. И вот я стою перед зданием Агатова. Шесть высоких этажей из чёрного полированного мрамора блестят на солнце, а каменные горгульи наверху скалятся вниз на прохожих. У массивных стеклянных дверей я крепко сжимаю свою сумку, пальцы белеют от напряжения.

— Я здесь не чужая, — шепчу я сама себе, хотя без привычной формы чувствую себя полной самозванкой. Выпрямляюсь, откидываю плечи назад и решительно шагаю внутрь.

Просторный вестибюль напоминает величественный собор: повсюду чёрный мрамор, дорогие золотые бра на стенах, в центре — большой фонтан с огромным зазубренным валуном, словно принесённым прямо из далёких гор. Вода искрится и сверкает, как жидкое серебро. Как они вообще затащили сюда эту массивную глыбу? Голоса людей и гулкие шаги отдаются эхом, смешиваясь с мелодичным плеском воды. Я иду по идеально гладкому полу, аккуратно обходя деловых людей в строгих костюмах. Сумка слегка бьётся о бедро, я сжимаю её покрепче и целенаправленно пробираюсь к лифтам.

На полпути останавливаюсь около большой таблички-справочника. Делаю вид, что внимательно изучаю информацию, хотя прекрасно знаю: в здании шесть этажей, АО «Агат» занимает абсолютно все, а офис для приёма доставки находится на первом. Это, конечно, не мой обычный почтовый маршрут, но я всегда запоминаю важные детали. Мне нужно хоть немного собраться с мыслями.

Гул многочисленных голосов внезапно стихает. Я напрягаюсь — может, это стрелок? Или пожар? Быстро оборачиваюсь, сердце тревожно колотится в груди.

И вижу его.

Прохор Агатов. Я узнала бы его даже без всех этих фотографий в интернете — просто по тому, как его люди почтительно идут позади, словно верные тени могущественного короля. Но никакие фото не смогли подготовить меня к встрече с ним в реальности.

Он невероятно красив. Ужасно, пугающе красив. Тёмные волосы, аккуратно зачёсанные назад, блестят, как мокрый асфальт под яркими уличными фонарями. Кожа на резком волевом лице словно светится изнутри — то ли от отменного здоровья, то ли от скрытой внутренней злости. Серые глаза, похожие на грозовые тучи перед бурей, горят каким-то внутренним огнём, они устремлены прямо на лифт, будто он может подчинить его одним только взглядом. Безупречный чёрный костюм облегает его фигуру, как вторая кожа. Я понимаю, что должна немедленно отвернуться, но просто не могу оторвать взгляд.

Его уверенность в себе ощущается физически — как резкий порыв ветра прямо в грудь. Это человек, который словно владеет самим воздухом вокруг.

Я крепко сжимаю сумку, ногти больно впиваются в ладони. Как вообще к нему подойти и заговорить? Как убедить его выслушать меня? Как показать ему видео на планшете? А может быть, Алиса была права, и этот галстук просто душит мне не только шею, но и здравый разум?

Мне отчаянно хочется сбежать отсюда. Вернуться на работу, в свой привычный упорядоченный мир посылок и писем, где я точно знаю, что и как нужно делать. Но я продолжаю стоять здесь, не отрывая взгляда от него.

Я искренне люблю свою работу. Эту размеренную, предсказуемую рутину — забирать почту из отделения, тщательно прокладывать оптимальный маршрут на карте, аккуратно раскладывать письма и посылки, специально наклоняя конверты под удобным углом для жильцов. Это настоящий ритуал, который дарит мне внутренний покой и уверенность. Моя начальница до сих пор не может поверить, что я взяла отгул. Я вообще никогда их не беру, никогда. Работа — это моя настоящая стихия, моё надёжное место в этом бесконечном хаосе.

К Агатову неожиданно подходит деловая женщина — строгая, собранная, с кожаным портфелем в руках. Он останавливает её одним властным жестом руки, как настоящий повелитель. Она показывает ему экран телефона, яркий отблеск света выхватывает из полумрака её сосредоточенное лицо. Они быстро обмениваются короткими фразами, которые полностью заглушаются шумом фонтана, и так же быстро расходятся в разные стороны. Агатов идёт дальше — неумолимый, как древнегреческий бог среди послушно расступающихся масс простых смертных.

Он уже совсем близко от меня. Его длинная тень падает на холодный мрамор пола, воздух вокруг словно тяжелеет от его присутствия. Мой шанс — единственный, неповторимый шанс. Я должна подойти, попросить хотя бы минуту его драгоценного времени, вымолить его внимание. Я крепко сжимаю сумку обеими руками, как защитный щит перед собой. Но мои ноги словно намертво вросли в холодный пол, как глубокие корни старого дерева.

Вестибюль гудит вокруг меня, липкий пот неприятно прилипает к спине под рубашкой. «Мы же просто два обычных человека», — отчаянно твержу я про себя, но эти слова мгновенно тонут в оглушительном шуме собственного учащённого дыхания. Вся эта затея изначально обречена на провал. Я сама её придумала, я сама во всём виновата. «Ты правда серьёзно думала, что сможешь это сделать?» — язвительно насмехается мой внутренний критичный голос.

Но я отчаянно цепляюсь за свою старую уловку: закрываю глаза на мгновение и отчётливо вижу перед собой лица. Сначала это были незнакомые люди, терпеливо ждущие своих писем, их благодарные улыбки, которые я специально рисовала в воображении, чтобы не так сильно бояться. А теперь это мои настоящие подруги, ставшие мне родными. Катя, сидящая на широком подоконнике с горячим чаем в руках, задумчивый Миша, постоянно теребящий свои очки. Они все искренне рассчитывают на меня, ждут результата, затаив дыхание от волнения.

Я — их последняя настоящая надежда на спасение. Если я сейчас с треском провалюсь, наш дом окончательно рухнет — и это будут не только физические стены и потолки, но и вся наша общая налаженная жизнь. Мы все разъедемся в разные концы города, как осенние пожелтевшие листья, разносимые холодным ветром. Будем иногда созваниваться по телефону, с энтузиазмом придумывать совместные посиделки и встречи, но это уже будет совсем не то. Не будет больше Насти, громко кричащей с порога: «Вы не поверите, что сегодня было!» Не будет этих тихих уютных минут, когда мы просто молча сидим вместе, и этого вполне достаточно для счастья.

Это не просто обычный дом с четырьмя стенами. Это настоящая семья, которую я обрела здесь. Добрая Людмила Васильевна с её вечно пахнущими лимоном руками и бесконечными увлекательными рассказами из прошлого. Дядя Валера с выцветшей матросской фуражкой на голове, постоянно ворчащий на всех, но неизменно дарящий детям конфеты. Молодая Елена с маленьким шустрым Димкой на руках. Кто вообще поможет ей, если нас всех выселят?

Я чувствую себя такой маленькой и незначительной в этом огромном роскошном вестибюле с резким запахом дорогого одеколона, но в груди всё равно горит упрямое пламя. Я просто не могу, не имею права сдаться вот так просто. Ради них всех. Они — мой настоящий якорь в этой жизни, моя опора. Если я прямо сейчас не остановлю Агатова, не покажу ему наглядно, что он безжалостно рушит человеческие судьбы, то кто вообще это сделает?

Наш старый дом на 2-й Строительной улице — это не просто очередное ветхое здание под снос. Это целая настоящая жизнь. Инна специально сняла трогательное видео-сувенир: наши шумные вечеринки, тёплые дружеские встречи, старые пожелтевшие кадры из прошлого. Мы все по очереди рассказываем в камеру, что именно любим в нашем доме, как сильно любим друг друга. Абсолютно все плакали, когда впервые смотрели его все вместе, — правда, может быть, это отчасти было из-за игристого вина. Но в любом случае это было невероятно эмоционально и пронзительно. Я живу там всего лишь два года, но уже совершенно не представляю, как можно пережить эту потерю.

В ту памятную ночь, среди горячих споров и бесконечных чаепитий, я неожиданно вскочила со своего места. Тусклый свет старой люстры слегка дрожал над головами, холодный ветер протяжно выл за окном. Я резко выпалила, что, если Агатов увидит наше видео, его стальные нервы обязательно дрогнут. Что он просто не посмеет снести наш дом после этого.

— Ты такая наивная, милашка, — протянула Вика, медленно крутя в руках свою кружку. Настя громко фыркнула и сказала, что мне надо пожить подольше в настоящем большом городе, чтобы окончательно забыть все эти деревенские наивные фантазии. Кира и Алиса дружно хором назвали мою идею одновременно милой и грустной.

Но я была на взводе, вся как натянутая струна. Серьёзность и решимость буквально прожигали меня изнутри.

— Когда люди слышат настоящие живые истории из первых уст, их чёрствые сердца начинают меняться, — сказала я, почти задыхаясь от волнения. — Агатов — совсем не исключение из этого правила. Если он внимательно посмотрит наше видео, его обязательно проберёт до глубины души!

Все дружно улыбнулись моим словам, кто-то тихо хихикнул, но я стояла на своём, совершенно непоколебимая. Ну кто вообще не дрогнет перед искренними слезами и настоящими живыми голосами людей?

— Олег недавно говорил, что у Агатова точно есть другие варианты для застройки, — почти крикнула я. — Ему совсем не обязательно сносить наш дом! Если он по-настоящему поймёт, что этот дом значит для всех нас, он обязательно найдёт другой путь решения. Я искренне верю в это!

— Хорошо, хорошо, профессор, — устало бросила Алиса, игриво швырнув в меня горсть попкорна.

— Он просто должен увидеть это видео, — упрямо повторила я. — И я его заставлю посмотреть.

Лида весело хихикнула:

— Только если ты сначала крепко привяжешь его к стулу и подопрёшь его веки зубочистками или спичками.

Комната моментально взорвалась дружным громким смехом. Я только закатила глаза в ответ.

— Я пока не знаю точно, как именно это сделать, — сказала я, устало потирая виски, — но я точно не буду просто стоять в стороне и равнодушно смотреть, как огромный экскаватор безжалостно рушит наш дом, даже не попытавшись что-то сделать. Самое худшее, что может случиться — он просто скажет мне твёрдое «нет». Или вышвырнет меня вон. Но я готова рискнуть.

Я резко повернулась к Инне:

— Скинь мне, пожалуйста, это видео прямо сейчас. Я загружу его на свой планшет.

Она молча кивнула, и очень скоро мой планшет тихо мигнул новым уведомлением о полученном файле.

В глубине сумки лежит маленькая карточка с тщательно написанной речью, но все эти заученные слова кажутся совершенно чужими и неправильными, когда Агатов находится так близко от меня.

— Могу я чем-то помочь вам? — раздаётся низкий мужской голос прямо за моей спиной.

Я резко вздрагиваю и быстро оборачиваюсь. Передо мной стоит охранник — огромный, мускулистый, с густой тёмной бородой, его глаза цепкие и внимательные. Он уже понял, что я здесь чужая?

— Нет, спасибо большое, — с трудом выдавливаю я из себя, изо всех сил стараясь звучать уверенно и спокойно.

— У вас есть какие-то дела в этом здании? — Он неторопливо скрещивает мощные руки на груди, форменная куртка туго натягивается на плечах.

— Да, у меня... встреча с кем-то, — неуверенно бормочу я в ответ.

Он многозначительно машет рукой в сторону лифтов.

— Стойка приёма посетителей находится на втором этаже. Там зарегистрируетесь как положено и получите временный пропуск.

— Спасибо вам, — я крепко сжимаю широкий ремень сумки, костяшки пальцев белеют от напряжения.

— Девушка! Смотрите внимательнее, куда вы…

Я не слышу конца его фразы. Резко разворачиваюсь и с размаху врезаюсь в кого-то. Сумка с грохотом падает на пол, всё её содержимое разлетается в разные стороны: тяжёлый планшет, карточка с речью, пачка салфеток, связка ключей с брелоком-енотом.

— О боже, мне так жаль, я… — Начатое извинение внезапно замирает на губах. Прямо передо мной серые глаза Агатова, холодные и пронзительные, как зимнее небо перед метелью. — Простите меня, пожалуйста. Я не видела, куда иду…

— Это вполне ожидаемо, когда идёшь практически задом наперёд, — тихо, почти мягко говорит он. Его низкий голос заставляет моё сердце биться ещё быстрее.

Вблизи он просто невероятен: какое-то мрачное притягательное обаяние, резкий орлиный нос, эти грозовые глаза. Я поспешно приседаю на корточки, торопливо собирая свои разбросанные вещи. Он, к моему огромному удивлению, тоже наклоняется и начинает мне помогать. Я почти задыхаюсь от ощущения его физической мощи — упругие мускулы туго обтянуты дорогой тканью костюма.

Это мой шанс, прямо сейчас. Но в голове абсолютная пустота, ни одной связной мысли. Я машинально раскладываю вещи по привычным местам — только этот знакомый порядок может меня сейчас спасти.

Медленно поднимаю взгляд — его серые глаза буквально пронзают меня насквозь. Они вдруг скользят ниже, к моей шее. К злополучному галстуку. Почему, ну почему я не послушала тогда мудрую Алису?

Он аккуратно поднимает мой телефон с пола и кладёт его точно в боковой карман сумки — именно туда, где ему и положено находиться по моей системе. Я с трудом перевожу дыхание, почти задыхаюсь. Откуда он вообще может это знать?

— Эврика, — горячо шепчу я, сама не понимая почему. И тут же ужасаюсь своим словам. Я только что сказала вслух «эврика»? Серьёзно? Но это же было так неожиданно мило с его стороны — он просто угадал нужное место. Я крепче сжимаю сумку в руках.

— Спасибо вам большое, вы очень добры, — торопливо выпаливаю я, чувствуя, как жар заливает щёки.

Он внимательно смотрит на меня — его взгляд яростный, хмурый, непроницаемый. Где-то совсем рядом кто-то недовольно фыркает, и он резко поднимается и уходит прочь, не сказав больше ни слова.

Слишком поздно я понимаю: мой единственный шанс безвозвратно упущен. Я вскакиваю на ноги и бросаюсь к лифту почти бегом, но тяжёлые металлические двери уже плавно закрываются перед самым моим носом.

— Это не общественный лифт, девушка, — устало бормочет охранник за моей спиной, вежливо кивая в сторону других кабин. — Вон те, для посетителей.

— Спасибо, — едва слышно шепчу я, чувствуя, как щёки горят от стыда и досады.

— Второй этаж, стойка регистрации, — терпеливо напоминает он.

Я молча киваю в ответ, всё ещё не в силах поверить в то, что только что произошло.