— Надежда —

Следить за богатыми и успешными людьми сложно. Особенно, когда они передвигаются на своих машинах, а ты на своих двоих. Но я вычислила, в каком бизнес-центре работает Богдан Аркадьевич Коршунов.

Человек непорядочный, обманщик и бессердечный ублюдок.

Каких трудов мне стоило в незнакомом городе узнать место нахождения этого типа, неважно, главное, что нашла. Теперь остаётся за малым: проверить по тому ли адресу живет Коршунов, который я нашла в столе Лиды.

Лида – моя сестра. Три года назад после окончания школы поступила в столичный ВУЗ, переехала в этот миллионный город. Я радовалась за сестренку и совсем за нее не переживала. Она у меня умница, красавица, спортсменка, но не комсомолка. Все было хорошо, пока на ее пути не попался Коршунов.

Бедняжка влюбилась в этого столичного богача, обо всем на свете позабыла. Итог их отношений логичный: внезапная беременность, расставание, а через девять месяцев Лида родила здоровую девочку. К сожалению, сестра не прониклась теплотой к дочке.

Лида отдала Веру в детский дом.

Хорошо, когда живешь в маленьком городе, где все друг друга знают. Мне позвонили из детдома, просили забрать малышку и образумить молодую мамашу. Когда я вернулась домой с орущей Верой на руках, никого не обнаружила, кроме записки.

Красивым почерком на бумаге Лида призналась, что не любит дочь.

Как можно не любить в Верунчика? Да там за одни только щечки можно Богу душу продать. А как она сладко пахнет! Так съесть ее хочется.

Дальше сестра просила прощения у меня за то, что разочаровала и попросила ее не искать.

То, что Лида оставила дочь и исчезла – меня подкосило. Добила пропажа всех денег, которые я копила. Пусть сумма была не слишком большая, но это была моя финансовая подушка на всякий случай. Случай как раз наступил за день до исчезновения сестры: меня сократили на работе.

Одна я бы выкрутилась. Не пропала. Но с ребенком на руках все становится в разы сложнее. И как бы не разрывалось мое сердце от жалости к малышке, я понимала, мне ее одной не вырастить.

Я всю ночь думала, что делать. Стала рыться в столе Лиды и нашла бумажку с адресом Коршунова. Его фамилия мне известна, потому что она стоит в свидетельстве о рождении малышки. Отдавать Верунчика в детдом не хотелось, а вот заставить взять ответственность папашу – реально.

Правда, энтузиазм немного поутих, когда в интернете я нашла информацию о Коршунове. Оказывается, птичка то у нас высокого полета, так просто к нему не подойти. Еще и женат. Гад! Он и в Африке гад.

Я решилась. Попытка - не пытка. Купила билет в один конец, собрала необходимые вещи для Веры и двинулась в столицу. У меня не было никакого плана, надеялась, что на месте сориентируюсь.

План родился за минуту.

Буквально за полчаса до приезда Коршунова в офис, я уже выяснила, что его компании требуются сотрудник. Пусть и не умственного труда, но все же. Требовалась уборщица. С завтрашнего дня у меня испытательный срок на пять дней. Этого вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что Веру папаша принял. Разговоры то все равно будут.

Проводив ненавистным взглядом Коршунова, который только что вышел из машины и стремительно направлялся к бизнес-центру, я отворачиваюсь. Спешу в сторону метро.

У меня есть время до утра, чтобы побыть с Верунчиком.

Как сложится в дальнейшем наши судьбы, никто не знает. Возможно, я ее больше никогда не увижу. Вряд ли Лида внезапно придет в себя и кинется искать дочь, а этот богатый подонок на пушечный выстрел меня не подпустит к ребенку.

Вздохнув, я ныряю в поток людей, спешащих по своим делам. Сажусь на красной ветке, потом через время пересаживаюсь на желтую. Еду почти до конечной.

Далеко. Очень много времени тратится на дорогу. Я бы с ума сошла, живя столице. За короткое время пребывания в этом муравейнике, поняла одно: этот город не для меня. Я люблю более спокойный темп, люблю, чтобы все было рядом и не нужно было вставать ни свет, ни заря, чтобы успеть к девяти на работу.

В квартире, в которой я сняла комнату, на кухне горит свет. Похоже хозяйка пьет вечерний чай. Милая старушка, которой явно не хватает пенсии для комфортной жизни, раз она на свой страх и риск сдает комнату. И еще не требовала оплаты на полгода вперед, мы договорились на посуточную оплату.

Эту милую хозяйку мне перед отъездом посоветовала коллега, когда узнала, куда я собираюсь уехать. Именно коллега дала мне контакты.

— Марья Ивановна, все хорошо? – спешно разуваюсь, ставлю кроссовки под стул и заглядываю на кухню. Марья Ивановна действительно пьет чай.

— Все хорошо. Только недавно уснула. Я ее покормила с бутылочки, как ты говорила.

— Спасибо большое, - от души благодарю и на цыпочках тенью проскальзываю в комнатушку.

Вера спит, почмокивая губками. Я присаживаюсь на край дивана и разглядываю малышку.

Сложно сказать на кого она похожа. Есть в ней что-то Лидино, есть в ней и что-то… Коршунова. Я долго разглядывала фотографии в интернете, пытаясь понять, чем зацепил сестру этот гад.

Надменный взгляд холодных голубых глаз сквозь стекла очков вызывает мурашки даже через экран телефона. Опущенные уголки губ говорят о том, что человек мало улыбается. Можно сказать, совсем не улыбается. Красивый. Мужественно красивый. Правда, мне кажется, что на всех фотографиях у него одно и тоже выражение лица. Словно застывшая маска, нет ни намека на эмоции.

Сомневаюсь, что Лида клюнула на внешность. Вокруг нее крутились и красивее мальчики. Неужели моя сестричка повелась на кошелек? Не хотелось бы верить, но я понимаю желание молодой девушки жить на широкую ногу. Или она действительно влюбилась и ждала, когда Коршунов разведется? Бедная, моя сестренка!

Ложусь рядом с Верочкой, глубоко вдыхаю ее сладкий запах. Запах, которым пахнут только груднички. Незаметно как-то засыпаю, успев натянуть на нас двоих плед.

Это наша последняя совместная ночь.

***

Крадусь по пустому коридору. Чувствую себя воришкой. Стараюсь не попадаться на камеры, а если попадаю, то вести себя максимально естественно.

У меня от страха трясутся руки, а сердце так громко бьется, что будь кто рядом услышал бы его стук.

Вера спит в переноске. Переноска лежит на дне тележки, которую выдают уборщице со всякими необходимыми приблудами для уборки.

Мне везет, уборку нужно начинать с кабинета генерального директора. Точнее с кабинета Коршунова.

Я планирую оставить переноску в его кабинете и сумку с вещами Веры. Уверена, в кабинете тоже стоит камера, поэтому малышку придется оставить в санузле.

Уверенно открываю дверь приемной генерального, заталкиваю тележку. Сразу направляюсь в кабинет. Замечаю камеру и сразу создаю видимость уборки. Сначала натираю и без того блестящую поверхность дубового переговорного стола. Смахиваю пыль с рабочего стола, стараясь не нарушить на нем идеальный порядок.

А, Коршунов педант. Ручка к ручке, карандаш к карандашу. Даже записные листы ровной стопочкой сложены. Папки аккуратно лежат с краю.

Аккуратист хренов.

Избавившись от нескольких пылинок, я перемещаюсь к санузлу. Максимально близко к двери ставлю тележку. Мне нужно все сделать быстро, второго дубля не будет. А главное – Вера не должна проснуться.

Едва дыша, я снизу достаю переноску. Адреналин бушует в крови, сердце вот-вот выскочит из груди. Прижимаю ребенка к себе и отползаю назад. Медленно опускаю переноску на пол, прислушиваясь к Вере, я возвращаюсь обратно к тележке, беру тряпку и спрей для зеркал.

У меня получилось!

Эта радостная мысль сначала окрыляет, а потом опечаливает. Натирая до блеска зеркало, я поглядываю на племяшку.

Пытаюсь запомнить ее. Хочется, чтобы каждая черточка этого личика отпечаталась у меня в душе. Понимаю, воспоминания, как фотографии, со временем потускнеют, но я всегда буду помнить эту сладкую девчушку.

Слезы против воли наворачиваются на глаза. Я шмыгаю носом, поднимаю с пола переноску и ставлю ее на тумбочку. Грустно улыбаюсь, борясь с желанием дотронуться до пухленькой щечки.

Собираю волю в кулак, поправляю одежду на малышке. Подкладываю валики из полотенец с двух сторон. Безопасность так себе, но я рассчитываю, что Коршунов приедт в офис к восьми часам и сразу обнаружит ребенка.

Смотрю на часы и спешно ретируюсь. У меня совсем немного времени, чтобы слинять из кабинета Коршунова и затеряться в другом. Внутри все переворачивается от мысли, что я оставляю Верунчика. Надеюсь, ее папаша не полный кретин и примет на себя обязательства.

Грызя себя за то, что начинаю сомневаться в правильности своих поступков, выхожу из приемной генерального и захожу в соседней. Слышу шаги. Замираю, будто меня застают на месте преступления. Спешно закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Прикладываю руку к груди, под ладонью припадочно бьется от волнения сердце. Прислушиваюсь. Шаги стихают.

Коршунов?

Смотрю на время. Без пяти восемь. Заявилась птичка ранняя. Теперь я напряжена до предела, жду реакции генерального, когда он обнаружит «подарочек» у себя в кабинете.

Минуты как назло тянутся до невозможности долго. Я дергаюсь от каждого шороха, звука. Натираю по второму кругу стол для переговоров, пытаясь за дверью услышать шумиху, суету, но все тихо.

Неужели Коршунов еще не нашел Вернучика?

Я малышку накормила, если Богдан Аркадьевич не заглянет в санузел, Вера может дать о себе знать часа через два. По мне лучше она пусть сейчас подаст голос, чтобы я лично увидела, как будут развиваться события, а не гадать что да как.

Время идет, а до сих пор в коридоре тихо. Я заканчиваю убирать кабинет, выглядываю. Ни души. Выталкиваю тележку и замечаю, что дверь приемной приоткрыта. Когда прохожу мимо, замедляю шаг и разочарованно вздыхаю.

Оказывается, это не Коршунов пришел, а секретарша. Досадливо прикусываю губу, качаю головой. По моим наблюдениям за бизнес-центром генеральный всегда приезжал на работу к восьми. Сегодня явно что-то изменилось в расписании. Это плохо. Веру надолго нельзя оставлять без присмотра.

Погруженная в невеселые думы, я не сразу замечаю, как мне навстречу идет мужчина, а когда понимаю, кто он, на меня нападает ступор. Коршунов. Впервые я вижу его так близко.

Коршунов, пройдя мимо меня, словно я стенка или предмет мебели, скрывается в своей приемной. Вместо того, чтобы идти выполнять свою работу, я мысленно голосую за то, что мне следует тоже вернуться к кабинету генерального. Согласиться с собой одно, а вот привести принятое решение в действие – другое.

Пока я маюсь, набираясь храбрости, мимо меня бегом несется тучный мужчина. Судя по его встревоженному лицу, мне тоже следует бежать за ним следом. Что я в принципе и делаю: оставляю посредине коридора тележку и бегу в приемную. Если меня спросят, почему оставила работу и побежала туда, куда не звали, придумаю причину на ходу.

В приемной никого нет. Ни секретарши, ни тучного мужчины. Прячусь за самым ближним шкафом, который находится возле двери. Если кто-то внезапно выйдет, меня не заметят. Маскировка хромает, но лучше так, чем никак. Я прислушиваюсь к разговору.

— А это что? – удивленно спрашивает мужчина, за которым я помчалась.

— Вот я хочу и узнать, что ЭТО! Выясни, откуда в офисе появился ребенок, кто его принес и приведи этого человека ко мне!

Голос Коршунова. Судя по тону, он явно не рад сюрпризу, который его ждал в туалете. Я прислушиваюсь к разговору.

— Слушаюсь!

Я задерживаю дыхание, втягиваю живот и закрываю глаза. Только по шевелению воздуха понимаю, что из кабинета вышли и меня не увидели. Тишину в кабинете нарушает хныканье Веры, которое переходит в жалкий плач. Малышка проснулась и, наверное, хочет есть или испугалась. Мне хватает выдержки не рыпнуться с места.

— Богдан Аркадьевич, что делать? – беспомощно спрашивает секретарша.

У нее детей нет? Удивительно, как это еще Коршунов не осеменил свою сотрудницу. На работе самая благодатная почва крутить интрижки и беспалевно изменять.

Вера кричит, а взрослые ни черта ничего не делают, чтобы ее успокоить. Через минуту слышу непонятный звук. Чем-то шуршат. Может догадались заглянуть в сумку? Я приготовила термос и бутылку со смесью. Судя по тому, как неожиданно смолкает Верунчик, новоиспеченный папаша додумался накормить дочь.

Мне опять приходится втянуть живот, закрыть глаза и перестать дышать. Кто-то возвращается в приемную и спешно заходит в кабинет.

— Богдан Аркадьевич, к сожалению, по камерам не удалось понять, откуда в офисе ребенок. Никто из сотрудников с младенцем не приходил.

А это голос того тучного мужчины. Если он говорит о камерах, значит относится к службе безопасности. Если меня не засекли, значит я прирожденный шпион. Можно и в ФБР подать заявку, вдруг возьмут.

Мои идиотские размышления прерывает громкий голос Богдан Аркадьевича.

— Вызывайте полицию, пусть они разбираются.

Тон резкий, нетерпящий возражений, значит сотрудник безопасности сейчас побежит звонить полиции. Значит заварится каша. Так и хочется сказать, горшочек не вари. Выход один: мне нужно вмешаться.

— Нет! – выкрикиваю на ходу, прячась за спиной тучного мужчины.

Даже храбрецам нужна секунда, чтобы набраться храбрости. Вздох-выдох, я выхожу вперед и смотрю прямо в глаза Коршунову. Он окидывает меня равнодушным взглядом с ног до головы. Я чувствую себя навозным жуком, который попался под ноги этому высокомерному мерзавцу.

Скрещивает руки на груди, иронично приподнимает бровь и тихо спрашивает:

— Вы собственно кто?