Тамара брела по улице, обречённо глядя на трещины в асфальте, и словно на репите твердила про себя: «Тома-кулёма». Как она могла быть настолько наивной? Разве можно так слепо доверять людям? Да, этот человек был не чужим.

Ещё вчера.

Ещё вчера Паша был её мужем.

А сегодня она – свободная женщина. Она свободна от мужа, свекрови, квартиры, которую она считала общей, и каких-либо средств к существованию. На карточке ещё оставалось немного денег, но это временно.

Тома всё ещё не могла поверить, что это происходит с ней.

Она всегда знала, что Маргарита Васильевна не в восторге от неё в качестве невестки. Та была против их брака. И Тамара все пять лет замужества старалась не упасть в грязь лицом и доказать, что достойна носить мужнину фамилию. Она убиралась, готовила, стирала, пахала на свекровкиной даче и снова готовила. Она поднялась до должности администратора бутика, а вместе с ней поднялась и зарплата, которая, к слову, была заметно повыше чем у Павлика. Но, как утверждал Павел, это было временно. Просто в его профессии дизайнера карьерный трамплин подлиннее, чем у какой-то продавщицы.

Особенно часто по поводу «продавщицы» – это слово неизменно произносилось с брезгливо поджатой губой – высказывалась Маргарита Васильевна. А Тома любила свою профессию. Она работала в бутике модной одежды и не видела в этом ничего предосудительного. У неё было отличное чутьё, и она умела посоветовать и подобрать то, что клиенткам шло и нравилось. Владелица бутика часто повторяла: «Девочки, помните: вы продаёте не платья и юбки. Вы продаёте настроение. Вы дарите клиентам мечты, надежды, веру в себя и в своё будущее».

И у Томы получалось!

Постоянных покупателей у неё было больше, чем у кого бы то ни было другого в их сети. И денег Тамара зарабатывала много не потому, что обсчитывала покупателей, как полагала свекровь, а как процент от продаж. Она верила, что однажды Паша станет востребованным художником, и она сможет себе позволить уйти в декрет.

Но вместо этого Паша сказал, что больше в ней не нуждается. А квартира вовсе не их общая, а Маргариты Васильевны. Заработана непосильным трудом. Тома врёт. Деньги по ипотеке тоже вносила Маргарита Васильевна. А они жили впроголодь, и теперь на Томе ещё половина набранных Пашей кредитов.

Ей говорили, что квартира будет оформляться на Пашу, потому что нужно срочно. Такой прекрасный вариант попался, а Тамара, как назло, в это время гостила у мамы в другом городе. «Но какая разница?» – убеждал её Паша. Ведь всё, что покупается в браке, является общей собственностью!

Если бы квартира была куплена на Пашу – да. Но она каким-то чудом оказалась оформлена на свекровь. И те деньги, которые Тома отдавала мужу на погашение ипотеки, она отдавала просто так, безо всякой расписки. Потому что они же семья. У них же всё общее.

Общими оказались только кредиты.

Тамара-лошара!

Хотя так совсем грубо вышло.

У Томы даже слёз не было. Она оказалась настолько раздавлена, что даже ноги, казалось, еле двигались.

Куда ей теперь идти?

Сегодня Маргарита Васильевна щедро позволила переночевать в квартире. Но завтра – с вещами на выход!

Тома подошла к перекрёстку. Зажёгся зелёный, и старушка справа, опираясь на клюку, засеменила по проезжей части. Возле ограждения осталась стоять сумка, обычная продуктовая авоська.

– Бабушка, вы сумку забыли! – Тома подхватила увесистый шоппер и поспешила следом. – Бабушка!

– Ась! – Бабулька, классический божий одуванчик, в круглых роговых очёчках и скромном старомодном платьице родом из СССР, обернулась к Томе.

– Сумку вы забыли! – Тамара бросила взгляд в недра авоськи и обнаружила там пару крупных кабачков. Закралась мысль: а была ли сумка действительно забыта? Может, она была оставлена в отчаянном желании пристроить непристраиваемое?

– Ой, деточка, вот спасибо тебе! – расцвела бабулька, протягивая нетвёрдую руку, и Тома устыдилась своих мыслей.

– Давайте я вам помогу через дорогу перейти и сумочку донесу. Тяжёлая ведь!

– Мне так неловко, деточка… – прошамкала старушка, цепляясь за локоть.

– Да ничего, я никуда не тороплюсь. – Тома бросила взгляд на мигающий зеленый. – Бабушка, а вот тут нам надо бы поспешить! – Она чувствовала себя паровозом, который прёт непослушный состав.

Бабулька поднажала, но в самом конце зебры, почти у тротуара, конец клюки соскользнул по асфальту прямо под ноги Томе. Та споткнулась и полетела носом на мостовую.

– Ой, деточка! Вот я же неловкая какая! – запричитала старушка, помогая Тамаре подняться и отряхивая ей юбку. – Как нога?

– Ничего страшного! – поспешила уверить Тома.

– Эти схветофоры. Ой, такая с ними морока! – поделилась бабулька и потянула Тамару за широкий рукав.

И только тут до Томы дошло, что на суде она была в деловом костюме. А сейчас – в льняной блузе со свободными рукавами, жилете на шнуровке, коричневой домотканой юбке в пол и белом поношенном переднике. Аналогично была одета и старушка. Вместо асфальта под ногами была мощёная мостовая, а домА вокруг могли похвастаться от силы двумя этажами.

Тома застыла на месте, не веря глазам своим.

– Это что? – потрясённо спросила она у спутницы.

– Так Любавицы же, – удивилась та.

– А где светофоры?!

– Ой, деточка! Совсем старая я стала, головой повредилась! Всё путаю! – пожаловалась бабулька, продолжая тянуть Тамару вперёд.

– Ничего страшного, – Тома не собиралась сдвигаться с места. – Вы меня просто назад верните.

– Деточка, так я не помню! – всплеснула старушка руками. – Память отказывает! Бывает, что-то делаю, а как – уже не помню. Вот раньше, бывало, взмахну палочкой – и карета из тыквы, грумы из крыс. А теперь, душенька… – Бабулька упорно дёргала Тому за руку. На них начинали оглядываться прохожие, одетые в такие же наряды условно далёкого прошлого, когда об электричестве, интернете и двигателе внутреннего сгорания даже не мечтали. – …Теперь, душенька, я даже не могу вспомнить, где палочка!

Тамара подчинилась. Потому что глупо же стоять и чего-то требовать от маразматичной бабульки, которая воображает себя феей-крёстной Золушки.