Где-то ребёнок звал маму. Очень настойчиво и жалостливо.

За годы работы в отделении хирургии многие обрастают невидимой бронёй, а кто-то даже цинизмом. Так легче прикрыть своё сердце, избавить себя от переживай, убивающих нервы и забирающих годы жизни. Как говорится, у каждого врача есть своё маленькое кладбище.

Но дети… На них невозможно не реагировать.

Вот и я, замираю посреди коридора возле поста и оглядываюсь.

- Малыш, ты где?

Девочек нет на месте, убежали по палатам. Сегодняшней ночью жара. На кольце огромная авария с туристическим автобусом, и у нас много пациентов разной степени тяжести. Скорые везли в ближайшую, и мы оказались ближе всего. Я даже домой не успел уйти со смены. Подхватил дежурство в отделении, а через час, когда освободится одна из операционных, сменю коллег и там.

- Я не малыш. Я малышка, - всхлипывает детский голосок.

Я захожу за пост и вижу девочку лет шести, сидящую на корточках и сжавшуюся в комочек.

- Ты чего тут делаешь? Кто тебя сюда пустил?

- Не выгоняйте, я… я сама. Мама там где-то.

Крупные слёзы катятся по её щекам. Яркие голубые глаза смотрят доверчиво.

- Вы вылечите мою маму, дядя доктор?

- Я тут не один работаю. Нас много. Кто-то, наверняка, уже твоей мамой занимается.

- А вы? А вы можете?

- Ты как сюда попала? – возвращаюсь к изначальному вопросу и протягиваю ей ладонь, чтобы она выбиралась из своего укрытия.

Неохотно она вкладывает свою маленькую ладошку в свою. Мне хочется обнять девчонку, погладить по светлым волосам, выбившимся из хвостика, успокоить, но боюсь напугать. Поэтому делаю то, что всегда проворачиваю со своими пациентами, забалтываю и отвлекаю от дурных мыслей.

- Я сама пробралась. Меня не пускали. Сказали сидеть в другом месте с какой-то тётей. Она ушла, а мне стало страшно, - голос её понижается, а сама девочка вздрагивает. – Я пошла искать маму. Но тут так много дверей. Я… я заблудилась. Мама… - всхлипывает она, кажется, намереваясь разразиться новой порцией слёз.

Она выглядит испуганной, наверное, впервые осталась одна так долго без мамы или взрослых. И не понимает, что делать дальше. Да, это вам не в торговом центре потеряться. Больница – это серьёзно. Само место у некоторых может вызвать депрессию. Хотя я предпочитаю говорить о надежде. Тут спасают жизни. И каждый из нас борется за пациента до конца!

- Пожалуйста, спасите мою маму, - её голос дрожит, и в нём слышится искреннее отчаяние.

Я чувствую, как моё сердце сжимается от её слов. Она такая маленькая, всего шесть лет, но в её глазах читается такая глубокая тревога, что я понимаю: ей действительно страшно.

Я слегка наклоняюсь, чтобы быть на одном уровне с ней, и, стараясь излучать спокойствие, смотрю в глаза.

- Так спокойно, - говорю мягко, чтобы она почувствовала себя в безопасности. - Я здесь, чтобы помочь. Расскажи мне, что случилось. Как маму зовут?

- Мама Алёна.

Я на секунду замираю. Наверное, никогда я не смогу нормально реагировать на это имя. В мире много Алён. И мне когда-то то ли посчастливилось, то ли не посчастливилось столкнуться с одной. Счастье было коротким, а горечь расставания преследовала до сих пор.

- Хорошо, а что случилось?

- Мы ехали, а потом бум… Я ничего не помню.

- У тебя есть родственники? Папа? Бабушка?

- Нет, - мотает головой. – Только мама. Бабушка и дедушка далеко.

- Насколько далеко. Мы можем им позвонить?

Для детей далеко – это может быть другой город, а могут быть – небеса. Родители по разному всем объясняют эти моменты.

- Можем, но я не знаю телефона. Мама знает. – Её лицо снова морщится. – Где моя мама?

- Пошли, будем разбираться. Как тебя зовут?

- Натали.

- Наташа?

- Да, но мама меня зовёт Натали.

Меня снова пронзают странные чувства. Та Алёна из прошлого любила испанский. И знаменитую песню про Натали. Сказала, что начала учить язык по песням, а потом уже поступила на филологический.

Опускаю взгляд на девочку.

Так и хочется спросить: а твоя мама не филолог? Но сомневаюсь, что даже при всей правильности речи ребёнок поймёт, что такое филолог. У меня самого два племянника. Муж сестры работает в крупной строительной компании, но пацаны настойчиво говорят, что он продавец, а мама просто красивая, хотя у Амалии свои цветочные магазины.

Мы долго идём до приёмного покоя, который сегодня наполнен хаосом и тревогой. Давно не было таких масштабных катастроф. Запах антисептиков и лекарств смешивается с легким налётом тревоги, который витает в воздухе. Но сестрички и врачи быстро перемещаются между пациентами, не всем хватило боксов, многие лежат на каталках или сидят на металлических стульях. Даже интерны, оставшиеся на подмогу, в курсе, что для некоторых пострадавших каждая секунда на счету.

- Мира, - подхожу к стойке, где суетится медсестра. – Вот потеряшку нашёл. Кто её мама, можно узнать?

- Ах вот и ты! Убежала! - восклицает Мира, смотря на Натали, и даже грозит ей пальчиком. – Чуть до инфаркта Ольгу Васильевну не довела. Она выскочила буквально на секунду, а ты куда-то испарилась. Она с ног сбилась тебя искать. Где ты была?

- Мир, к делу не относится. Дай мне карту её матери. Ей занимаются? Оперировали?

- Даниэль Максимилианович, она следующая на очереди.

- Карту, Мира, пожалуйста, - напоминаю, протягивая руку. – А малышку можно пока перевести в детское отделение. Что там койки не найдётся?

- Так нельзя, вы же в курсе, что мы ждём опеку. Её заберут в центр временного пребывания, если мама нескоро очнётся.

Или если вообще не очнётся, - добавляю про себя.

Мира роется в стопке свежих карт на столе и находит нужную.

- Вот Алёна Стрелецкая, - произносит Мира, и меня это имя буквально сшибает с ног.

Этого не может быть!

Не может быть!

- Двадцать шесть лет, судя по данным паспорта, - продолжает медсестра. - Он у неё в сумочке лежал. Она через плечо болталась, так с сумочкой к нам по скорой и приехала. Ну хоть не ноунейм, - хмыкает.

Рано, Мира, рано… для шуток и цинизма.

Медсестре всего двадцать один, а она уже, конечно, всякое повидала.

Я беру в руки карту, листаю, пытаясь понять, что с Алёной, какова степень тяжести её состояния, когда рядом раздаётся тонкий голосок.

- Что с мамой? – и маленькая ручка дёргает меня за рукав халата. – Вы спасёте мою маму, дядя доктор?

- Да, малышка. Я сделаю всё возможное, чтобы с твоей мамой всё было хорошо.

- Даниэль Максимилианович, там Полозков её взял, он сейчас.

- Нет, - перебиваю резко. - Готовьте первую освободившуюся операционную, я сам ей займусь.