Петровна шла по улице, мрачно глядя под ноги. Позади поскрипывала тележка с овощами. Скрип действовал на нервы, и она принялась вспоминать, куда положила пузырек с машинным маслом, но потом плюнула на это дело и решила зайти к подруге Валентине — у нее наверняка найдется. Та, даром что зрение было не очень, зарабатывала прибавку к пенсии шитьем и продажей сумок. Авоськи в последнее время стали популярны даже у молодежи, и Валентина на жизнь не жаловалась. Когда-то она работала швеей и теперь строчила их не глядя, так быстро, словно волшебной палочкой махала.

Петровна шить не умела, зато у нее имелся клочок земли с тепличкой и несколькими грядками недалеко от дома — с лета и до конца осени вместе с такими же дачниками-пенсионерами она торговала овощами на стихийном рынке у супермаркета. Валентина со своим добром сидела там же, справедливо рассудив, что где урожай, там и сумки.

Петровна любила свой маленький бизнес — можно и поболтать, и отдохнуть, и денег заработать. Компания на рынке сложилась крепкая, не каждый был хорош, но большинство терпимы.

Конечно, порой они несли потери — возраст не шутка, здоровье не железное. В прошлом году их покинул Степаныч, шустрый мужичок, продававший мед. Хороший был медок, почти не разбавленный, да и сам Степаныч тоже ничего — дружелюбный, бодрый.

Этим летом недосчитались Серафимы. Не то чтобы кто-то сильно убивался об этой вздорной бабище, но ее уход лишний раз напомнил о неизбежном, а это хорошего настроения не добавило. Хотя без Серафимы и ее вечной ругани всем стало только лучше. Самой Петровне уж точно, поскольку склочница торговала по соседству.

Теперь рядом обосновались Макарыч и Валентина. С Валентиной всегда приятно поболтать, а Макарыч, хоть и конкурент, цены ставил выше, из-за чего покупатели сметали с прилавка Петровны всё подчистую. После чего наступал его звездный час, в дело шли профессорская внешность и самоуверенный вид — огурцы у него были не просто огурцы, а экологически чистый продукт без добавок и ГМО, а помидоры становились элитным сортом с повышенным содержанием ценных веществ. Макарыч не был профессором, он был библиотекарем и очень любил читать, что играло ему на руку — редкие, но серьезные покупатели забирали его товар быстро и не мелочась. Петровна с Валентиной, каждый раз наблюдая этот спектакль, не переставали удивляться артистическому таланту соседа.

Вот и сегодня, двигаясь к супермаркету, Петровна ожидала чего-то подобного. На сердце словно камень лежал, настроение с самого утра было паршивым, хотелось поскорей его исправить. Однако у магазина ее ждал сюрприз, и крайне неприятный, — Валентины на месте не оказалось. Это было странно, поскольку в это время та всегда находилась здесь. Макарыч на вопрос «где?» только развел руками, остальные тоже оказались не в курсе. И только спустя пару часов, когда к рабочему месту, потирая поясницу, подтянулась главная сплетница Егоровна, выяснилась причина лежащего на сердце камня.

— Так уехала она, — уверенно произнесла опоздальщица. — К сыну.

— К какому сыну, что ты несешь? — возмутилась Петровна, точно зная, что никакого сына у Валентины нет.

— А к такому! Сынок ейный вчера объявился, он ее и забрал. «Нечего, — говорит, — мамуля, тебе в нищете прозябать, теперь я стану о тебе заботиться». И забрал. Да-да! Я сама его вчера видела. Видный такой, высокий, глазастый, — при этих словах Егоровна почему-то поморщилась и потерла висок, словно у нее внезапно разболелась голова.

— Да откуда у нее сын-то? — рассердилась от такой дикости Петровна.

Валентина всю жизнь прожила старой девой, да и самой Петровне детей бог не дал, хоть и замужем побывала.

— Откуда-откуда, — передразнила Егоровна. — Дети — дело нехитрое. Родила, да и в детдом сдала. А он вырос и объявился.

— Ну ты по себе-то не суди! — возмутилась такому поклепу Петровна. — «Детдом»! Валентина на такое не способна!

— Ой, ну надо же, — Егоровна уперла руки в боки. — Да много ты знаешь!

— Да уж побольше твоего!

— Тихо, тихо, девочки, — вклинился между ними Макарыч. — Остыньте. Что вы раскипятились?  Может, она еще придет.

— Не придет, — мстительно произнесла Егоровна, — не ждите, — и, задрав подбородок, принялась выкладывать на прилавок свои дурацкие помидоры.

С трудом поборов желание вцепиться в ее седые космы, Петровна шумно выдохнула и нехотя принялась доставать свой товар. Настроение стало совсем гадким.

Покупатели, чувствуя это, обходили ее прилавок стороной. А те, что осмеливались подойти, в результате уходили ни с чем.

Спустя пару часов, поняв, что находиться здесь больше не в силах, она ссыпала овощи обратно в сумку и отправилась домой, решив первым делом зайти к прогульщице Валентине и узнать, куда ее черти засунули.

До дому она не дошла. Дорога была привычной, поэтому под ноги Петровна не глядела, топала и топала под звук скрипящего колеса…

Внезапно она обо что-то запнулась, мир совершил кувырок — и темнота накрыла сознание вместе с ускользающей мыслью «ну вот и конец».