Бежать было легко и весело! За спиной остался белокаменный храм, сверкающий золочёным крестом в небесной лазури, а ниже под холмом горохом рассыпались потемневшие избы и конюшни. Вековые леса угрюмой стеной ограждали золотистые поля ржи и изумрудные заливные луга, а дальше, извиваясь синей лентой, поблёскивала на солнце река.

Покрытая росой трава приятно щекотала босые ноги, крутой склон добавлял резвости, и казалось, стоит раскинуть руки, то можно оторваться от земли и воспарить к облакам. Ощущение полёта захватывало, и беглец, надеясь скрыться в лестных зарослях, мысленно хохотнул: «Чёрта с два вы меня поймаете!» Ветер свистел в ушах, заглушая летящие вслед гневные крики, а душу переполняло торжествующее ликование и желание присвистнуть. Он резво поскакал к лесу, но оттуда неожиданно показались два мужика. В тот же миг округу огласили истошные вопли.

- Степан! Харитоныч! Хватайте шельмеца! – обрадовались преследователи, и оба бородача в растерянности уставились на учинённый переполох: по лугу, едва касаясь земли, нёсся мальчишка лет одиннадцати, а следом за ним грузно перекатывались с десяток баб и трое мужиков.

Те, к кому обратились по именам, наконец, бросились наперерез, и малец, зайцем сиганув в сторону, выбежал на дорогу. Оставляя за собой бурый шлейф пыли, он мчался в сторону городища, и погоня, пыхтя и задыхаясь, прилично отстала.

Минуя высокий частокол, мальчишка кинулся к открытым настежь воротам, но стоило ему юркнуть под охлябину, как он лбом натолкнулся на металл доспехов.

- Алёшка! Как узнал, что я приехал? - прогудело над головой.

Потирая ушибленный лоб, мальчишка заметил возле конюшни с десяток воев и, насторожено подняв глаза, взглянул в лицо молодого воеводы:

- Дядька Дмитрий! – воскликнул он, обхватив руками крепкую фигуру.

Шум за забором сделался более явственным. Воровато оглядевшись, Алёшка расцепил объятия и кинулся к сеновалу. Под недоумённым взглядом дядьки малец ловко вскарабкался по лестнице и, затащив её за собой, скрылся в темноте чердачного проёма.

В следующую минуту двор заполнился разгорячённым народом. Воины из малой дружины воеводы тут же поспешили к князю.

- Где это чёртово отродье! – задыхаясь, прокаркала дородная баба, злобно таращась по сторонам.

- Это кого ж ты отродьем называешь? – выступил вперёд десятник, сурово хмуря седые брови.

При виде дружинников люди, забыв зачем пожаловали, притихли.

- Погодь, Тимофей Фёдорович, - остановил князь вояку и усмехнулся. – Сдаётся мне не по мою душу горожане пожаловали.

Оценив добротные доспехи и оружие воеводы и его дружины, люди сразу смекнули: перед ними не простой человек. Надеясь получить поддержку у заезжего боярина, вперёд выскочила остроносая тётка:

- Нужен нам сынок Бориса Зарубина! - заверещала она сорокой. – Весь в бабку пошёл! А бабка Алёшкина-то - ногайского рода! Православие лишь для виду приняла, а сама ведьма! – брызгая слюной, заливалась тётка. - И внука колдовству обучила!

На высоком резном крыльце появилась одетая в лёгкую душегрею женщина. Поправив серебряную булавку на отделанном шёлком убрусе, она оглядела толпу. Взгляд серых глаз остановился на воеводе, и миловидное лицо боярыни озарила улыбка:

- Братец! Какими судьбами?! – воскликнула она и поспешила спуститься с крыльца.

- Мария! – воевода обнял женщину и по обычаю поцеловал обе щеки сестры. - По делам мимо ехал, да вот решил заглянуть, - ответил он.

Повернувшись к крестьянам, хозяйка нахмурила тонкие брови:

- Ко мне гость в коем веке пожаловал, а вы тут бучу устроили! - возмутилась она, с осуждением покачав головой.

- Это твой Алёшка народ баламутит! – тявкнула дородная баба, всем видом подбадривая остальных.

Толпа снова дружно загалдела. Тут из дома вышла пожилая женщина, правда, статная осанка и лёгкость движений не позволяли назвать её дряхлой старухой.

- Авдотья, опять народ баламутишь? - гаркнула она, недобро зыркнув из под расшитой кики.

Под её взглядом мужики раболепно стянули с голов шапки, женщины сконфужено потупились, а Авдотья попятилась ближе к собравшейся на дворе ватаге. Увидев воеводу боярыня, чуть улыбнувшись, поприветствовала гостя:

- Добро пожаловать, Дмитрий Иванович, - она поклонилась, а когда выпрямилась, сверкнув тёмными очами, обратилась к шумливому сборищу. - Чего раскаркались? Перед князем позорите!

С любопытством пялясь на гостя, люди притихли.

- Дык… Анна Сабуровна. Сладу с вашим внуком нет, - промямлил один из мужиков.

- Приструните вы его, наконец! Шельмеца такого! – раздалось из толпы.

- Как господин наш Борис Алексеевич преставился, так житья от мальчишки не стало!

Анна с Марией переглянувшись тяжело вздохнули. Уж три года прошло, как скончался хозяин местных земель. После стычки с татарами верные ратники довезли раненного господина до дома, но смерть всё равно забрала его к себе. Теперь обеим вдовам приходилось самим управляться и с хозяйством, и с челядью.

Видя замешательство женщин, селяне, осмелев, загудели.

– Ну сколько ж можно его бесчинства терпеть! – тявкнула востроносая тётка.

- Вот, вот. Батогов на него нет! – поддакнула Авдотья, снова приобретая былой задор. – Ещё не забыли, как по весне Алёшка девок на посиделках напужал?! – напомнила она. – В козлиную шкуру обрядился, рога нацепил и в окошко с рёвом ввалился, а дружки его охальники по-разбойничьи посвистывали.

- Да, да! - подхватила обвинение востроносая тётка. - Прасковья брюхатая ещё в тот же день родила!

- Это чего же она, брюхатая, на девичьих посиделках делала? – Анна Сабуровна язвительно прищурилась.

- Да, не-е-ет! Прасковья мимо проходила, - пояснил кто-то из толпы.

- А на прошлой неделе из-за Алёшки меня чуть кондрашка не хватила! – заверещал щуплый мужичонка. – Вишь, чё учудил! С кладбища повалившийся крест уволок, посреди дороги поставил и череп коровий на него нацепил. О, господи, господи! - мужичонка истово перекрестился. - Я как ночью на него наткнулся, уж думал смерть за мной пришла!

- Пил бы ты, Ивашка, меньше, да по ночам не шлялся, глядишь и о смерти думать не пришлось, - усмехнулась Анна.

- А кто ребятню подбил скакать по льдинам в ледоход? – воскликнула подоспевшая на шум старуха.

- С чего вы взяли, что то Алексей придумал? – возмутилась Мария.

- Он! Алёшка ваш! Кому ж ещё такое в голову придёт! – заверила статная молодуха.

- У остальной ребятни будто своего ума нет? – фыркнула боярыня.

- Так он у них главный заводила! – выкрикнула щербатая баба. - А как лёд сошёл он с моим Сёмкой в корыте по реке сплав устроил!

- Конечно. Вместе в лохани катались, а Алёшка виноват, - защищая внука, взбеленилась Анна Сабуровна.

Страсти накалялись, народ вспоминал все реальные и надуманные обиды, учинённые боярским отпрыском, и, глядя на разгорячённую толпу, молодой воевода всё больше хмурился:

- А ну тихо! – наконец, гаркнул он. Толпа присмирела. - И ты, сестрица, поостынь… - Дмитрий строго взглянул на Марию и на Анну Сабуровну. Обе обиженно поджали губы. Оглядев собравшихся, воевода заговорил. - То дело прошлое. Чего былое ворошить. Лучше объясните, что на этот раз мальчонка натворил?

Люди зашушукались, выталкивая вперед необъятных размеров тётку.

- Пусть матушка поведает, - предложили селяне.

Поправив расшитый цветами платок, та затрясла толстыми щеками:

- Богохульник - он! – неожиданно тонким голосом взвизгнула попадья. – Нечестивец!

- Ты не шуми, а толком объясни, - потребовал Дмитрий Иванович, и собравшиеся, наконец, смогли внятно изложить, из-за чего поднялся весь сыр-бор…

Церковная служба успела закончится, когда в храм пожаловал Алёшка Зарубин. Честно говоря, он вовсе не собирался посещать заутреню. Внимать нравоучительным проповедям сорванцу было чрезвычайно сложно, его непоседливый нрав не позволял долго устоять на месте. Чтение обязательных молитв казалось ему скучным утомительным занятием. Потому мальчишка с утра планировал вместе с приятелями отправиться на речку проверить поставленные мужиками ловушки для рыб, а после, стянув улов, детвора рассчитывала устроить в лесу «пир».

Собираясь покинуть дом, Алёшка уже представлял, как на раскалённых углях, издавая аппетитные ароматы, шипят выпотрошенные тушки, как уже на пороге его остановила ключница:

- И куда ж ты, пострел, собрался? - она намертво вцепилась в плечо отрока

- В церковь, - не моргнув глазом, соврал Алёшка.

- С чего это вдруг? – старуха подозрительно прищурилась.

- Так намедни обещался матушке исповедоваться да покаяться за проступки свои неприглядные, - мальчишка с примерным смирением опустил очи долу. – Вот и иду.

- Раз так, занести в церковь поминальную записочку, - обрадовалась ключница. – Я сама несколько приболела. Так что не откажи в добром деле.

Быстро сообразив, что взамен записки можно прихватить из церкви просфоры, которые как нельзя кстати подошли бы для затеянного застолья, Алёшка согласился.

Молодые ноги быстро донесли мальчишку до храма, но, переступив порог, он замешкался. После яркого Солнца сумрак божьих чертогов, казался непроглядным, и лишь, когда глаза попривыкли, Алёшка огляделся. Прихожан в церкви оставалось немного. Передав записку, мальчик в поисках короба с просфорами устремился к алтарю. Здесь всё ещё топталось несколько прихожан, и не желая вызывать лишних подозрений, отрок остановился возле старинной иконы. Взирающий с неё святой Алёшке совсем не понравился. Угрюмый лик старца напомнил ему физиономию ярмарочного купца, известного всей округе тягой обмануть и обвесить каждого простака. От нечего делать, разглядывая почерневшее изображение, мальчишка спросил у проходящей мимо попадьи.

- А это кто? – он кивнул на икону в золочёном окладе.

- О! Это Иаков Старший! – раболепно качая головой, отозвалась женщина.

- Старший? А чего он совершил? Кого победил? – заинтересовался Алёшка.

- Победил? – она растерянно захлопала рыбьими глазками.

Желая просветить неразумного отрока, в разговор вступили и другие прихожане.

- Иаков - один из двенадцати апостолов! - с придыханием зашептал служка, многозначно подняв палец. - Он - ученик самого Иисуса! Он видел преображение господне!

- Всего-то… - мальчишка разочаровано пожал плечами. Вглядываясь в презрительно сощуренные глаза святого, шалопаю захотелось его подразнить. - А что будет, если я ему дулю покажу? – неожиданно спросил Алёшка.

Услышав подобное святотатство, прихожане онемели.

- Ой, что будет, что будет! - покачал головой служка и взялся перечислять всевышние кары. – Грянет гром! Молнии озарят своды! Земля разверзнется!

- Молнии? – переспросил Алёшка, с недоверием оглядывая высокий купол. Ему показалось забавным увидеть сверкание грозы под потолком, и, желая вызвать необычную диковинку, мальчишка сложил конфигурацию из трёх пальцев и продемонстрировал её иконе.

Растерявшись от подобной выходки, люди замерли…

К разочарованию Алёшки, земля не разверзлась, гром не грянул, и молнии не сверкнули. Но заметив перекошенные физиономии прихожан, мальчишка сообразил, что кара его вот-вот настигнет. Не дожидаясь, когда божья паства придёт в себя, Алёшка кинулся наутёк.

Выслушав рассказ, мать сделалась темнее тучи:

- Где он?! – спросила она, хмуро оглядывая собравшихся на шум дворовых холопов. Смущённо переглядываясь, слуги лишь пожимали плечами. - Алёшка! Аспид! Лучше сам выходи, а то хуже будет! – грозилась боярыня. Тут к ней подлетел конюх и, горячо зашептав хозяйке на ухо, указал рукой на сеновал. – Выходи, говорю! Если лестницу за собой затянул, думаешь, другой не найдём? – крикнула она. Все взоры устремились к заваленному сеном проёму под крышей. – Ну! Я жду! Сумел нашкодить, имей смелость и ответ держать!

Наконец, сено зашевелилось, и на свет божий показалась насупленная мордашка. В смоляных вихрах застряли сухие травинки, ещё более отеняя черноту волос мальчишки, а пытливые угольки глаз насторожено уставились на мать.

- Гляди-ко, как есть бесёнок, - зашептались селяне.

- Ты что же это творишь, ирод?! – возмутилась боярыня.

- А чего? – парнишка обижено утёр нос. – Господу на мою дулю начихать, а они взбеленились, - он кивнул на толпу. – Они что святее бога?

Не в силах возразить на разумное замечание мальчишки, люди глухо заворчали.

- Вот бесовское семя! – зашипела Авдотья.

Еле сдерживая негодование Мария строго взглянула на сына:

- А вот Бог моей дланью тебе наказание вершить намерен, - проговорила она. – Я тебя отучу от богохульства! Неси-ка розги, - обратилась боярыня к холопу.

- Да ладно тебе! – всполошилась Анна Сабуровна и зашептала. – Божьим перстом себя возомнила? Я за внука любому уши пооткручиваю. Раз отца нет, я - Алексею заступница!

- Прости матушка, но наказать шельмеца следует. Не то народ взбунтуется. Да и Алёшке наука будет, - возразила Мария и, не обращая внимания на гневный взгляд свекрови, вновь обратилась к сыну. – Слазь! Или только бедокурить горазд, а как до дела, так струсил?

- Ничего я не струсил! – запротестовал мальчишка и, быстро спустив лестницу, в два прыжка оказался на земле.

Мать знала, чем пронять сына. С интересом наблюдая за всем происходящим, воевода лишь усмехнулся в русую бороду, а народ в ожидании расправы оживлённо зашушукался.

- Тащите скамью! И верёвки, – велел конюх.

- Не надобно. Я так стерплю, - пробурчал парень и повернулся к мужику спиной.

- Ну, как знаешь, - усмехнулся тот и взмахнул размоченным прутом. Воздух прорезал визгливый свист, и розга вскользь прошлась по спине мальчишки. Алёшка вздрогнул, но не издал ни звука. Мать, желая скрыть жалость, плотно сложила губы.

- Алёшенька, проси прощения, - посоветовала бабка.

- Не буду! – процедил мальчишка.

Прут вновь свистнул, заставив парня зажмуриться и сцепить зубы. Новый удар порвал рубаху.

- Вот упрямец, - посетовала мать, и её лицо исказила досада.

Похоже, упорство мальчишки только раззадорило палача. В очередной раз ужалив жертву, розга всё же оставила на спине кровавую полосу, но Алёшка не пикнул. Разозлившись, конюх вновь взмахнул батогом, но неожиданно его руку перехватил воевода.

- Хватит! – воскликнул Дмитрий Иванович. – Довольно! Он своё наказание получил и, надеюсь, надолго усвоит урок. – Князь сурово оглядел загудевшую толпу. – Не согласны? – спросил он. Под взглядом воеводы, люди старались прятать глаза, никто не посмел ему перечить. - А чтобы впредь сей отрок не чинил вам обид, я забираю его с собой. Воинскому делу стану обучать, - неожиданно заявил гость, и толпа в изумлении ахнула.

- Да как же так! – всплеснула руками Анна Сабуровна. – Он же дитё совсем!

- Такому отчаянному соколу тесно в вашем городище, - возразил воевода.

- Не рановато ли? – засомневалась мать.

Забыв о терзающей спину боли, Алёшка аж подпрыгнул.

- Да я уже много чего умею! – воскликнул он, глаза мальчишки разгорелись азартным огнём. – Меня же тятька сам обучал, пока жив был! И на коне скакать, и из лука стрелять, и саблей владеть, и бою всякому! Позволь, матушка! Честное слово, имени нашего не посрамлю!

– Тебе ещё и двенадцать не минуло, - возразила мать. – Недоросль - ты ещё.

– Ничего. Я сам с пятнадцати лет на службе, - возразил Дмитрий Иванович. - Приставлю к нему кормильца мудрого. Да хоть своего Тимофея Фёдоровича отдам, - он кивнул на сурового воина. – Обвыкнется отрок понемногу к делу ратному. А пока опыта набирается, при мне толмачом послужит. Слышал, благодаря Анне Сабуровне ты языками басурманскими владеешь? – обратился он к племяннику.

- Могу! Конечно, могу! – разволновавшись, воскликнул Алёшка. - И по-ногайски, и языком крымчаков владею.

Старшая боярыня с сожалением вздохнула, а Мария вдруг спохватилась.

- Да что ж мы на улице? Вот ведь! Из-за этого охальника и встретить тебя толком не смогли! Пойдём-ка в дом, поговорим, - пригласила она и строго взглянула на селян. - А вы расходитесь! Нечего здесь лясы чесать, - приказала Мария и скрылась за дверями.

С чувством выполненного долга люди покинули двор, шумно обсуждая новость.

Уже в доме боярыня приникла к плечу брата:

- Как давно мы не виделись! Говорят, растёшь по службе. Стольником стал! – счастливо улыбаясь, она разглядывала бравого воеводу.

- Есть такое дело, – скромно потупившегося ответил он. - Грех на судьбу жаловаться. Вот назначен в Шацк охранять крымскую украину.

Несмотря на попытки бабки утащить внука лечить пострадавшую спину, Алёшка, не спуская восторженно-преданного взора с воеводы, не отходил от него ни на шаг.

- Дядька, ты точно меня к себе возьмёшь? – не унимался он.

- Если дашь слово слушаться меня беспрекословно. И не дурить! – князь старательно нахмурил брови.

- Даю! Вот те крест даю! – Алёшка торопливо перекрестился.

- Ишь ты, как истово крест накладываешь. А сам святым ликам дули вертишь? – продолжал хмуриться Дмитрий Иванович.

- Так это… - мальчишка, не зная, чем объяснить свою выходку, сник. Утерев понурый нос он, виновато покосившись на мать, пробурчал. – Я больше не буду…

- Ступай, пусть няньки тебе раны снадобьем обмажут, – отмякнув, проговорила Мария, и мальчишка, уловив в голосе женщины слабину, понял, что он прощён, и повеселел.

- Я мигом! А ты, дядька, без меня ничего не рассказывай! – предупредил Алёшка и скрылся с глаз.

Совсем скоро, расположившись за столом, сестра с братом вели неторопливую беседу.

Дмитрий и Мария Хворостинины, принадлежали к одной из младших ветвей ярославских князей, восходящих в XIX колену от Рюрика, по отцовской линии, а по материнской – от ростовских князей. Их предки владели незначительным ухорским уделом, а потому, следуя давно сложившейся местнической иерархии, Дмитрию на государевой службе доставались довольно скромные должности, что то, что он к двадцати двум годам умудрился получить под начало недавно построенную крепость, говорило о многом.

Молодой воевода не шутил, когда предложил забрать племянника на воспитание.

- Ну, сама подумай, без отцовской руки парень совсем разболтался, - убеждал он сестру. – Я же как лучше хочу.

Немного подумав, Мария согласилась с доводами брата.

Услышав о решении матери, Алёшка парил на седьмом небе от счастья, и даже ссадины на спине не мешали ему придаваться мечтам о героических подвигах.

Сборы отрока длились недолго. Дмитрию Ивановичу не с руки было задерживаться в гостях, и спустя три дня вся округа высыпала провожать новоявленного царского ратника.

Осознавая всю важность момента, Алёшка старался шагать по двору, как можно степеннее, усердно строя серьёзное лицо. К сожалению мальчишки, за столь короткий срок кованных доспехов для него сыскать не смогли, и ему пришлось довольствоваться простым тегиляем. Но Алёшка всё равно гордился своим боевым видом: на его поясе висела отцовская сабля, а матушка отдала сыну лучшего коня. И теперь небрежно придерживая рукоять настоящего оружия, мальчишка ловил на себе завистливые взгляды рассевшихся на заборе сорванцов-товарищей.

По обычаю, низко поклонившись матери, Алёшка почтительно склонил голову, мысленно раздуваясь от гордости. Никто не смог бы в этом благоразумном парне разглядеть бесшабашного шалопая. Гудящая толпа затихла, и задние ряды вытянули шеи.

- Благослови, матушка, – попросил парнишка. Мария троекратно перекрестила сына, и он, развернувшись к толпе, низко поклонился и звонко крикнул. – Простите меня люди добрые, если обидел чем, не поминайте лихом! Обещаю не посрамить род свой и служить Руси-Матушке верой и правдой!

Толпа одобрительно загудела. Алёшка легко вскочил в седло, и дружина тронулись в путь. Смахнув слезинки с ресниц, мать ещё раз перекрестила сына на прощание. Рядом тяжело вздохнула свекровь:

- Вот и улетел соколик наш из родного гнезда… - прошептала она.