* * *

— АЛЕВТИНА —

Проснулась внезапно, от шуршащего звука ключа в замке.

Часы показывали два ночи.

Демид очень редко возвращался в это время. И никогда не возвращался так тихо.

Я села на кровати и скинула с себя одеяло. Протёрла лицо, будто умылась, чтобы прийти в себя ото сна.

Накинула халат и пошла на шум.

Демид вошёл на кухню, не включая свет. Словно вор.

Я последовала за ним.

— Демид? – позвала мужа, голос дрогнул. – Что случилось?

Включила настенный свет. Мягкое освещение позволило рассмотреть супруга.

Он стоял у окна, спина напряжённая, кулаки сжаты так, что побелели костяшки пальцев. На нём был его любимый серый кашемировый пиджак – только весь измятый и заляпанный чем-то тёмным.

Он не обернулся.

— Аля… Я сбил человека.

Мир, словно замер. Все звуки, даже воздух – всё исчезло. Осталась только эта фраза, со странным гулом оседающая в груди.

— Что?.. – я едва услышала собственный голос.

Он медленно повернулся.

Лицо бледное, губы сжаты в тонкую линию. Взгляд… тот самый, который я видела у него после каждой большой победы – только вместо гордости – паника.

Демид Вронский не из тех, кто паникует.

— Он… он мёртв, – выдохнул Демид и провёл рукой по волосам. – Чёрт. Это конец.

— Погоди… Как… Где ты его сбил? Ты вызвал полицию и скорую?

Он скривился, опустил глаза. Ответа не требовалось. Я уже знала. Он скрылся с места ДТП. Точнее, с места преступления.

— Скажи, что ты не был выпивший… – прошептала я.

Он длинно и тяжело вздохнул.

Я тяжело села на стул. Обняла спинку и прикрыла глаза.

Виски. Его слабость. Его проклятье.

— Аля, послушай, – он подошёл ближе, схватил меня за руки. Пальцы холодные, как лёд. – Я не могу сесть. Ты понимаешь? Я – депутат. Это уничтожит всё. Меня. Нас. Семью. Это будет конец моей карьере.

Семью. Он вспомнил про семью только сейчас?

Я почувствовала, как по телу ползёт ледяной страх, но ещё сильнее билось сердце – сердце, которое до сих пор, несмотря, ни на что, любило его.

— Что ты хочешь от меня? – слова вырвались сами. Глупые, верные, влюблённые.

— Алечка, возьми всё на себя. Скажи, что ты была за рулём. У тебя чистая репутация, наши дети выросли, – он говорил быстро, горячо, как будто предлагал мне заключить сделку всей жизни. – Ты никогда не нарушала закон, никто не будет искать подвох. Мы справимся. Я всё улажу. И никто не пострадает…

Я смотрела на него. На мужчину, с которым прожила двадцать лет. Мужчину, который обещал защищать меня, но каждый раз загонял в тупик собственных амбиций.

— Никто не пострадает, кроме меня… – произнесла упавшим голосом.

— Я добьюсь, чтобы тебе дали условный срок. Но если не получится, ты просидишь недолго и будешь в комфорте. Обещаю тебе.

— Дем… Чёрт… Ты просишь меня сесть в тюрьму, – мой голос осип.

— Нет, Алечка, – он обхватил моё лицо ладонями, – я прошу тебя спасти нас. Спасти меня. Обещаю, любимая, я всё решу. Деньги, связи – у меня есть всё. Просто нужно будет переждать.

Я закрыла глаза.

Выдохнула.

Я всегда спасала его. После запоев. После скандалов. После его измен, о которых я знала, но делала вид, что не знаю. Потому что любила. Потому что верила – когда-нибудь он оценит это.

И сейчас я снова стояла на краю. Только теперь – край был гораздо глубже. И страшнее.

— Хорошо, – сказала я. Сказала то, что он ждал. – Я скажу, что это была я.

Его губы дрогнули. Облегчение промелькнуло в глазах. Он поцеловал меня в лоб.

Я не знала, что подписала себе приговор.

Я думала, что спасаю его.

А спасала… только его карьеру. Его свободу.

А себя я предала.

Судьба больно начинает бить, когда ты раз за разом предаёшь саму себя.

* * *

Дождливая ночь поглотила нас, когда мы ехали в участок.

Ехали мы в такси.

Демид, как всегда, сосредоточен, а я сжата, будто оказалась в клетке, не в силах шевельнуться, или слово сказать.

Каждая минута тянулась как вечность.

Мы проезжали мимо знакомых улиц, а мне казалось, что я никогда больше не увижу их такими же.

Я не знала, что мне делать. Не знала, что мне сказать.

И только его голос, холодный и отчуждённый, звучал в темноте, как приговор.

— Ты понимаешь, что от этого зависит всё, Аля. Если мы сделаем это правильно, я тебя вытащу. Но если ты ослушаешься… если ты начнёшь тянуть назад, всё будет кончено.

— Я не могу… – я едва шевелила губами, но внутри меня росла буря. – Я не смогу… Дем, я не хочу сидеть за то, чего не делала.

Он быстро взглянул на меня. Взгляд был такой, будто он смотрел на кого-то, кто уже давно не существовал.

— Ты не можешь позволить нам всё разрушить. Аленька, всё будет хорошо. Да, я облажался, но я всё исправлю. Ты главное помоги мне... Ты ведь не хочешь, чтобы правда разрушила будущее наших детей, не так ли? Их сразу же выкинут из универа, ведь платить будет нечем…

Я опустила взгляд, и моё сердце сжалось. Как я могла сделать что-то, что разрушит жизни наших мальчиков-близнецов? Как я могла поступить так с ними, с ним, с собой?

Но что-то внутри меня кричало: « Не верь ему! Не соглашайся!»

Но я молчала. Задержала дыхание. Притворялась, что всё, что происходит, не касается меня.

Когда мы подъехали к участку, я почувствовала, как мои ноги стали ватными.

Демид ещё раз посмотрел на меня, и в его глазах не было ни намёка на сожаление. Только холодное спокойствие, как у человека, который уже принял все решения за всех.

— Ты знаешь, что делать, – сказал он с таким тоном, как будто это была не жизнь, а игра.

Мы вышли из машины такси.

В ушах звенела тишина, и шаги эхом отдавались в пустых коридорах.

— Нет, я не должна делать этого, – шептала я себе под нос, почти не веря, что нахожусь здесь, что, в самом деле, собираюсь взять вину на себя.

Демид уже стоял у стола дежурного. Повернувшись ко мне, он просто кивнул, и я сжала пальцы в кулак, пытаясь держать себя в руках.

— Здравствуйте, – начал он. – Я, Вронский Демид Леонидович... Он показал ксиву. Это моя жена, Вронская Алевтина Петровна. Она сегодня сбила человека. Мы хотели бы сообщить вам, что она была за рулём моего автомобиля. Испугалась и ухала с места происшествия, но опомнилась… Я привёз её.

Мой взгляд встретился с глазами дежурного – и я почувствовала, как что-то внутри меня рвётся.

— Ещё раз, кто был за рулём? – спросил полицейский, снова взглянул на меня, словно я была никем.

— Я была, – прошептала, ощущая, как слова режут моё горло.

Демид стоял рядом, положил руку мне на плечо.

Он был спокоен, как будто всё, что происходило, не касалось его.

Я – его жена, его надёжное прикрытие. Он знал, что я скажу это, он знал, что я не смогу отказаться.

— Ждите… – сказал дежурный и вызвал кого-то по внутреннему телефону.

Нас записали на проходной и сказали, куда идти.

* * *

Следователь ждал нас в кабинете, где, казалось, время остановилось где-то в восьмидесятых годах и больше не делало ни шага вперёд.

— Ждите в коридоре, – сказал следак Демиду.

Я испуганно посмотрела на мужа, но тот лишь уверенно мне улыбнулся и сказал, что всё будет хорошо.

Вошла в кабинет и замерла.

Потрескавшиеся стены в жёлто-зелёных разводах. Потолок с буро-коричневыми потёками, напоминал о потопах, но о ремонте тут и не думали.

Воздух – затхлый, старый и прелый. Этот запах въедался в кожу, волосы, забивал собой дыхание.

Два деревянных стола, срощенных в подобие буквы «Т», были завалены кипами папок и пожелтевших листов.

Мутные окна. Облупленные рамы с ржавыми ручками. И где-то в углу – старый-старый чайник, кипел, казалось, на последнем издыхании.

И вот она я в этой атмосфере лжи и гниения должна была стать преступницей.

Следователь оказался молодым мужчиной. Табличка на столе с его именем «Кичка Геннадий Романович».

Лет ему тридцать, не больше. Волосы зализаны гелем, на щеках лёгкая тень щетины, подчёркнутая нарочно. Глаза узкие, острые, как ножи. И взгляд, от которого по коже пошёл холодок.

Он видел во мне преступницу, а не жену, не мать. А ещё он увидел шанс. Шанс прославиться, показать зубы системе.

— Ну-с, Алевтина Петровна, значит, это вы… Мы уже в курсе ДТП со смертельным исходом, – он положил руки на папку с пометкой о новом деле. – Расскажите, как всё было. Сразу предупреждаю: это не мелкое ДТП, вы убили человека.

Я открыла рот, но слова застряли. Всё, что мы с Демидом репетировали, вдруг вылетело из головы. Вместо фальшивого сценария забился пульс в ушах, появился мерзкий вкус страха на языке, и возникло желание закричать: «Я не делала этого!»

— Я... я ехала по улице Чайковского. Было темно, дождь шёл, – начала я, глядя куда-то в сторону, избегая его глаз. – Я… узнала об измене мужа и... расстроилась. Взяла его машину. Хотела просто поехать, куда глаза глядят, чтобы подумать…

Он усмехнулся.

— Хотели подумать, но сбили женщину. Ехали ночью и не смотрели по сторонам.

Он склонился ближе, и я почувствовала запах дешёвого кофе, а его голос был пронизан цинизмом.

— Прямо скажу, Алевтина Петровна: ситуация у вас как из плохого сериала. И вы в главной роли. Жена известного депутата сбила и убила… Ужасно-ужасно.

Я вздрогнула. Руки вцепились в край стула, ногти впились в дерево.

Он встал и прошёлся по кабинету. Пауза была рассчитана на эффект. Он хотел, чтобы я распереживалась.

— Ваш муж – депутат, у вас есть связи и деньги, но тут очень серьёзное дело, – резко сказал он.

— Я всё понимаю. – Я подняла на него встревоженный взгляд, и на мгновение увидела, как в его взгляде вспыхнула искра злорадства.

— Я тоже всё понимаю. Это дело много мне даст, – он щёлкнул пальцами. – Вы мне в этом сильно поможете. Кстати, коллеги прислали мне фотографии с места происшествия. Полюбуйтесь.

Он положил предо мной планшет и начал листать фотографии. Женщина. Разбросанные туфли и порванная сумка. Кровь на асфальте.

Мне стало плохо.

— Вы хорошо её разглядели? – хищно прищурился он.

Я открыла рот, чтобы сказать, что я этого не делала, но дверь открылась, – вошёл Демид.

Спокойный. Холодный. Как будто не его жену обвиняли в убийстве. Как будто он пришёл просто за документами.

— Я всё слышал. Вы решили давить на мою жену? – спросил он у следователя, даже не взглянув на меня. – Она решила признаться. Сама. Мы даже без адвоката пришли, как вы могли заметить.

— А вы как будто хотите быстрее избавиться от жены, – ухмыльнулся следак.

И я в этот момент поняла, что должна была сказать правду. Но маховик уже раскручен. Я внутри него.

И выхода назад нет.

— Следите за словами…

— Ладно, извините. Так, начнём сначала. Пусть ваша жена всё повторит. Алевтина Петровна, откуда вы ехали? С работы, ресторана, от подруги? – поинтересовался следователь и едва сдержал зевок.

— Алевтина узнала о моей измене, – заговорил за меня Демид, и его голос был гладким, как шёлк. – Это стало для неё ударом. Она взяла мой автомобиль без разрешения и поехала по городу в состоянии аффекта. Никуда не заезжала, просто каталась. В переулке она сбила женщину. Могу только добавить, что как и сейчас шёл дождь, освещённость была не идеальна, а Алевтина не лучший водитель.

Я чувствовала, как всё внутри меня холодеет.

Я хотела закричать. Остановить их. Сказать им, что я ничего не делала! Я не сбивала!

— Всё было так? – спросил меня следак.

Я неуверенно кивнула.

— Простите... Да, всё так, – пробормотала, мой голос был слабым, каким-то нечеловеческим. – Я не увидела её. Я… не хотела этого.

— Прекрати, Аля, – резко сказал Демид, снова прижимая руку к моему плечу. Голос его был тихим, но твёрдым, он уже диктовал мне будущее. – Понятное дело, что ты не специально. Роковая случайность.

Я почувствовала, как мои руки начинают дрожать. Всё внутри меня кричало: «Не позволяй ему это сделать!»

Но я молчала. Признавая свою вину, я уже была мертва, но не могла признать, что я не виновата. Я стала частью этой игры, частью его плана, и отступить теперь было невозможно.

Следователь кивнул и начал записывать наши слова. Он не интересовался подробностями. Для него это было идеальным делом.

Я сидела рядом с Демидом, ощущая, как он сжимает мои пальцы. Но в его глазах не было ни намёка на сожаление. В них не было ничего. Просто пустота. И желание скорее закончить это неудобное для него дело.

— Всё будет хорошо, – тихо сказал он, когда нас проводили в кабинет для подписания протокола.

И я поверила ему. Поверила, что всё будет хорошо. Но ещё не знала, что для меня всё уже кончилось.