Дверь юрты открылась. Поднялся шелковый, расшитый золотым узором полог. Склонив голову, на пороге появился нукер, впуская внутрь горький полынный аромат степи.

— К тебе шаманка, великий! — сказал воин, не поднимая глаз.

— Что ей нужно? — спросил хан.

— Она хочет говорить только с тобой, великий. Говорит, что у неё предсказание для непобедимого хана. Прикажешь впустить её или прогнать?

Бату-хан кивнул, разрешая посетительнице войти. День давно сменился ночью. В юрте горели светильники, роняя жёлтые пятна света на красный ковёр и шелковые подушки. Хан сел на низкий трон. Воин обернулся, придерживая полог.

В юрту ввели шаманку. Её белые незрячие глаза уставились куда-то поверх головы хана. Старуху толкнули, принуждая опуститься на колени у входа. Бату-хан молча рассматривал гостью.

На её плечах висела старая волчья шкура. Облезлая морда с белыми клыками и мёртвыми тусклыми глазами служила старухе капюшоном. Седые тощие косы свисали из-под волчьей морды. Чёрное с яркой вышивкой платье сильно истрепалось. К поясу привязаны сушёные лягушки, волчий хвост, бывший когда-то частью надетой на старухе шкуры и бубен. Шаманка молчала, нервно перебирая пальцами бахрому на платье.

— Кто ты? Как тебя зовут и что тебе надо? — спросил хан.

У него был усталый голос. Узкие чёрные глаза внимательно смотрели из-под густых сросшихся на переносице бровей.

— Когда-то давно, когда мои глаза видели, меня звали Керме, — представилась гостья низким тихим голосом. — Я собиралась выйти замуж. Мой жених был очень богатым и ещё не старым. Я хотела рожать сыновей для победоносного войска богоподобного Чингисхана. Да будет доволен им Тенгри и да пошлёт славу и бессмертие в памяти потомков его великому внуку! Я была счастлива своей судьбой. Но однажды ночью ко мне пришёл Сульдэ. Он сказал, что мне выпала честь служить Бату-хану и направлять его в битвах и походах. Он выжег мои глаза, и я ослепла. Сульдэ отобрал у меня все мечты, разрушил мою жизнь. Взамен он дал мне другое зрение. Я вижу на многие века вперёд. Теперь у меня нет имени, нет семьи. Я пришла говорить с Бату-ханом и рассказать ему о будущем. Я долго шла к тебе, великий! Прикажи твоим нукерам уйти. То, что я скажу, не предназначено для чужих ушей.

— Почему бог войны выбрал тебя? — спросил хан, ещё не решив верит он старой шаманке или нет.

Воины за спиной гостьи переглянулись и затаили дыхание.

— Это мне не ведомо, — ответила старуха. — Прикажи нукерам выйти. Видение, которое открылось мне, может убить их воинский дух.

Хан колебался. Нельзя прогонять шаманку. Ведьма могла наслать проклятие за нанесённую обиду. Но оставаться с нею наедине было опасно. Заговорит, заколдует, подчинит волю, посадит вместо него на трон злого духа, и никто не заметит подмены. Страшнее и могущественнее шамана были только боги.

Если ведьма не врёт и её голосом говорит сам Сульдэ, то прогнать её значило оскорбить самого бога войны. Старуха встала на четвереньки и поползла к ханскому трону, наползая на собственное платье, падая и бормоча:

— Я так долго искала тебя, великий! Я шла через степи, умирая от жары и жажды. Я была гонима отовсюду, и много дней мне нечего было есть. Я замерзала холодными зимами, не имея возможности спрятаться от мороза в тёплой юрте. Я должна рассказать тебе о пророчестве. Дай мне ощупать твоё лицо, чтобы я знала, что меня не обманывают. Только великий Бату-хан может услышать то, что рассказал мне Сульдэ.

— Молчи! Как ты смеешь просить об этом великого хана? — выкрикнул молодой нукер, схватившись за кривой нож, висящий на поясе, и нарушив все мыслимые правила. — Прикажи, великий хан, я перережу ей горло за дерзость!

Бату нахмурился и едва заметно повёл головой. Воины, пятясь, покинули юрту.

— За такие слова я могу сварить тебя живьём в котле, — сказал хан, и его губы сжались в тонкую линию. — Если ты мне врёшь — твоя смерть будет такой ужасной, что потомки будут со страхом рассказывать о ней друг другу много столетий.

— Выслушай меня, повелитель, а потом решай, что делать, — попросила старуха и распласталась на ковре, демонстрируя покорность судьбе и ханской воле. — Если ты решишь убить меня, я приму это с благодарностью.

— Говори, — разрешил хан.

— Я должна удостовериться, что говорю с самим Бату-ханом, — забормотала шаманка. — Я видела твоего великого деда и узнаю его черты. Позволь мне, недостойной, ощупать твоё лицо. И если это оскорбляет тебя — отруби мои руки.

Она приподнялась и протянула вверх руки с тонкими искривлёнными пальцами и грязными короткими ногтями. Лишённые зрачков глаза уставились на Бату-хана. Он взял её руку, разрешая прикоснуться к себе.

Старуха принялась водить пальцами по шелковой одежде, расшитой драконами, по золотой кольчуге, ощупала шею повелителя и жёсткую чёрную бороду. Кожа на руках шаманки была шершавой и сухой, испещрённой морщинами. На лице хана появилась брезгливая гримаса.

— Да, я узнаю эти губы, — шептала старуха, проводя пальцами по плотно сжатым губам правителя. — Ты правда его внук. И нос у тебя такой же. Я чувствую в тебе его силу.

Её пальцы скользнули по тонким чёрным усам и щекам, к узким злым глазам.

— Ну хватит, — раздражённо сказал хан и убрал её руку. — Говори!

— Сульдэ не хочет, чтобы ты шёл в земли урусов и покрыл себя славой, — прижавшись лбом к ковру, заговорила шаманка. — Ты не станешь покорителем вселенной, повелитель! Твой великий дед Чингисхан, не случайно выбрал тебя наследником. Ни в ком из его потомков нет столько мудрости и самообладания, — льстиво сказала она, предупреждая вспышку гнева правителя. Хану показалось, что глаза на волчьей морде сверкнули живым хищным огнём. — Но он не знал, что не его потомкам предназначено покорить весь мир. Не тебе достанется слава властителя вселенной. Не твоё имя будут со страхом произносить потомки. О, великий! О тебе забудут, как и о твоём непобедимом деде! Через восемь сотен лет после ухода Чингисхана настанет время великой битвы. Родится ребёнок, в котором не будет души. И бог войны Сульдэ войдёт в это тело, чтобы править миром. Этот ребёнок будет носителем его воли, его голосом в мире, где никто не говорит на языке чести. В тот год, когда он достигнет возраста двадцати лет, мир расколется пополам, и великие державы будут воевать между собой, уничтожая всё на своём пути. Народы разобщатся, и небо перестанет отвечать молитвам. Рождённый богатырь не обязательно будет монголом. Он будет похож на всех и ни на кого. Имя его будет знакомо каждому, но никто не вспомнит откуда. Он не будет звать за собой, но люди сами пойдут. Его молчание будет громче любых речей. И встанет за ним армия, сильнее которой нет и не было. Он придёт не для того, чтобы уничтожить мир, пропитанный алчностью. Он придёт, чтобы перековать его, как кузнец перековывает клинок. Много людей погибнет ради этого. Никогда ещё человечество не теряло столько воинов, как потеряет в той битве. Но так предсказано и так будет. Так решил Сульдэ. Войны всегда велись с благой целью и под божьим знаменем. Это будет последняя битва человечества. И те, кто переживёт её, будут жить в едином государстве, в котором будет одна вера, один народ, один язык, один правитель. Не тебе суждено быть этим правителем.

— Зачем ты говоришь мне это? — дрожа от гнева, спросил хан, сжимая в кулаки, унизанные золотыми перстнями пальцы.

— Затем, что Сульдэ лишил тебя права на покорение мира. Ты величайший воин! Эта вселенная должна носить твоё имя! Я могу помочь тебе изменить предначертанное, — торопливо заговорила старуха, боясь, что хан недослушает её. — Иногда на земле рождается великий человек, которому подчиняются боги. Таким был Искандер Двурогий (прим. Александр Македонский), таким был твой дед богоподобный Чингисхан, таким будет воин, о котором говорится в пророчестве. Твой дед, великий покоритель земель, мог приказывать самому Сульдэ. Бог войны скакал рядом с Чингисханом на белой лошади, никогда не знавшей седла. Стал бы бог служить человеку, если бы тот не был могущественнее его самого?

— Но мой великий дед мёртв, — возразил Бату. — Как он усмирит Сульдэ?

— Ты ведь носишь на груди пайцзу Чингисхана? — спросила шаманка.

Бату прикрыл ладонью золотую пластину, висящую у него на груди. На драгоценном прямоугольнике была выгравирована голова разъярённого тигра и надпись: «Это я говорю!», означающая, что слова, владеющего этой пластиной, принадлежат самому Чингисхану. Бату получил её вместе с правом наследовать власть и завоёванные земли от своего деда.

Приняв молчание за согласие, старуха продолжила:

— Сульдэ подчинится тебе, он не сможет противостоять владельцу пайцзы, ведь твоим голосом говорит сам Чингисхан. Послушай меня, великий! Мы можем запереть Сульдэ и нарушить его планы. Я призову тебе в помощь других богов. Мы изменим предсказание, и ты покоришь вселенную! Твоё имя с содроганием и почтением будут произносить потомки во веки веков! Это ты будешь ханом всего мира, ты будешь править самими богами, и никто не посмеет ослушаться тебя! Ты по праву станешь ханом земли и неба и всё живое преклонит перед тобой колени.

Старуха замолчала, уткнувшись лбом в ковёр. Бату сжимал рукой пайцзу. Он покорит вселенную! Назло всем богам и наперекор пророчествам. Он пройдёт всю землю от моря и до моря, и народы встанут перед ним на колени. Он зальёт кровью степи и возведёт курганы из черепов непокорных. Он будет варить в котлах врагов и скармливать их мясо волкам. Женщины из покорённых земель станут рожать монгольских богатырей. Имя Бату-хана будет греметь в веках, и люди станут склоняться до земли, произнося его даже через сотни лет. Он покорит земли урусов, ему не нужен для этого Сульдэ.

— Говори, — приказал хан.

— Мы обманем Сульдэ, — вкрадчиво заговорила шаманка. — Он падок на богатые жертвы, как и все боги. Прикажи сделать золотого коня в полный рост. Есть у тебя пленный урус, кузнец, что может кружева из железа плести. Пусть берёт помощников и сделает коня в дар грозному богу. Да пусть поторопятся, пока будущее ещё можно изменить. Пусть земля содрогнётся под копытами твоего войска! Пусть падут твои враги и захлебнутся собственной кровью! Да изменится предначертанное!

Старуха остановила незрячий взгляд на лице Бату-хана. Янтарным блеском вспыхнули мёртвые глаза на волчьей морде. Хан улыбался своим мыслям.

Через десять минут верный нукер гнал коня в отдалённый лагерь, чтобы найти и привезти пленного кузнеца-уруса, способного сделать подарок для самого Сульдэ.

Шаманке поставили отдельную юрту и приставили служанку. Старуху велено было кормить и оказывать ей всяческое почтение. Воины суеверно шептались, стараясь угадать, о чём говорилось в пророчестве. А старая ведьма победно улыбалась. Ей не было никакого дела до предсказаний, побед Бату-хана и последней войны человечества. Она творила свою историю.