Яшка был стреляным воробьём. Не в смысле «опытным». В начале февраля в него чуть не попали камнем из рогатки мальчишки, надумавшие сбивать шишки с ёлки, на которой прятался от холода Яшка. Воробей вовремя улетел, не получив никакого для себя урона.

 Рассказывая об этом происшествии своим воробьиным собратьям, Яшка опустил подробности, связанные со словом «чуть» и выставил дело так, словно в него всё-таки попали. Мол, повредило мне, братушки, крыло, но я не струсил, а вылетел прямо на обидчиков и разогнал их своим грозным видом и острым клювом. Собратья тут же зауважали ничем не приметного Яшку, и рейтинг его среди воробьих взлетел до немыслимых высот. Теперь Яшку считали героем и ветераном, а значит, сильным, смелым и достойным гнезда и потомства. Не можешь быть — умей казаться.

И завертелась Яшкина жизнь по-другому. Пару себе воробей выбрал по новому статусу. Самую завидную невесту взял. А такой воробьихе не предложишь жильё на многогнездовом дереве. Ей отдельное нужно, с удобствами. Чтобы от ветра и дождя укрывало, от кошек и мальчишек с рогатками защищало. Вздохнул Яшка и заявил права на пустующий по причине зимних холодов скворечник.

Скворечник висел на старой берёзе во дворе пенсионера Фёдора, увлёкшегося фермерством и покинувшего шумный город. Яшке тоже пришлось покинуть город. Было жаль городской суеты и ярких огней. Яшке нравилась вольная городская жизнь. Была в ней энергия, наполняющая воробьиные крылья силой. Были там мусорные баки, полные еды. Мало было кошек, они боялись машин. Всё было в прошлой жизни для счастья. Но кто он был в той жизни? А теперь герой и ветеран и надо было соответствовать.

Пришло время оставить холостяцкую жизнь, и Яшка остепенялся как мог и как того требовали обычаи. Не то чтобы обычаи настаивали на смене места жительства, но ведь деткам будет лучше на натуральном питании, свежем воздухе, за прочными стенами скворечника. Яшка гнал от себя мысль о том, что скворцы вернутся с весенним теплом, и придётся вступить с ними в кровавую битву за недвижимость. Молодая жена новоселье восприняла как должное. Другого от Яшки теперь никто и не ожидал.

Оказалось, «казаться» труднее, чем «быть». Надо соответствовать чужим ожиданиям каждую минуту. Яшка изо всех сил старался, чтобы прошлая жизнь не ворвалась в настоящую и не нарушила тщательно создаваемое будущее. А сердце плакало и просилось к городским огням, к беззаботной свободе и мусорным бакам.

Всё в Яшкиной жизни теперь было чужим. Ворованным. Мечта повернулась к нему своим уродливым лицом и хохотала, грозя пальцем: «Не укради!». Яшка просыпался среди ночи от этого крика, тяжело дыша и приглаживая взъерошенные перья. Долго смотрел в тёмное небо на яркую звезду над скворечником и думал. Всё сложилось как в сказке: жена-красавица, скоро детки будут, дом — полная чаша, природа вокруг уже просыпается от зимней смерти и пахнет воздух первоцветами. А Яшка вместо того чтобы окунуться в это счастье с головой, дрожит от страха и боится нового дня. Что, если жена узнает, что он не такой, как она думает? А если завтра вернутся скворцы и выгонят их из дома? Что, если кто-то видел, что в Яшку тогда не попали из рогатки и его ложь откроется? Что, если надо будет сделать что-то, на что у Яшки не хватит сил и смелости? Что если…

А потом наступало утро. Оно резало светлой полосой черноту ночи, намазывая рассвет на горизонт, разгоняя страхи и даря надежду, что все ужасы случатся с Яшкой не сегодня. Воробей тихо, чтобы не разбудить жену вылетал из скворечника. Она любила подсолнечные семечки. Каждое утро Яшка летел к фермерскому амбару, чтобы совершить ради неё очередной подвиг.

Амбар у фермера был добротным. Ни тебе дырок, ни щелей. Фёдор был мужиком рукастым и за хозяйством следил. Проникнуть в амбар можно было только через дверь, когда сам Фёдор находился внутри. Фермера Яшка не боялся. Но вот охранник амбара — крупный кот серой камуфляжной расцветки заставлял воробьиное сердце выплясывать лезгинку.

Кот лежал перед входом в амбар и делал вид, что спит. Яшка видел, что кошачьи глаза полуприкрыты, а длинный хвост нервно мотается по деревянному порогу. Фёдор уже внутри, дверь приоткрыта. Воробей сел на забор. Мимо охранника не пролетишь. Зверюга славился на всю округу тем, что в прыжке достигал немыслимых высот и никогда не промахивался. Яшка посмотрел по сторонам.

Скотный двор уже не спит. Суетливо копаются в земле куры. Курухан Куруханыч — старый тощий петух зорко следит за гаремом единственным глазом. Яшка слышал, что петух как-то сцепился с котом и победил серого охранника в нелёгкой битве. Говорят, кот убежал, поджав хвост, и три дня не появлялся на скотном дворе. Яшка не верил сплетням. В конце концов, это у петуха после битвы остался один глаз.

Гогочут возле калитки гуси, требуя отпустить их на выгул. Жучка высунула морду из будки и молча ждёт, когда в её миску положат еду. Сейчас Фёдор выйдет с ведром и станет кормить кур. В это время надо будет попасть в амбар. «Неужели нельзя хотеть есть что-то более доступное? — с раздражением подумал воробей о жене. — Вон вокруг сколько еды! Семечек ей захотелось в начале весны».

Яшка слетел на землю. Кот открыл глаза, растопырил усы и весь подобрался, готовясь к прыжку.

— В добром ли здравии Вассисуарий Котофеевич? — кланяясь спросил Яшка, не сводя с кота глаз и надеясь, что зверя поразили все мыслимые болезни, навсегда обездвижив его гибкое молниеносно-смертоносное тело. Хорошо бы ещё выпали зубы и когти.

Кот уставился на воробья янтарными глазами. Этого ворюгу он видел здесь каждое утро. Кота не очень волновал урон, нанесённый воробьём хозяйству. Ну что с тех двух-трёх семечек, что Яшка мог унести? В такой куче этого убытка никто не заметит. Но вот собственная репутация кота беспокоила. В который раз птица обманывала его и проникала в амбар безнаказанно. Этого Васька позволить ни себе ни Яшке не мог.

— Сегодня славный денёк будет, — сказал Яшка, глядя в безоблачное наливавшееся весенней синью небо. И зачем-то добавил: — да-с…

Кот уселся на порожке, раздумывая, не напасть ли прямо сейчас. Яшка в воровстве был замечен неоднократно, повод наказать есть. Никто не скажет, что Васька напал необоснованно.

— Ах, Вассисуарий Котофеевич! Какой у вас необыкновенный окрас. Знатным видно зверем был ваш батюшка, — отпустил комплимент воробей.

Никогда не знавший своего батюшку кот удивлённо распахнул и без того большие глаза. Яшка попятился. Как же хотелось прямо сейчас бросить всю эту затею с семейной жизнью и улететь в чадящий город, где для выживания достаточно просто жить.

— А я смотрю, вы с Куруханом Куруханычем замирились. Это славно, я вам скажу… да-с… — чирикал Яшка, всем видом своим выражая почтение серому охраннику.

— Кто это замирился? — насмешливо спросил кот и вальяжно развалился на порожке. — Да он мимо меня ходить боится.

— Так я сейчас пролетал над двором и видел, как он из вашей миски клюёт. Стал бы он клевать из вашей миски, если бы ему не было дозволено? — затараторил Яшка. — А ведь он клюёт! Клюёт! Клюёт!

И воробей принялся быстро наклоняться к земле, демонстрируя, как часто, нагло и совершенно безнаказанно клюёт петух из кошачьей миски.

— Да я ему… — возмутился Васька наглостью одноглазого Курухана.

Кот сорвался с места и через мгновенье Яшка услышал испуганное кудахтанье и звуки борьбы, сопровождаемые злобным кошачьим воем. Воробей влетел в амбар, схватил несколько крупных семечек и поспешил к своему скворечнику, туда где на старой берёзе уже распускались светло-зелёные клейкие листочки.

Далеко внизу Фёдор пинками отгонял кота от потрёпанного петуха. Цветные перья, кружась, оседали на утоптанную землю скотного двора. И на душе у Яшки почему-то было хорошо.

«Вот возьму и во всём признаюсь, — подумал Яшка. — Прямо так жене и скажу, мол не попали тогда в меня мальчишки". От облегчения хотелось петь. Хотелось лететь в бесконечное небо к самому солнцу, лучи которого ослепительными брызгами отражались в лужах. И даже голос, заставляющий его просыпаться среди ночи, и требующий: «Не укради!», вдруг стал казаться не грозным, а немного просительным. Яшка даже добавил от себя: «Пожалуйста».

Он влетел в скворечник, положил перед женой семечки и выпалил:

— Не попали тогда в меня мальчишки! Улетел я! Не герой я никакой.

— Тише, смотри, — сказала воробьиха и приподняла крыло под которым белели маленькие яйца с буровато-жёлтыми пятнышками. — Смотри, он сейчас родится.

Яшка во все глаза смотрел, как скорлупа пошла трещинами. На его глазах происходило самое великое чудо мироздания. «Почему я решил, что это всё не моё? — потрясённо подумал он. — Это ведь и есть моя собственная жизнь! Моя собственная семья. Моё собственное счастье. Я ведь для этого про мальчишек соврал. И Ваську каждый день обманываю для этого. И любого скворца на перьевые подушки ощипаю, пусть только сунется в мой скворечник! И семечки я для неё сам ношу, по собственной воле. Что же я всё-таки герой и ветеран?»

Из развалившейся яичной скорлупки появилось маленькое, голое, слепое существо, дороже которого для Яшки не было никого во вселенной. И ради него Яшка готов был украсть, убить, соврать, что бы там не кричал ему голос совести по ночам.