Пролог

Татьяна

Случилось это в середине 90-х годов, когда я, молодая учительница, еще учащаяся на заочном, устроилась работать в деревенскую школу.

Автобус затормозил. Я открыла глаза, прерывая дремоту, подхватила вещи, и в ожидании застыла перед дверью. Из динамиков певица жаловалась на желтые тюльпаны и неверного. Двери с характерным шумом гидравлики разошлись в стороны, выпуская меня в морозную январскую предрассветную темень. Обдав меня теплом отработанного дизельного топлива, автобус продолжил рейс до Твери. Я огляделась по сторонам. Автобус укатил, унося с собой мелодию любимой певицы, тепло и сонных людей. Навалилась тишина, только застывшие деревья потрескивают от крепкого утреннего морозца. Остановка утопала под слоем давно нечищеного снега. Окружающую темноту рассеивал свет звезд. С неба срывался легкий снежный пух. Закутала заледеневший нос, перешла пустынную трассу и отправилась по наезженной дороге в сторону деревни, огоньки которой едва пробивались через снегопад. Дорога вилась змейкой вдоль полей, сейчас заметенных снегом. Переложила удобнее оттягивающие руку пакет с тетрадями и портфель и зашагала на работу. До конца учебного года это теперь мой обычный маршрут. Сначала час с лишком на автобусе от Калязина, потом два километра по фермерским полям до самой школы. Из съемной квартиры до деревенской школы. Приходится вставать в пять утра, чтобы к шести успеть на первый рейс до Твери. В Кашине ко мне иногда присоединяются еще две учительницы. Но чаще не везет мне, мои уроки ставят первыми парами.  Два с лишним часа добираться до работы. Но время сейчас такое – работы в городе нет. Да и за ту не всегда платят вовремя. Мужу-офицеру приходится ждать и по три месяца. Так и живем на крохи, что зарабатываю я и на его продуктовый паек.  

 - Татьяна Ивановна, вы? Драсьте,- здоровается со мной девушка, одна из старшеклассниц.

Она снова одна, снова не захотела ехать на автобусе, специально выделенном ученикам и местным учителям. Автобус объезжает округу, собирает школьников из разных деревень и отвозит в школу. По дороге, если успевают – подбирают меня.

Я оглядываюсь, поджидая свою ученицу. Смешно, но Яне Новиковой восемнадцать, а мне двадцать один. Не такая большая разница, могли бы стать подругами. Но мы по разные стороны учительского стола. Субординация. Нужно ее придерживаться. Я же стараюсь находить с ребятами общий язык, быть на одной ноге.  

 - Доброе утро, - улыбаюсь ей, кутаясь в толстый шарф.- Хорошо выглядишь сегодня. Как настроение?

Вру ей. Выглядит она не очень, хотя сама по себе симпатичная. Даже в отраженном от снега рассеянном свете звезд видны заплаканные глаза и опухший нос девушки. Она снова проплакала всю ночь, а на уроке будет клевать носом или трещать с соседкой, делясь секретами и сплетнями. И смеяться, срывая мне урок.

Вообще, Яна толковая, память у нее отличная, что для истории, которую она собралась сдавать, важно. Но с дисциплиной и внимательностью у нее проблемы. Нервозность в выпускном классе понятна. Все ребята переживают. До экзаменов еще далеко, но мы уже повторяем и разбираем вопросы из билетов. Это и настраивает на серьезность и заставляет нервничать в ожидании.   

 - Да ладно,- машет она рукой в варежке.- Не хотела сегодня идти. Четыре пары у ТоФы я не выдержу.  Но мать выходная, обязательно зайдет к нам и разорется, что я не в школе. Ей не нравится мой Валера. Боится, что как его отец, тоже  сопьется и станет меня колотить.

Яна совершеннолетняя и живет отдельно, с молодым человеком. Как молодым, для меня двадцати семилетний мужчина кажется более чем взрослым. А уж для Яны… Этот факт сожительства и стал камнем преткновения, проблемой не только Яны, но и моей. Она сдает мой предмет – историю, а я не могу ее подготовить. У нее совершенно нерабочее настроение. И не любовь к парню виной. Виной Тамара Федоровна или ТоФа, как ее прозвали ученики. Она наш завуч по воспитательной работе. Деревня то место, где не скроешь личную жизнь от чужих глаз и пересудов. Яна не особо скрывается, чем вызвала гнев на себя ТоФы. Тамара Федоровна фанатично борется с этой самой личной жизнью учеников. В этот раз она выбрала жертвой совершеннолетнюю Яну. Чего добивается завуч травлей ученицы – не понятно. То ли хочет разлучить Яну с парнем, то ли вынудить забрать документы из школы. Но война из первого полугодия перетекла во второе и приближающиеся экзамены только усилили накал. Яна не сдается, продолжает ходить на уроки и уходить из школы не собирается.

Как только я пришла сюда работать, тоже возмутилась поведением Тамары Федоровны. Девушка совершеннолетняя, с программой справляется, претензий к ней нет. А то, что живет незамужняя и подает плохой пример младшим классам, так многие из родни этих младших тоже не без греха. И дети обычно в курсе семейных проблем. Шила в мешке не утаишь. В пятом у меня двое мальчишек постоянно дерутся. Мне объяснили, что мама одного, забрав сына, ушла из семьи к отцу другого, уведя его из семьи. Класс один и развести их невозможно. Половину урока я только их успокаиваю. Так что ненависть к Яне завуча мне не понятна.   

Небо на востоке начинает сереть. И ветер крепчает. По насту, укрывшему поля, тянется, вихрится поземка, обещая перерасти в полноценную вьюгу. Я кутаюсь, а привычная Яна делится со мной планами на будущее. Она собиралась поступать заочно в Тверской университет на юридический факультет, и переживает, как сдаст историю. Учителя по предмету часто менялись, и знания у ребят отрывочные. Некоторые темы приходится объяснять заново.

Болтая, мы добрались до стоящей в стороне двухэтажной школы. Где нас встретил муж директрисы, он же преподаватель физкультуры. Мужчина большой снеговой лопатой боролся со стихией, расчищая дорожку и крыльцо. Буркнув приветствие учителю, девушка скользнула в приоткрытые двери. Видно, что ей неприятно говорить с учителями, настроенными завучем и осуждающими ее. Перебрасываясь фразами с физкультурником, я смотрела ей вслед, размышляя, как помочь.   

После очередного разговора Яны и Тамары Федоровны, девушка явилась на историю зареванная и сорвала урок, громко делясь эмоциями с подругой. По правилам за сорванный урок ей как минимум грозило разбирательство, но Тамара Федоровна только и ждет повод, чтобы ее отчислить.

И чего она к ней прицепилась. Лучше бы своих старалась учила. В десятом классе учится ее сын. Недавно давала работу, так он сделал три ошибки в слове Наполеон. И это с мамой – преподавателем русского языка.

Надо бы поговорить с завучем лично, но она не жалует молодых учителей. Коллеги уже успели поделиться. Не прислушается к моим словам, но злобу затаит и будет портить кровь. Не хочется наживать врагов, но и продолжаться так дальше не может.

Мое терпение лопнуло, сразу после звонка я пошла к директору. Не жаловаться на Яну, а прояснить ее ситуацию с завучем и узнать мнение директрисы. Наверняка она в курсе ситуации, но ничего не предпринимает.

Директриса, молодая женщина, берегла кадры и не отличалась категоричностью завуча. Она выслушала мои претензии, потом взяла слово. Я узнала правду, от которой опустились руки, и испарилась вся моя воинственность.  

Тамара Федоровна, мать троих сыновей, оказалась местной. С мужем-пьяницей развелась. Детей поднимала сама. Старший сын полгода тому призвался в армию. Средний заканчивает десятый класс. Младший еще в начальной школе. У Тамары Федоровны настоящая беда – в Чечне пропал без вести старший сын. За год до того у нее умерла мама, еще раньше ушел из жизни отец, а теперь вот сын…

Видно, что со своим горем Тамара Федоровна не справлялась, срываясь на окружающих. Отстранить ее от работы, отправить домой, где она будет с ума сходить – директриса не могла. Преподавателей не хватало, и по-человечески было ее жаль. Насчет Яны у директрисы был разговор, но завуч стояла на своем.

 Аморальным нет места в школе. Раз взрослая стала, с мужчиной живешь, значит, иди и работай, учись в техникуме или училище. В школе таким нечего делать. Переубедить, уговорить ни у кого не получилось. Женщина фанатично болела за мораль.

Психолога в школе не было. В то время было принято справляться собственными силами. Еще подруги, родственники, кому повезло на сердобольных. А лучшее лекарство от всего – работа. Вот так и загоняли себя до инфарктов.

Я вышла из директорского кабинета разгруженная еще больше, чем заходила туда. Идти к Тамаре Федоровне бесполезно. Что я могу сказать матери, потерявшей сына в мирное время… Каждый из нас ей сочувствовал и боялся попасть в ее ситуацию. Но и Яна в своем праве спокойно доучиться, и при этом жить и любить. Директриса разделяла мое мнение и обещала поговорить еще раз с завучем.

Выйдя из ее кабинета, отправилась в столовую. Взяла себе стакан горячего чая, достала конфеты и села за стол в пустой учительской, размышляя над случившимся. За окнами все так же валил снег, засыпая площадку перед входом, вычищенную на первой паре старшеклассниками.

 - Татьяна Ивановна, у меня к вам разговор.- От неожиданности я поперхнулась и закашлялась, заметив стоящую в двух шагах от меня Тамару Федоровну.- У вас есть время?

Задумалась, засмотрелась на снег и не услышала, как женщина вошла.

 - Да, у меня окно сейчас,- отхлебнув глоток чая, проблеяла я.

Она решительно приватизировала чужой стул, усаживаясь напротив. Здесь она чувствовала себя полноправной хозяйкой. Четкие скупые жесты, лишенные женственности. Я невольно разглядывала эту, еще не старую женщину. Резкие движения выдавали в ней волю и несгибаемый характер, а так же непонятное мне раздражение.

Не полная, но по-деревенски ширококостная невысокая фигура. Про таких говорят – ладная. Лицо с крупными, но по-женски мягкими чертами. На высоком лбу едва заметны морщины. Серые глаза строго смотрят из-под широких вразлет бровей. Бледная кожа, темные круги под глазами и воспаленные веки добавляют возраста. Узкие губы поджаты. В углах рта глубокие горькие складки. Каштановые волосы заплетены в тугую косу и скручены на затылке. На висках серебрится седина. Темно-коричневое простое платье висит мешком. Его хозяйка сильно сдала за последнее время. Ни косметики, ни украшений. Женщина в наглухо закрытом футляре из боли и обиды.

Правильно, что не пошла  к ней разбираться. Внутрь не достучаться.   

Тамара, не таясь, оценивающе прошлась по мне взглядом. Губы недовольно поджались, с трудом удерживая комментарии моей внешности. То, что я не понравилась, было заметно. Но этот факт трогал меня мало. Ей никто не нравится и не удивительно.   

 - Не с того начинаете на новом месте, Татьяна Ивановна. Жаловались на меня директору,- сразу перешла в атаку завуч.- Что же так подло, за моей спиной? Надо было подойти и сказать в лицо. Я не кусаюсь. Хотя чего еще ждать от временщика, учителя на замену. Придут, перебаламутят слаженный коллектив и сольются.  

 Сцедив на меня яд, она замолчала. Презрительно щурясь, ждала моего ответа на неприкрытое оскорбление. Внешне приготовилась к моему возмущению и ответной гадости. Спина идеально ровная. Подбородок вздернут. Сцепленными в замок до белых костяшек пальцами, лежащими перед ней, она отгородилась от всего мира. Вся поза кричит о добродетели, которую я попрала, нажаловавшись директрисе. Женщина то смотрит в упор на меня, то опускает взгляд на свои руки.

Я невольно разглядываю их. Большие, красивые кисти, слегка заветренная кожа, тонкий белесый след от кольца на правом безымянном. Коротко стриженые ногти без маникюра. Руки, знавшие не один год нелегкую работу в огороде и на подворье.

Глянула на свои, тонкие, музыкальные, с золотым ободком обручального колечка. Именно из-за колечка стало стыдно, точно я хвастаю замужним положением перед ней, брошенной мужем. Разозлилась на себя за глупые чувства, ведь ничего подобного я не думала. А Тамара Федоровна явилась не разрешить конфликт, а завести новый, теперь уже со мной. Чувствует себя виноватой, что не уберегла сына, и так себя наказывает, через чужие злые слова и презрение.

 - Я не жаловалась на вас. Я обсудила сложившуюся с ученицей ситуацию. Из-за постоянного стресса она не может готовиться и усваивать материал, хотя неглупая и способная. У нее экзамены, это сама по себе нагрузка на психику, а тут еще конфликт, раздутый вами. Мы все вам очень сочувствуем, но так нельзя.

Лицо женщины каменеет. Если до того оно казалось бледным и не по возрасту изможденным, то теперь она вообще белее бумаги.

Я подхватываюсь и трясущимися от волнения руками наливаю воды из графина. Протягиваю стакан ей. Женщина качает головой, отказываясь. Обливает меня презрительным взглядом. 

 - Я в вашем сочувствии не нуждаюсь. И с головой у меня все в порядке. Стрессовое состояние,- нехорошо усмехается Тамара Федоровна, бросая на меня снисходительный взгляд.- Вот как теперь называется последствия половой распущенности. Называйте вещи своими именами, Татьяна Ивановна. Новиковой готовиться некогда из-за слишком бурной личной жизни. Из молодых да ранняя, ваша Новикова.

Так тебе ее молодость и жизнь, которая вся впереди, покоя не дают… Это элементарная зависть к молодой, у которой жизнь только начинается и все ошибки еще впереди. Ну, что-то подобное я предполагала.

 - Новикова моя такая же, как и ваша,- парировала я, начиная выходить из себя.- Вы ее преподаватель. Я прошу вас прекратить ее травлю. Одиннадцатый класс готовится к экзаменам, и Новикова тоже. Дайте ей доучиться спокойно. Девушка совершеннолетняя и хорошо учиться, дисциплину не нарушает. А ее личная жизнь…

 - Личная жизнь,- хмыкнула насмешливо завуч. Переплетенные пальцы сжались сильнее.- У учеников не может быть личной жизни. Их личная жизнь – это учеба.

 - Она совершеннолетняя,- пытаюсь достучаться до учителя,- и вправе строить отношения. Они не мешают учебе.

Но мои слова разбиваются о глухую стену чужой уверенности, как волны о гранитные скалы. Упертую Тамару не переубедить. Она не желает переубеждаться, она выплескивает накопившуюся боль на учеников, а теперь на меня, пользуясь служебным положением. Я повторяю это мысленно, стараясь не сорваться в крик.  Женщина наклонилась над столом и буквально дышит мне в лицо.

 - Если доросла до отношений, то милости прошу в техникум. Хоть очно, хоть заочно. Получай комнату и живи, как хочешь,- хладнокровно парирует она.- А в школе учатся дети. Учатся, приобретают знания, стремятся стать в жизни кем-то. Важно вырастить в себе личность. Вырасти не только телом. Мир, в конце концов, посмотреть. Она же через год родит. И что… ребенок будет воспитывать ребенка. Она навоспитает, а нам потом перевоспитывай.

Женщина замолчала, пожевала губами, глядя на мое кольцо.

От обилия морали у меня начала раскалываться голова. Почему посторонние считают себя вправе вмешиваться в чужую жизнь. В словах Тамары была своя логика и правда. Но каждый сам кузнец своего счастья. И Яна кует свое, неповторимое. И если сейчас она ошибается, это ее право на ошибку, которое есть у каждого.

 - Это ее жизнь, и ее право на ошибку. Для предостережений у нее мать. А наше дело дать девочке образование,- выдохнула я, сдерживая раздражение.- Она должна получить аттестат.   

Уже сама была не рада, что влезла. У меня впереди пять уроков, а голова уже раскалывается. И я, как на грех, забыла дома таблетки.

Холодными пальцами потерла ноющие от боли виски. Этот жест не укрылся от Тамары. Она хмыкнула, откинулась на спинку стула, глядя на меня с явным превосходством.   

 - А зачем ей образование? В местном коровнике дояркой работать? Там можно и без образования. Коровы жаловаться не станут,- не скрывая сарказма, произнесла завуч.

Казалось, женщина вошла во вкус и собачится с явным удовольствием. Вон даже щеки порозовели. Пришла сюда затеять скандал, стресс снять. Ну, так лопату в руки и чистить школьный двор от снега. Поможет от стресса и школе польза. 

 - Она собирается учиться заочно. Решила поступать в Тверской университет на юридический факультет,- просветила сидящую напротив женщину.- Но если захочет дояркой, то это ее дело. Только ее.

 - Я в курсе. А так же  в курсе, что жить останется тут. По осени выйдет замуж и планирует ребенка.

 - И что в этом плохого?- не поняла я.

 - Видно бездетную сразу,- окинув меня презрительным взглядом, произнесла завуч.- Муж у тебя военный. Служит рядом. Но скоро переведут, и ты поедешь с ним. А по выслуге лет получите жилье где-нибудь в ближнем Подмосковье. И будут ваши дети учиться в столице, а ты там же в гимназии преподавать.

Она почти слово в слово передала мои надежды и мечты. Именно так я и планировала свою жизнь. Вроде ни с кем тут не делилась планами. Или это очевидно для тех, кто пошел на военную службу. У всех одни и те же планы и надежды.

 - Хотелось бы так,- выдохнула я, соглашаясь.- Но мы сейчас не обо мне, а о Новиковой.

 - Вот именно. Ты-то птица залетная. Тут до июля и упорхнешь, а Новикова… Ее затянет эта рутина. Я ее Валерку Звонарева знаю. Второгодник, еле девять классов окончил. Попивает. Его бабка гонит самогонку, а он продает. Оттуда и деньги. Сам на дно идет и Янку за собой потащит. Будет она учиться тяп-ляп. А родится ребенок, сразу бросит, не доучившись. Пойдет самогонкой торговать.

Может и так. Но какое дело завучу до Янкиной судьбы. Еще не факт, что она сложится лучше, если девушка бросит Звонарева.

 - Ей уезжать отсюда нужно, и не возвращаться… никогда,- заявила Тамара и хлопнула по столу ладонью.- И забыть про Звонарева, как про страшный сон. Это будет для нее самое лучшее решение.  

Во все глаза смотрела на женщину, так просто разрешившую себе менять, ломать чужую жизнь. Решала, точно девушка была ее крепостной. 

 - Но это уже не вам решать,- возразила я, все еще не понимая ее такого истового рвения в судьбе посторонней девушке.- У нее есть родители, в конце концов. Вы им даже не дальняя родня.

Тамара глянула на меня, из-под бровей злостью блеснул взгляд. Я упрямилась, отстаивая право девушки на личную жизнь и на собственные решения и ошибки. Ее же выводило из себя мое упрямство. Правильно, что угодно делать, хоть бы собачиться или драться, лишь бы не думать о пропавшем сыне.

 - Я местная. Эту же школу заканчивала. Когда-то тоже уехала. И поступила. И даже доучилась, получив красный диплом. Думала, останусь в городе. Сюда вернулась на лето, передохнуть немного,- она отвернулась, сверлила запорошенное снегом окно взглядом.- Передохнула на свою голову. Осенью оказалось, что беременна. Про город пришлось забыть. Куда без жилья, с грудным ребенком. И отец его…- она в сердцах махнула рукой,- любил выпить. Мне без помощи матери было не справиться. Устроилась в школу, поработала немного и ушла в декрет. В декрете вторым забеременела. Обрадовалась. Дочку очень хотела. Муж на радостях в запой ушел. Мать моя ему говорила, чтобы ехал в город, устраивался на завод, встал в очередь на квартиру. Но куда там… Тут у него друзья, бригада. А я куда от него с двумя детьми…- она вновь замолчала. Взгляд невидяще смотрел в окно. Женщина мыслями была далеко отсюда.- Всегда работала, сколько себя помню. Дети, дом, хозяйство, школа… В школе на уроках даже отдыхала. Потом младший появился. Так и затянула меня деревенская трясина… А мечта всегда была в легком шелковом платье, на высоких каблучках, да по городскому асфальту. В театры ходить, на балет, по музеям побродить… Летом в Крым, к морю… Ничего не сбылось с мужем… И у нее не сбудется со Звонаревым.

Тамара замолчала, думая о своем. Я же переваривала услышанное. Теперь мне многое стало понятно. Тамара видела в девочке себя юную, полную надежд и возможностей, мечтавшую о совсем другой жизни для себя и своих детей. Оступившуюся всего раз и дорого заплатившую за свою ошибку.  Она не боялась, что Яна повторит ее судьбу. К девушке это не имело отношения. Она напоминала ей о собственной ошибке. Тамаре казалось, спаси она Яну от опрометчивого поступка, и ее жизнь каким-то чудесным образом измениться. Уйдет боль страшной потери и злость на саму себя, бывшего мужа, родителей, эту деревеньку и школу.

Права ли была Тамара – трудно сказать. Желание помочь – чудесное качество, но навязывать свою волю, даже если прав, - это не правильно. Тамара не изменит своего мнения, она сделает все, чтобы Яна уехала. Мне оставалось поговорить с самой Яной...

***

Трель звонка взорвала тишину. Последний на сегодня урок в одиннадцатом классе подошел к концу. Я закрыла тетрадь, окинула взглядом будущих выпускников, встретилась взглядом с Яной.

 - Яна, останься,- попросила ее.

 - Татьян-ванна, это насчет экзаменов? А то я спешу,- нехотя отозвалась девушка, буркнув что-то подруге.

Я заметила недовольные взгляды одноклассников. С ней историю сдавало еще четыре человека. Кто-то решил, что она у меня в любимчиках, и я ей помогу на экзамене. Правильно решили, я ей помогу сдать все и выпуститься, чего бы мне это не стоило.

Девушка опустилась на первую парту перед моим столом. Лицо недовольное, брови нахмурены. Она не любит задерживаться в школе. Поговорив с завучем, я ее понимаю. Мне тоже неуютно, но нужно что-то делать.

 - Ян, что между тобой и Тамарой Федоровной?- начала я, решив послушать ее версию.

 - Вы слышали, как она меня травит, да?- Яна покусывает и без того пухлые губы.

 - Слышала,- признаюсь я.- Не понимаю только почему?

Чем больше я прокручиваю в голове ситуацию  

 - Из-за Сереги,- выдает девушка.

 - Какого Сереги?

 - Ее сына. Мы с ним встречались,- нехотя признается Яна.

 - И что такого?- Я еще не понимаю, о каком сыне речь, но не вижу в этом причину, чтобы так издеваться над девушкой.- Ну, встречались и что?

 - Мы поссорились перед его выпуском. Мне Валерон понравился… я ему сказала, что… ну, все между нами. Мне Валерон нравится. Он хотел поступать в университет… ну, не Валерон – Серега… на юридический, а тут психанул и ушел в армию. Ну, ушел и ушел, так он попросился в Чечню… сам. А ТоФа узнала… ну… где он служит, прибежала ко мне домой и устроила матери скандал. А когда он пропал… Она меня винит, что из-за меня все,- закончила девушка, всхлипнула и смахнула слезинку.

Из ее сбивчивого объяснения я поняла, что старший сын Тамары Сергей, учась в школе, встречался с Яной. После выпуска он собирался поступать в университет. Но Яна влюбилась в другого парня, того самого, с которым сейчас живет. По этой причине Сергей передумал поступать и ушел в армию. А там пропал. И Тамара винит во всем девушку и портит ей жизнь. Понятно ее стремление выжить девушку из деревни, где она каждый день видит ее гуляющей с парнем. И желание не дать доучиться и поступить на факультет, на который собирался ее сын, понятно тоже.

 - Вы тоже считаете, что я виновата?- крикнула Яна, глядя на меня заплаканными глазами.

 - Нет,- уверенно произнесла я, протягивая ей платочек.-  Ты тут точно ни при чем. За его решение несет ответственность он сам и в какой-то мере родители, которые воспитали, но не шестнадцатилетняя девочка. Тамара Федоровна чувствует свою вину, но ищет, на кого бы можно было переложить. Ей, как матери, это невыносимо сознавать, что она не остановила, когда собрался в армию, не настояла на том, чтобы поступал в институт, понимаешь?

Девушка слушала меня, ловя каждое слово. Как она не старалась казаться равнодушной, все же чувствовала вину. Тамаре, с поддержки матери Яны, удалось навязать безвинному подростку чувство вины. Если она не остановится, ей можно будет вменять статью «Доведение до суицида». Как еще девочка не наложила на себя руки! Наверно отношения  с тем самым Валероном удерживают от рокового шага.   

 - Не знаю,- шмыгнув носом, нерешительно пожала плечами Яна.- Наверное.

 - Запомни, Яна, каждый совершеннолетний человек сам отвечает за свои поступки. А то, чем занимается Тамара Федоровна, попадает под статью. Но я тебе советую не обращать на них внимания. Ты умная, способная девочка и достойна самого лучшего. Никому не позволяй переложить вину с больной головы на твою здоровую, слышишь? Это их крест. А ты продолжай заниматься и обязательно все сдашь и поступишь. Я тебе обязательно помогу.

 - Спасибо,- сквозь слезы улыбнулась она. На меня смотрели заплаканные щенячьи глаза совсем еще ребенка.