Сильвестия сжала губы и на мгновение прикрыла глаза, затем встала из-за резного стола из белого камня и отошла к окну. Переливающиеся серебром волосы скрыли изящный профиль. Никто не должен видеть её слёзы, даже тот, кому она безоговорочно верила.
— Ваше величество, мы не можем ответить отказом.
Высокий седовласый мужчина в белом военном камзоле встал за спиной своей королевы, которая, казалось, погрузилась в созерцание цветущего сада и позабыла суть беседы.
— Я всё понимаю, Эргион. Но Мирель не готова к замужеству, — Сильвестия говорила спокойно, даже отрешенно, как и полагалось королеве.
— Её высочество достигла совершеннолетия. Мы не можем отказать принцу Азаиру на основании возраста. И хочу напомнить вашему величеству, — советник сделал паузу и чуть склонил голову, чтобы дальнейшие слова не казались вопиющей дерзостью, — что вы были на два года моложе, когда вас выдали замуж.
— Я помню, советник, — холодно ответила она, но говоря о Мирель голос дрогнул. — Я ничего не забыла. Поэтому для своей единственной дочери я мечтала об иной судьбе. Хотела, чтобы у неё был выбор.
— К сожалению, ваше величество, положение Луары на политической арене сейчас незавидное. Но брак её высочества Мирель с принцем Азаиром может существенно его улучшить, даже укрепить.
— Почему моя девочка? Почему он выбрал именно её? На Немеонисе не принято заключать межпланетные браки, с чего вдруг Азаир решил нарушить традицию?
Сильвестия тяжело вздохнула и посмотрела в потолок. Слёзы жгли глаза. Тревога и отчаяние сдавили грудную клетку. Просторный светлый рабочий кабинет вдруг как будто уменьшился в размерах. Словно высокий расписанный цветами потолок стал слишком тяжёлым для изящных мраморных колон и грозил обрушиться на давящие со всех сторон стены и белоснежный мраморный пол, мерцающий золотыми вкраплениями.
— О мотивах принца нам ничего неизвестно. Я лишь знаю, что согласно законам Немеониса его высочество Азаир обязан жениться до официальной коронации. По их законам вступить на трон не может ни холостяк, ни вдовец. Могу предположить, что он выбирает себе жену среди принцесс других планет, а не местной знати, по политическим причинам. Возможно, он планирует расширение влияния в Альянсе.
— Это не логично. Мы мало что можем предложить Немеонису. — Сильвестия стала расхаживать вдоль широкого окна. — Союз с любой другой планетой Альянса принес бы ему намного больше выгоды.
— К сожалению, ваше величество, у нас нет достоверной информации о планах принца Азаира. Но если откажем, то рискуем дипломатическими отношениями с Немеонисом, что в свете конфликта с Верелеей крайне нежелательно. Кроме того, Луаре необходимы военная и экономическая помощь Немеониса. Без Великого Кристалла Света защита нашей планеты будет под угрозой в случае вооруженного конфликта.
Сильвестия повернулась и посмотрела в светло-голубые глаза первого советника, который по старой военной привычке продолжал стоять, почти не шевелясь, но гордо расправив спину и плечи.
— Ты ведь знаешь, что говорят про Азаира. Не отводи взгляда, Эргион? — королева забыла о протоколе, ей хотелось поговорить с по-простому, искренне. — Ты ведь слышал, что Азаир жесток? Что даже подданные считают его молодым тираном. Ты бы отдал свою Эйною за него замуж, ведь она почти ровесница Мирель?
— Да, ваше величество. — В его глазах Сильвестия отчётливо видела боль и скорбь отца. — Мы в ответе за судьбу Луары и нашего народа. Мы не принадлежим сами себе, как и наши дети, как и их жизни. Как родители, мы хотим для них лучшей доли, но должны поступать в интересах государства, а не наших личных, как бы нам ни было больно от этих решений.
— Ты прав, тысячу раз прав, но я не могу отдать свою девочку замуж за чудовище.
Сильвестия отвернулась к окну. Слёзы потекли по щекам. Чувство безысходности разрывало изнутри. Хватит ли у неё духа, подписать приговор любимому ребенку?
***
Мирель крепче вцепилась в локоть первого советника. Лёгкие горели. Воздуха не хватало. Первый шаг к алтарю дался особенно тяжело. Эргион накрыл маленькую похолодевшую ладонь Мирель своей, большой и теплой. Перед ними, словно отмеряя последние мгновения прежней, простой и беззаботной, жизни, вышагивали шестеро гвардейцев Луары. Их парадные мундиры, украшенные вышитыми золотой нитью символами родной планеты, сияли в тёплых лучах Солеона, льющихся из двух десятков окон под куполом главного храма Луары. Золотой ковёр приглушал синхронные шаги гвардейцев. Но Мирель казалось, что их уверенная поступь вторила стуку её испуганного сердца, которое будто только под их размеренные шаги вспомнило, что должно стучать ровно, а не замирать в груди или заходиться сумасшедшим биением.
Мирель старалась смотреть прямо перед собой, держаться гордо, как подобает наследнице старинного рода. Она хотела выглядеть сильной, но не ради себя, а ради матери. Та безутешно рыдала ночами, а в этот момент с плохо скрываемой тревогой и скорбью следила за движущейся процессией.
О том, что мать на самом деле не желала её свадьбы с принцем Азаиром, Мирель узнала случайно, когда ночью прокралась в её покои, чтобы уговорить отменить скоропостижное бракосочетание.
Слёзы Сильвестии пугали, ведь мать всегда была образцом спокойствия и мудрости. В ту ночь, незаметно наблюдая за сотрясениями от рыданий хрупкого тела матери и слушая её горькие мольбы, обращённые к душам предков, чтобы они защитили её, Мирель, от невзгод и боли, принцесса вдруг осознала, что её мать оказалась в ещё более тяжёлом положении. Против воли она стала палачом для любимой дочери, обрекая на непростую жизнь с чужим, незнакомым мужчиной, которого считала совсем не подходящей партией.
Путь к алтарю казался бесконечным. Многочисленные гости сидели и наблюдали, затаив дыхание, за церемонией, которая должна была стать началом исторического союза. Мирель старалась двигаться плавно, но платье казалось тяжёлым и больше напоминало украшенные драгоценными камнями оковы. Оно сдавливало шею, грудь, живот и руки. Мирель с детства привыкла к лёгким, воздушным, струящимся тканям, к платьям без высокого ворота и длинных рукавов. Её же подвенечное платье было сшито в традициях Немеониса — из белоснежной, гладкой, но очень плотной ткани, которая, словно вторая кожа, облегала тело, но лишала Мирель привычной свободы движений. Платье искусно расшили переливающимися драгоценными камнями разных размеров. Какие-то походили на крупные слезинки — такие же чистые и прозрачные. Другие были заметно меньше, словно крупицы песка, но все вместе они образовывали невероятной красоты рисунок, начинающийся от высокого воротничка и плавно переходящего в длинный шлейфообразный низ платья. Мирель никогда не видела более изящного и дорогого наряда. Платье поражало красотой, холодной и чужой, в нём Мирель окончательно переставала чувствовать себя собой.
Наконец гвардейцы остановились, синхронным резким движением дотронулись сжатыми в кулак правыми руками до левого плеча и склонили головы в знак уважения. Принц Азаир едва заметно кивнул, а стоящие за его спиной офицеры Немеониса ответили похожим синхронным движением, только руки прикладывали не к плечу, а локтю левой руки.
Эгрион подвёл Мирель к стоящему у алтаря жениху, поклонился согласно этикету и занял своё место рядом с троном королевы Луары. Мирель же впервые получила возможность рассмотреть будущего мужа. На его высокий рост и широкие плечи она обратила внимание ещё три недели назад, когда Азаир прибыл на Луару, чтобы за закрытыми дверями обговорить с Сильвестией условия свадьбы и последующие экономические и политические вопросы. Лица Азаира Мирель тогда не разглядела, а личное знакомство он посчитал лишним. Их свадьба была сделкой. Кто как выглядел, нравился или нет, не имело значения. Его высочество Азаир к сантиментам не был расположен, а Мирель была шокирована и подавлена новостью о помолвке и тоже не горела желанием встречаться с женихом. Но перед алтарем рассматривала принца, пытаясь понять, какая судьба её ждёт рядом с ним.
Азаир обладал красивыми чертами лица. Он напоминал Мирель статую, высеченную самым искусным скульптором. Казалось, что все пропорции идеально просчитаны и великолепно исполнены, без единого изъяна. Высокий лоб, прикрытый густой чёлкой платиновых волос, прямой нос, острый подбородок, красивые губы. Но больше всего Мирель поразили фиалковые глаза Азаира. От их пронзительного взгляда становилось не по себе, и в то же время по ним невозможно было прочесть ни одной эмоции принца. Он казался безучастным к происходящему. Мирель робко улыбнулась, но ответной реакции не последовало.
— Ваше высочество, — он склонил голову, но глядел словно сквозь неё и сразу же повернулся к верховному служителю храма.
Мирель понравилось низкое, приятное звучание голоса, но пренебрежение коробило. Она неловко и запоздало ответила поклоном и тоже повернулась к верховному служителю.
— Сегодня Солеон взошёл над Луарой, чтобы озарить светом и теплом священный союз…
Мирель не слушала. У неё рябило в глазах от расшитого блестящими нитями одеяния служителя. Его громкий голос и напыщенность речи резали слух, а от аромата многочисленных цветов, украшавших храм, кружилась голова. Мирель сосредоточила взгляд на альтериях, её любимых цветах. Такие не растут на Немеонисе. Говорят, там совсем мало цветов. Таких красивых точно не увидишь. Белые, полупрозрачные, сияющие перламутром лепестки были собраны в крупное соцветие вокруг жёлтой сердцевины и символизировали истинную любовь. Альтерии были очень хрупкими, но в то же время, срезанные, могли цвести без воды несколько недель, прежде чем увянуть.
Мирель со сдавливающей сердце грустью подумала, что в её жизни, похоже, не будет места этому удивительному чувству. О жителях Немеониса было известно не так много, они неохотно делились традициями, не любили пускать гостей за пределы официальной приёмной резиденции и славились сдержанностью в эмоциях, которая значительно обходила холодную чопорность мересейцев. Мирель с ужасом пыталась представить, как будет жить на планете, где по рассказам Солеон не долго греет землю, и от того Немеонис не славится ни садами, ни лугами. Из того, что слышала говорили про самую дальнюю планету их системы, у Мирель сложилось впечатление, что растительность ограничивалась мхами и редкими кустами. Она слышала про жуткий холод, царящий долгие месяцы в году, и не могла вообразить, как будет жить на суровой планете, где в камень превратились даже сердца её жителей. И принц Азаир стал подтверждением и олицетворением неприветливости, расчётливости и бесчувственности.
— Я, Азаир, сын Наира, наследник трона Немеониса…
Мирель вздрогнула. Голос Азаира пробирал до мурашек. Волнение волной подкатило к горлу, а затем словно превратилось в камень и рухнуло вниз. Сердце зашлось. Принцесса прерывисто вздохнула.
— Перед оком всемогущего Немеониса, на святой земле Луары я беру в жены её высочество Мирель, дочь Сильвестии, внучку великой Лирии. Клянусь, чтить и защищать во имя процветания наших родов…
Мирель не дышала. Азаир смотрел прямо перед собой и говорил так, словно зачитывал приговор.
— Ваше высочество. Ваше высочество, — шепнул служитель принцессе.
Мирель залилась румянцем. Она задумалась и прослушала. Она спиной ощущала сотни взглядов. Воздух словно загустел от напряжения. Но Азаир к ней даже не повернулся.
— Я, Мирель, дочь Сильвестии… — голос дрогнул, и гулкое эхо, как старый сплетник, донесло её страх до каждого из присутствующих, — беру в мужья его высочество Азаира, сына… — Она снова запнулась, воздуха не хватало, в груди жгло.
— Cына Наира, — шепотом подсказал верховный служитель.
Мирель сглотнула ставшую вязкой слюну и с трудом договорила заученную клятву.
— Да свяжет брачной нитью священный огонь Луары его высочество Азаира и её высочество Мирель. И будет та нить прочна, неподвластна ничему кроме Смерти.
Верховный служитель опустил руку в чашу с пляшущими языками белого пламени и потянул искрящуюся тонкую нить. Азаир протянул правую руку, и служитель завязал на запястье подрагивающую нить. Мирель тоже протянула правую руку. Запястье неприятно закололо, даже обожгло. Нить натянулась, вспыхнула белым светом и растаяла.
— По традиции Немеониса, — продолжил верховный служитель и взял в руки тёмную шкатулку, украшенную незнакомыми Мирель рунами, — да скрепят священный союз эти кольца. С сего момента станут две судьбы едины перед богами и людьми.
— Ваше высочество, — Азаир взял кольцо из шкатулки и протянул руку, глядя пустым равнодушным взглядом на невесту.
Мирель вложила ледяную ладонь в тёплую ладонь принца. Азаир быстро надел изящное кольцо с крупным бело-сероватым камнем сложной огранки ей на безымянный палец. Кольцо казалось тяжёлым и неудобным. Верховный служитель протянул шкатулку Мирель. Она взяла перстень с таким же камнем. Азаир протянул руку. Мирель казалось странным касаться его, словно прикосновение могло обжечь. Азаир оставался безучастным к происходящему, Мирель же с трудом скрывала смятение. Руки мелко дрожали, и она едва не выронила перстень.
— Данной мне властью объявляю вас мужем и женой. Да будет благословенен ваш союз богами. Скрепите его поцелуем.
Мирель побледнела и затаила дыхание. Целоваться с мужчиной ей не доводилось, хотя невольной свидетельницей поцелуев она становилась. Но толком испугаться она не успела. Азаир наклонился и сомкнутыми губами коснулся её, задержался на мгновение и отстранился. Мирель захлестнули разочарование и обида. Она ничего не успела почувствовать, да и муж будто брезговал ей. Мирель вспомнилось, как в десять лет она первый раз увидела, как служанка целовалась с женихом, и решила, что тоже должна научиться. Объектом для тренировок Мирель выбрала статую сына богини Луары в личном королевском саду. Вот и первый поцелуй с мужем напоминал поцелуй со статуей, безупречно красивой и неживой. С одной лишь разницей — губы Азаира были тёплыми.
Гости, в молчании наблюдавшие за церемонией, начали выкрикивать поздравления. Мирель обдало холодом изнутри. Стало дурно. Она стала законной супругой чужого, пугающего человека, без права что-либо изменить. Жизнь больше не будет прежней, а какой будет, Мирель не представляла.
Азаир развернулся к гостям, подал локоть, не удостоив жену взглядом. Мирель тоже повернулась к гостям и взяла мужа под руку. Она встретилась взглядом с матерью и вымученно улыбнулась. Глаза Сильвестии блестели от сдерживаемых слёз. Мирель попыталась сделать глубокий вдох, но не получалось. Казалось, платье сдавливало шею и грудь и не давало набрать полную грудь воздуха. В глазах замельтешили чёрные точки, а в ушах начался звон.
Мирель приказала себе успокоиться. Не хватало потерять сознание на собственной свадьбе на глазах у сотен гостей. Такую оплошность долго не забудут. Принцесса расправила плечи и сосредоточилась на неприятном ощущении от кольца. Оно казалось мешающимся и тесным. От его необычной энергии сводило всю кисть. Хотелось снять и его, и свадебное платье, вновь почувствовать свободу и лёгкость. Но если наряд она обязательно в скором времени сменит, то обручальное кольцо по традициям Немеониса она обязана носить всю жизнь, не снимая.
Мирель оставались последние часы на родной Луаре. Пышное празднование исторического союза, помпезные речи, дорогие подарки, а затем пугающая неизвестность рядом с красивым и холодным, как камень на её кольце, мужчиной.
