Май в этом году выдался жарким и пыльным. Дождей не было, и город захлебывался зноем. Почти каждый день небо наливалось грозовыми тучами, гремел гром, но всякий раз дождь проливался где-то за пределами столицы.

Я шла вдоль Ленинского проспекта после долгого рабочего дня и чувствовала, будто это не я иду, а какая-то невзрачная тень. Люди куда-то спешили, смеялись, разговаривали по телефону, а мне и позвонить было некому. Разве что дочке, но Дине уже двадцать пять. Она занятая и деловая, все время торопится жить, все время в делах. А я? Мне сорок восемь. За плечами двадцать шесть лет брака и жуткий развод, случившийся полгода назад. Впереди? Впереди все то же: работа бухгалтером, которая была наполнена скучной монотонностью действий, одинокие вечера, серые будни…

Вытащив телефон из сумочки, я и правда набрала номер дочери, но она не ответила. Видно, опять в делах. В списке последних вызовов сверху маячил номер бывшего мужа, который звонил три дня назад с очередным упреком: «Ты забыла передать документы по машине. Вечно тебе обо всем нужно напоминать. Ни капли собранности». Лёша попрекал меня по любому поводу все годы, что мы были вместе. Нет, оскорблений как таковых не было, но было вот это вот: Марина, зачем ты купила это дурацкое платье. Ты в нем толстая. Марина, ты что так громко смеешься, люди же смотрят. Марина, какие тебе права — ты же невнимательная. Марина, Марина, Марина.

Только теперь, когда наш брак с мужем наконец-то остался позади, я узнала, как это называется. Моральный абьюз. Токсичные отношения. Из них нужно было давно убегать. Лететь, сломя голову и сверкая пятками, но я двадцать шесть лет жила в этом и думала, что это нормально.

Сейчас я считаю по-другому. Поумнела. Пообщалась с психологом. А может, просто отпустила прошлое и наконец-то посмотрела на свою жизнь без шор на глазах. Когда три дня назад Лёша позвонил и по старой привычке начал упрекать, я нашла в себе достаточно решимости, чтобы сказать:

— Ты забылся, дорогой, теперь все свои претензии направляй своей новой жене, понял?

Лёша, кажется, даже захлебнулся удивлением, а я тем временем сбросила вызов.

Я больше не хотела ни слышать его, ни думать о нем. Тем не менее остаться одной в сорок восемь было страшно. Со всех сторон слышались сочувственные возгласы подруг. Бедная, как ты одна-то теперь? Сорок восемь — это уже возраст. Да-а, мужика-то теперь вряд ли найдешь.

Смеясь, я отнекивалась и говорила:

— Мне не нужен мужик. Я самодостаточный человек.

Говорила, но внутри чувствовала себя полностью разбитой. Ни самостоятельной, ни тем более счастливой я себя не ощущала, а была попросту ненужной и бесконечно одинокой. Так уж мы воспитаны — женщина должна быть при муже, а без мужчины она вроде как не совсем полноценна.

А мне хотелось быть полноценной. И самодостаточной тоже хотелось быть. И счастливой. С мужчиной ли, без ли, но счастливой. Хотелось изменить свою жизнь, привнести в нее красок.

Может, сходить в театр? Нет, я никогда не любила спектакли. В кино? Одной, чтобы еще сильнее подчеркнуть свою безысходность?

Сев на скамейку в каком-то сфере, я набрала в поиске: «Чем заняться одинокому человеку в Москве?» Мне попалась куча безынтересных статей, а потом на ум пришел другой вопрос, который я тут же вбила: «Куда пойти танцевать в Москве?»

Через двадцать минут я записалась на пробное занятие по аргентинскому танго в студию «Fuego», которая находилась всего в нескольких остановках на троллейбусе от моего дома.

Никогда в жизни я не танцевала. На школьных дискотеках меня не выбирали в партнеры, когда звучала медленная музыка. Когда же раздавались ритмичные мелодии, я сама стеснялась начать двигаться, хотя дома, где меня никто не видел, отрывалась под зажигательные биты. Но то было дома… На выпускном стояла у стены с бокалом сока, улыбаясь, как будто мне весело, и ловя глазами одноклассников, у которых не было пары, в надежде, что меня пригласят хотя бы на один медляк.

Когда я познакомилась с Лёшей, он сказал: «Танцы для дураков. Даже дикари умеют дрыгаться. Умные люди работают». Тогда мне эта фраза понравилась, и я часто повторяла ее себе. После замужества я перестала «дрыгаться» даже дома, даже когда знала, что меня никто не увидит.

Теперь я шла на пробный урок в студию аргентинского танго — танца, который всегда казался мне своеобразным погружением в иной мир, где каждое движение — не ритм, а признание, где прикосновение — не случайность, а судьба, и где страсть не кричит, а шепчет, как ветер сквозь щели старого дома, который стремится ненавязчиво поведать свою историю. Я была уверена, что у меня ничего не получится, но хотела непременно попробовать. Раз уж моя жизнь сделала такой разворот на сто восемьдесят градусов, значит, нужно разворачивать ее еще дальше и принимать неожиданные решения. А главное — Лёши теперь не было. Теперь меня никто не осудит, никто не скажет, что я поступаю глупо, никто не скажет своего громкого «фи».

К студии я шла шагом человека, который потерял в темноте дорогу, но вдруг увидел свет.

Танцевальная студия находилась в одном из цехов старой промзоны, которую теперь переделали под офисы и магазины. Над входом неоновым красным светом размашистым курсивом было выведено «Студия аргентинского танго «Fuego».

Я толкнула дверь и вошла. Меня встретил мягкий свет небольшого вестибюля, где пахло кофе и пряностями, словно я попала в пекарню. Стены украшали фотографии танцоров, замерших в страстных позах, столь характерных для танго.

Замерев, я остановилась на пороге. Сердце билось слишком громко. Я вдруг поняла, что боюсь. Боюсь, что сейчас выйдет преподаватель или администратор и скажет: «Вы нам не подходите. Вы слишком стары». Я даже попятилась и приоткрыла дверь, чтобы уйти, как услышала приближающиеся шаги.

Передо мной возник высокий, статный мужчина в черных брюках, белой рубашке и жилете, который идеально подчеркивал его красивую по-мужски фигуру.

— Вы к нам на пробное занятие? — спросил он мягким, чуть с хрипотцой, баритоном.

— Да… Кажется, — пробормотала я, растерянно хлопнув глазами.

Мужчина улыбнулся и сделал несколько шагов мне навстречу. Меня поразила его осанка, столь характерная для всех танцоров классического стиля. А еще — его глаза. Они у него были светло-карие, будто золотистый мед, опушенные длинными черными ресницами.

— Николай Гришин, преподаватель аргентинского танго, — представился он. — Добро пожаловать.

— Спасибо. Я… Марина.

— Проходите в зал. Мы начинаем через пять минут, — сказал он.

Я робко улыбнулась и на негнущихся ногах проследовала в указанном направлении.

Войдя в зал, я увидела, что здесь уже собралось человек двадцать, среди них были и молодые люди и мои ровесники. Последнее заставило меня облегченно выдохнуть. Впрочем, никто не обратил на меня внимания.

Я осмотрелась. Танцевальный зал был большим. На полу — паркет. Вдоль стены стояли скамейки, на которых можно оставить вещи. Одна из стен представляла собой сплошное зеркало.

Через несколько минут в зал вошел Николай и попросил всех встать в пары. К своему разочарованию, я обнаружила, что почти все присутствующие сюда пришли вдвоем, а те, кто, как и я, рискнули записаться на занятие в одиночку, быстро нашли себе партнера. Я, как всегда, осталась одна.

— Танго начинается не с ног, — сказал Николай и вдруг взял меня за руку, выводя вперед, — а с дыхания.

Он посмотрел мне в глаза и легонько улыбнулся.

— Встаньте прямо. Закройте глаза. Сделайте глубокий вдох, так, будто впервые за долгое время вспомнили, что вы живы.

Я подчинилась и сделала, как он сказал: закрыла глаза и вдохнула.

— Теперь я расскажу вам, что такое танго.

Николай не отпускал моей руки и тихо спросил:

— Попробуем?

Я кивнула и сделала первый шаг…