Офис руководителя компании «Сталь и вольфрам» встретил меня гулким эхом холла и ледяным взглядом секретарши.

— Вы опоздали на сорок семь минут, — сказала она, не отрываясь от монитора. — Господин Вольский вас уже ждет. — В этом «ждет» слышалось явное ехидство.

Я чуть не выронила сумку от того, что меня, оказывается, уже ждал сам Вольский.

— Ждет? — проблеяла я. — Но мой рабочий день с девяти, а сейчас…

— Восемь сорок семь, — уточнила секретарша. — Он приходит в семь. И ждет, что остальные проявят хотя бы половину его ответственности.

Отлично. Первый день, а я уже кандидат на звание «Сотрудник года»… если, конечно, год длится три секунды. Видимо, столько понадобится Вольскому, чтобы меня уволить.

Я поправила волосы, одернула юбку, разгладив не существующие на ней складки, и шагнула к двери, ведущей в святая-пресвятая-святых.

Сделав глубокий вдох, я нажала на ручку, выдохнула и, широко улыбнувшись, вошла. Вернее, должна была бы войти, но дверь была дубовая. В прямом смысле слова. Она оказалась тяжелее, чем двери в метро, ну знаете, такие деревянные, которые еще кое-где сохранились.

Кое-как оттянув на себя эту махину, я все же сумела просочиться в образовавшуюся щель, облегченно выдохнула и стала с интересом оглядываться.

Кабинет босса напоминал бункер параноика: стеклянные стены, минимализм и ни одной лишней бумажки. За массивным столом сидел он — Артём Вольский, легенда корпоративных войн и кошмар подчиненных.

— Соколова? — Он даже не поднял головы.

— Да, я… — Только тут я заметила, что пуговица на блузке отлетела. Видно, это произошло, когда я пыталась протиснуться в дверь так, чтобы меня ее не зашибло.

Я попыталась поправить блузку так, чтобы отсутствие пуговицы не бросалось в глаза. И надо же было Вольскому именно в этот момент поднять на меня глаза.

Они у него были темные, словно ночь. Острые скулы, губы, сжатые в тонкую нить — явный признак раздражения. Брутальный. Опасный. Безумно красивый. Ого какой! Я сглотнула.

— Опоздала.

— Трамвай сломался, — начала зачем-то врать я, — и…

— Меня не интересуют сказки.

— Это не…

— Ваша задача — отвечать на звонки, сортировать почту и не мешать мне работать. Все понятно?

— Да, — кивнула я.

Вольский явно не поверил моему робкому «да» и сказал, повысив голос:

— Госпожа Соколова, — его голос напоминал скрежет стали по льду, — если вы думаете, что этот офис — место для беспечных прогулок, то ошибаетесь. Здесь работают. Иногда даже головой.

Я сглотнула, чувствуя, как горячая волна стыда заливает щеки. Конечно, мой первый день должен был начаться именно так: самый опасный мужчина компании, а может, и всей Москвы смотрит на меня, как на недоразумение.

— Я исправлюсь, — пробормотала я.

— У вас есть ровно три дня, — он откинулся в кресле, и солнечный луч скользнул по его скуле, — или ваше "исправлюсь" я прочту в заявлении об увольнении.

— Не надо увольнения. Я правда исправлюсь. Вот прямо сейчас начну…

— Так начинайте! — рявкнул он, и я пулей вылетела из его кабинета, даже не заметив, как смогла так ловко просочиться в щель.

Дверь так и осталась слегка приоткрытой.

Секретарша, не отрывая от меня презрительного, чуть насмешливого взгляда, собирала сумку.

— А вы что, уходите?

— Конечно. Теперь вы его помощница. Желаю… А впрочем, ничего я вам желать не буду. Сами разберетесь.

И она, гордо вскинув голову, ушла. Каким-то краешком сознания я отметила, что бывшая секретарша Вольского беременна. Не от него ли, часом?

Мотнув головой, я заняла свое новое рабочее место и начала «исправляться».

К обеду я: перепутала договоры для подписания; отправила факс не тому клиенту; налила Вольскому кофе с сахаром. Как оказалось, последнее было самой страшной ошибкой — он терпеть не мог сахар.

— Вы специально пытаетесь меня убить? — Он поставил чашку с таким звоном, что я дернулась. — Или просто не умеете читать?

Я вспомнила, что на краю моего стола заметила бумажку с надписью: «Кофе — черный, без всего». Я решила, что это предыдущая секретарша баловалась, расписывая ручку, ведь слова были обведены жирно-жирно…

— Я запомню! — пообещала я.

— Сомневаюсь. — Вольский одарил меня скептическим взглядом.

***

В перерыве я заперлась в туалете и позвонила подруге.

— Он монстр! — прошептала я. — Робот без эмоций! У меня от его криков коленки трясутся.

— Но хоть симпатичный? — ухмыльнулась Светка.

— Не в этом дело! Он…

— Значит, симпатичный, — засмеялась она.

— Ну, допустим. Только что толку? Он же еще страшнее, чем мне его описывала твоя сестра.

Сестра Светки как раз работала в компании Вольского и поспособствовала, чтобы меня взяли на должность его помощницы. Удружила так удружила!

— Ариш, детка, не ссы, ты прорвешься! — подбодрила Светка в традиционной для нее грубой манере.

— Я…

Дверь дамской комнаты распахнулась, и на пороге появилась какая-то высокая худая тетка лет пятидесяти.

— Вот вы где! Господин Вольский там рвет и мечет, а вас нет на месте.

Я, даже не попрощавшись со Светкой, вырубила мобильник и поспешила в приемную, а оттуда влетела прямиком в кабинет босса.

— Вы знаете, сколько стоит мое время? — спросил Вольский, когда я вжалась в дверной косяк.

— Много?

— Очень много. А вы только что заставили меня ждать десять минут.

— Я…

— Неважно. — Он бросил на стол папку. — Ваш стартовый срок — три дня. Слава богу, один из них вы уже почти профукали.

— Испытательный же обычно месяц, — робко напомнила я ему, — ну или три.

— Это испытательный, а у вас — стартовый. Если к пятнице вы не научитесь отличать факс от тостера — собирайте вещи.

Я кивнула, но внутри все перевернулось. Три дня? Как запомнить незапоминаемое за три дня?

— Я справлюсь, — придав голосу уверенности, сказала я.

— Сомневаюсь. — Он повернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

Я уже шла к двери, когда он вдруг бросил:

— И, Соколова…

— Меня Ариной зовут.

Он посмотрел на меня так, словно не знал, что у людей существуют имена.

— Завтра вы приходите в семь. И если опоздаете хоть на секунду — даже не заходите.

— Я не опоздаю!

К вечеру я валилась с ног от усталости, но мозг отказывался отключаться.

Артём Вольский. Красивый. Брутальный. Злой.

Три дня.

Кофе без сахара. Без! Сахара!

— Все, — вздохнула я, наконец засыпая. — Или я его убью, или влюблюсь.