БОНУС
Предыстория: рождение Проклятия Зверя
Глава 1
В те времена лютые Волколаки были могущественными тварями и жили одной огромной, многочисленной стаей всех окрасов. Их предводитель Альфа, грозный Роден, отличался невиданной силой, жестокостью и жаждой всевластия. Он начал свой поход по завоеванию мира и свояков, ещё будучи молодым волколаком. И ежели кто-то сомневался в его силе и бросал вызов, Роден принимал его и безжалостно расправлялся с соперником.
Ему едва стукнуло двадцать пять, когда он полностью подмял под себя все кланы волков, кои жили в ту пору на Земле. Держал в железном кулаке бурых, серых, чёрных, белых более десяти лет. И как бы другим ни хотелось свободы, все ходили под ним! Под Роденом! Единым и безжалостным Зверем!
И было у него пятеро отпрысков: две красавицы дочери, завидные невесты, Тильда и Лючия, и трое сыновей. Все от разных жён коих брал из стай другого окраса, дабы смешивать кровь и объединять кланы.
Зувр, старший из сыновей, был могучим, угрюмым, бурого окраса волком, в котором особо ярко чувствовалась мощь крови Альфы. Он считался главным наследником, преемником, хотя Роден никогда во всеуслышание и не говорил об этом. Альфа вообще не затрагивал эту тему, ибо жить хотел вечно, как и править... Любое упоминание о смерти воспринимал как угрозу и мог без сожаления уничтожить не только того, кто осмеливался об этом сказать, но и всю его семью до последнего невинного хвоста.
Второго и третьего сына, Асмуда и Ярэда, близнецов, родила Альфе самая красивая из волколачек на ту пору.
Карра – горделивая дочь предводителя Серых волков. Она покорила матёрого Зверя едва оказалась пред светлыми очами завоевателя во время его триумфального шествия по землям Серых. Роден завладел их кланом без видимых усилий, а потом покорённая стая дала откуп – Карру! Увидев деву, Роден оробел, чего никогда ранее не случалось. Она была его истинной и отразилась в нём, проняв до глубины души. Застряла в сердце, заполнила все помыслы.
Он не разменивался на нежности, не имел привычки говорить с самками, впрочем, как и одаривать их. Всегда считал дев творениями низшего звена, созданными для утоления плотского голода, а потому брал их как и где угодно, когда хотел... Но эта самка стала для него неприступной крепостью и вожделенным плодом, который и тронуть– то страшно. Она была под стать богине: статная, крепкая бёдрами, с осиной талией и полной грудью. Пепельные волосы плотной косой опускались ниже ягодиц. Невероятно голубые глаза отливали морозной неприязнью. Полные губы ни разу не улыбнулись ему тогда. И это тронуло его каменное сердце. До безумия хотелось созерцать, как дева улыбается.
Карра... ему казалось, что и имени– то красивее этого никогда не было.
Глядя на Волколачку, уже предвкушал, как сладок будет плод. Да не тут-то было! Карра оказалась строптивой, резкой самкой, знающей себе цену и умеющей ставить на место любого, кто осмелится ей перечить или косо посмотреть вслед. Умела показать, каковы бывают женщины рода Серых волков. Она хоть и подчинилась воле отца и своего клана, став женой Родена, да подчинившись, не смирилась.
Сразу же после церемонии бракосочетания начала бескровную войну, ломая дух Альфы. И как бы ни был жесток с другими, к ней Роден не мог применять силу. Единожды рискнув, осознал, что его сердце растерзано в клочья, плоть голода не утратила, а заветная цель стала ещё дальше. Дева едва пережила насилие. Сильно кровила, никого к себе не подпускала и клялась, что наложит на себя руки, если Альфа к ней опять прикоснётся.
Что только не пробовал Роден, дабы Карра смягчилась, но она совсем погрузилась в себя и в свою ненависть к мужу. Именно тогда Зверь и понял, что познал неизведанные, обжигающие чувства. Любовь и отчаянье! Они его переполняли, но при этом открывали новые горизонты. Рождали глупые и мирные порывы.
Альфа решил, что так не может дальше продолжаться! Он во что бы то ни стало завоюет эту самку.
Да! Из-за Карры Роден был готов остановиться...
О чём и сказал жене. Тихо, нерешительно в очередную попытку добиться её благосклонности и без особой надежды на милость. На ложе, где дева в полумраке ночи стонала от боли, которая до сих пор снедала её нутро, положил дары с последнего похода: драгоценности, шкуры...
Карра лишь зубами скрипнула, проглатывая стон боли. Она не желала, чтобы Роден видел, как ей плохо! Потому и промолчала! По обычаю, вперив морозный взгляд в мужа и плотно поджав бледные губы.
Исхудавшая упрямица... умирающая супруга!
И тогда Роден заверил её в своей искренности и поклялся: он согласен на что угодно, лишь бы жена его простила и приняла. Он был готов бросить к её ногам всё, чего бы она ни пожелала.
Его тон, страсть, пыл покачнули глухую стену ненависти девы: Карра смилостивилась...
Она всего лишь хотела мира, а не супруга– узурпатора и монстра, который всем приносит боль, горе и умывает землю кровью! При столь волевом характере волколачка умела убеждать мягко, хоть и повелительно. И как оказалось, несмотря на обострённую категоричность, неплохо подстраивалась под его жизнь.
Роден от счастья чуть не завыл. Упал на колени подле и поклялся, что докажет, что может быть другим. Впервые за всё время супружества коснулся её изящной руки без страха быть отвергнутым. С трепетом сжал в своих огромных ладонях хрупкую кисть Карры и... очи девы сомкнулись – супруга впала в беспамятство.
Роден завыл от ужаса, сотрясая её изнеможённое болезнью тело:
– Карраа-а-а!!!
Подхватил было на руки, но собрался с мыслями, и уже вскоре подле неё крутилась лекарка. Альфа ни на миг не отходил от дверей комнаты, где была любимая. Заглядывал, спрашивая, не нужна ли помощь? Но старуха отмахивалась: «Выйди, Альфа!» И лишь под утро после долгой борьбы за здоровье Серой волчицы, заверила, что молодой супружнице Альфы больше ничего не угрожает. А потом тихо добавила, что, увы, отныне потомства дать это чрево не сможет. И ежели Роден был готов любить супругу и бесплодной, то Карра не могла смириться с таким порядком дел. Хоть и началась сравнительно тихая пора семейного счастья, зачать никак не получалось. И тогда Карра велела сыскать тех, кто смог бы помочь её безмерному горю.
Роден сыскал. Много городов и сёл перетряхнул, в дальние края забрёл, разных ведунов и колдунов к супруге пригонял, никто не обладал силой для того. И только одна ведьма взялась за лечение, но предупредила:
– За то будет непомерно высокая цена! – скрипучий голос был ровным и вкрадчивым. – Вроде и ничего особенного, а на деле – ой, как дорого! Не нарушать мира на Земле! Не применять более силы Зверя! Не уничтожать жизнь и тем паче не трогать тех, кто слабее! Это может нарушить баланс природы. А ежели волколаки не подчинятся, боги покарают! И месть их будет жестокой!
Карра незамедлительно ответила, что готова. Роден чуть помедлил. Глянул на супружницу, на то, как в ожидании чуда светились сапфирами её чистые глаза, и дал своё слово. Старуха на крови велела поклясться – супруги выполнили, а через год Серая волчица осчастливила Альфу двумя щенками– сыновьями!
От счастья оба не знали, как благодарить ведьму. А старуха отказалась от денег, власти, разных сокровищ, но прежде чем покинуть новоявленных родителей, предупредила:
– Не выходить тебе больше детей. Чрево слабо: и ты помрёшь, и ребёнок! – строго и вкрадчиво прошелестела она. Не страшила понапрасну – предостерегала, как любого, кому помогала. Совет напоследок оставляла.
– А ежели понесу? – уточнила Карра, колыбели сыновей покачивая да на старуху поглядывая.
– Пей зелье крепкое, – лекарка наставительно качнула головой, – оно поможет! Сделаешь, как велю, и жизнь будет у вас хорошая.
Поблагодарила Карра старуху, а во взгляде её не было радости, печаль застыла, поняла: знает бабка больше, чем говорит. Но смирилась с этим.
Уже покидая дом Альфы, ведьма напомнила, кому они обязаны: «Культу Проклятых», где была она в своё время одной из жриц. К богам плодородия, жизни и смерти взывала. Им клятву приносили, им обязаны сыновьями. И ежели нарушат они её, падёт на их род проклятие Зверя!
***
Семья крепла, дети росли, супруги клятвы не нарушали. Да, суть Зверя рвалась на свободу, сила Альфы долго была нерастраченной, а други,е молодые и борзые, метили на место Родена. И ежели б не Карра, он давно бы всех разметал на куски, да супружница мягко напоминала, что и без того в мире много крови льётся. А тут как назло люди стали наглеть. Земли отвоёвывать, захватывать, волколаков истреблять. Стая зароптала: самцы рвались в бой и были готовы отстаивать свой род. И Роден всё чаще о том мыслил. Но Серая Волчица не позволяла клятву нарушить.
Претило сидение на месте Родену, и он всё чаще стал отлучаться по делам земель и кланов.Везде были волнения: предводитель каждого клана требовал свободы и своих территорий. Бурые, Белые, Серые… да и своя стая Чёрных тоже тихо гомонила, что ежели так пойдёт дальше, то междусобиц не миновать, да и люд простой себя возомнит богами.
Умом всё понимал, нутром чувствовал, что рванёт скоро, но клятву, данную супруге, не хотел нарушать. Потому топил горе в крепком зелье. И всё чаще брал Карру, даже ежели она отказывала и отбивалась, наутро грехи замаливал, винился... Но все это повторялось ровно до тех пор, покуда Серая волчица не сообщила, что вновь тяжела.
Сели они думу думать, что делать. Он убеждал, что избавиться надобно от плода, коль лекарка предостерегала. И супруга согласилась с ним, даже вызвала знахарку к себе, да в последний миг решение изменила: не смогла убить жизнь в себе. Против этого нутро её бунтовало.
Когда Роден узнал о том, рассвирепел не на шутку. Он всего на свете страшился потерять любимую больше. Себе изменял, сути своей. Ломался и гнулся, и всё, чтобы Карра была с ним и была счастлива!
Супруга в своей мягкой манере успокоила Альфу, пылко любила всю ночь, и конечно, его Зверь затих, ведь каждой, даже самой лютой твари нужна пара. Так уж заложено природой, что, единожды познав ответ истинной пары, ни один Зверь не сможет отказаться от своей отражённой. Вот и Роден… Хоть его суть и рвалась на свободу, любимая умела её усмирить. Если бы не Карра, Альфа бы давно утопил землю в крови и доказал своё превосходство над остальными!
***
Никто не звал старуху, Когда-то спасшую Серую волчицу, сама явилась, когда до родов уже было рукой подать. Не укоряла, не бранила, но окинув чуть располневшую, но оттого не менее счастливую деву взглядом, заключила:
– Жить тебе недолго. Боги не прощают обмана.
– Но мы не обманывали! – воспротивилась Карра. – Боги сами даровали ещё дитя. Разве не они решают, кому быть, а кому нет?
– Вот и говорю... скоро, – кивнула печально лекарка. – Жаль только прихоть твоя нам всем горем обернётся, – и покинула дом Альфы.
Роден, заподозрив неладное, направил своего помощника следить за ведьмой. Не ушла бабка восвояси, в ближайшем селе остановилась, но к волколакам больше не приближалась. Словно ждала, что сами позовут.
И позвали... когда заплохело Карре. Всё ничего было, а с утра встать уж не смогла. Сыновья малыми ещё были, просили мамку поиграть с ними, а она стонала лишь. Только Роден щенков выставил за дверь, тотчас зарычал на жену:
– Ты что пугаешь меня и сыновей???
– Ничего, – едва шевелила губами супружница. – Нехорошо Что-то... болит сильно.
Альфа дёрнул одеяло и взвыл раненым зверем. В крови было ложе!
Лекарка лишь покачала головой и напомнила, что нарушившие клятву обязаны понести наказание, какими бы благими намерениями не оправдывались.
Роден пригрозил, ежели бабка любимую не спасёт, не жить ей. Старуха отмахнулась от него, как от шмеля жужжащего:
– Не стращай, свою смерть уж видала и не боюсь её. Что начертано на роду, того не миновать... мне, – добавила устало. Отвернулась от Альфы, который уже меньше на человека походил, а всё больше на Зверя лютого, но не бросила Карру. Была с ней всё время: высиживала подле, ухаживала, бормотала какие-то заговоры... И начало казаться, что подымется любимая Родена, да не тут-то было. К ночи схватки начались, а через несколько часов, когда не смогла разродиться, лекарка нож потребовала:
– Мать не спасти, так хоть может дочь твою смогу у богов отвоевать, – тяжко дышала, словно в загоне набегалась.
Дал, что просила, а потом заметался в агонии Альфа, волосы на себе драл, рычал на всех, кто под руку попадался, и лекарку на куски растерзал, когда она в крови вышла с поникшей головой и сообщила:
– Ты прости, но дочь твоя уж была мертва...
Глава 2
Зверь ворвался в комнатку, где любимая была, и застыл перед ложем. Никогда его не отвращала кровь и мёртвая плоть, но от вида бездыханного тела Карры в кровавом месиве не то кишок, не то вывернутого наизнанку чрева рассудок его помутнел. Роден крушил всё, что попадалось под руку, выл от горя, проклинал старую ведьму, умертвившую его пару, а потом упал обессиленный на колени перед ложем, уткнулся лбом в руку мёртвой жены и безмолвно погрузился в боль свою.
Теперь Зверь сполна познал, что значило терять часть себя – ту, кто отразилась в нём, проросла в его сердце, заполнила душу, а теперь... Сердце умирало, душа была разодрана в клочья... и мысли лишь к мести лютой сводились.
Долго не выходил. Всяк страшился нарушить покой Альфы, но когда уж погребальный ритуал было необходимо совершать, дабы душа Карры смогла найти своё место в другой жизни, близкий Альфе волколак – Тагой решился заглянуть.
Напомнил о кострище, о том, что пора выходить, а не то стая волноваться начнёт. И Альфа дозволил готовить место. Сам любимую отнёс и запалил сам.
Многочисленное племя заполнило площадь. Все прощались с мудрой супругой Альфы. Роден почти никого не видел, скользил пустым взглядом по головам и лицам, а мысли его занимала лишь боль и жажда расквитаться с «Культом проклятых».
Пока языки пламени облизывали хворост и сучья, помост с любимой, в сознание врезался голос одного из приближённых волколаков:
– А где щенок? – тихий, но именно этот вопрос заставил его очнуться от душевного пекла. – И вторая повитуха... – Альфа на миг завис, соображая, почему он упустил этот момент.
– Сбежала поди, – отозвался другой голос.
И тут молния протрезвления ударила в голову Родена:
– Найти и привести! – Альфа рыкнул так громко, что стая покачнулась от властности его голоса. Родену даже не пришлось пояснять кого. Троица болтливых волколаков, едва вошедших в пору взрослой жизни, когда вот-вот должны предстоит познать свой первый в жизни брачный гон, а потом и вкусить плоти врагов на войне, метнулась прочь, испуганными псами.
Больше ни слова не сказал Альфа. Терпеливо ждал окончания ритуала.
– Нашли, нашли... нашли... – по рядам волколаков, которые под стать вожаку выстаивали подле кострища, не смея уйти без дозволения, летело– шелестело с нарастанием, пока не достигло Родена.
– Сюда её! – бросил приказ.
Деву тощую в ноги ему швырнули. Роден окинул человечку взглядом суровым, смутно вспоминая, что и правда её видел, крутящейся в комнатке Карры. Снующей туда-сюда.
– Ты кто? – прозвучало чётко, словно удар хлыста.
– Варка, – страшась поднять голову, всё также лежа в подобострастной позе на земле, всхлипнула дева. Одежда лоскутами свисала, тело в крови и ранах – волколаки в догонялки с ней поиграли. Ну хоть не растерзали, есть с кого ответ потребовать. – В ученицах у бабки Софы была, – заикалась молодуха.
– Что с моей дочерью? – обрушил то, что снедало больше всего.
Человечка вздрогнула опасливо, очи несмело возвела:
– Как что? – Крупные слёзы по щекам катились.
Не хотел Альфа надеяться на лучшее, что жива дочь, но сердце его забилось мощно и яростно.
«Обманываться нельзя, – убеждал себя. – Обманчивые надежды могут стать страшным ударом». И он прозвучал.
– Померла... – Варка носом шмыгнула.
– ГДЕ? – Роден порывисто шагнул к девке впритык, молодуха шарахнулась, точно Зверя лютого увидала, да ведь так оно и было, но Альфа быстрее был и злее, навис горой: – ОНА?
Заметался испуганно взгляд Варки.
– Где??? – рыкнул грубее Альфа и ученица бабки Софы выпалила:
– Похоронила.
Повисло глухое молчание, площадь накрыла пугающая тишина. Словно застыли все: никто из волколаков не дышал, ветер перестал дуть и кроны деревьев шевелить.
– Что ты сделала? – уточнил Роден.
Девка боязливо всхлипнула, глазищи на Альфу подняла, уже готовая на смерть кровавую и болезненную.
– По– нашенски... землице... родной придала, – прошелестела, запинаясь на словах.
Роден с недоумением посмотрел на волколаков, глазами пробежал по головам и лицам, выискивая ответ на немой вопрос, но стая его тоже ждала. Стопорнул на тех, кто девку приволок, и они коротко покивали, мол, да, видели, не лжёт!
– Зачем? – вперил тяжёлый взгляд в ученицу бабки Софы. Молодуха от страха икнула:
– Так у нас принято, – глупо прозвучало, и Роден за косу девку схватил, вверх дёрнул, пока она, повизгивая и рыдая, на ногах не оказалась.
– Зачем? – процедил яростно, склонившись к ней.
– Дитя малое ещё было, – сбивчиво лепетала, дрожа от страха Варка. – В нём и душенька... не закрепилась толком, а землица... сил даёт, огонь же... их забирает. А вот тепереча тризна минула, душа окрепла, тело увидала...
– Она жить будет? – не поверил ушам Альфа.
– Душа? Да, – закивала рьяно молодуха.
– Дочь! – рявкнул Роден, ещё и встряхнув девку от нетерпения.
– Как же-е-е... – проскулила она, пуще слезами давясь, – тело-то мертво– о– о. Я лишь дух укрепила-а-а-а, дабы дальше мог...
Отбросил девку Роден – кулем рухнула наземь и завыла от новой боли Варка.
– Покажи! – приказал сурово, ни на миг не проникшись жалостью к человечке. И слову её не поверил. Раз сбежала, труп украла и схоронила, то и теперь могла соврать! Своякам хоть и верил, но желал убедиться в том, что дочь мертва, лично.
Могилку отыскали на опушке леса близ крохотного села жалких человечишек. Земляной бугорок, камнями обложенный.
Велел копать Альфа. Его верные волколаки тотчас бросились выполнять, а Варка отвернулась, губы кусая и причитая тихо– тихо:
– Не оскверняйте, – молила слезливо. – И без того душеньке тяжко... Потеряться может.
Но Роден не слушал – убедиться желал, что ежели в могиле труп ребёнка, то на нём нет следов убиения.
Крохотный свёрток распахнули.
Девка дышать забыла, а Альфа носом потянул – мертва плоть! Девочка! И не жилец ровно столько, сколько времени прошло с момента посмертных родов Карры. Вроде чиста от насилия, но усомнился было, что его дочь. Опять носом повёл – кровь на бледно– зеленоватом тельце и ткани принадлежала супруге. Её родовая... малышка даже не обтёрта... и пуповинка...
– Сжечь! – отдал короткий приказ. – Своих мы сжигаем! – тише, но так же чётко, будто для ушей недалёкой ученицы бабки Софы сказано.
– Но душа... – Варка воспротивилась.
– Слабые духом – не наша кровь! Лишь сильные выживают и находят дорогу обратно, на землю. Ежели душе будет надобно, зацепится за новую жизнь!
– Бабка Софа велела захоронить, – пробурчала девка. – Потому я и сбежала. Вы бы не позволили...
– Ведьма! – рыкнул Роден. – Она! ОНА!!! Убила мою дочь и жену!
– Неправда! – возмутилась молодуха.
– ОНА живот ей вспорола!!! – припечатал обвинение.
– Никогда наставница горя никому не чинила, – упиралась Варка, осмелев к удивлению Альфы. – И Карру спасти желала, – произнесла с чувством, позабыв что Зверя страшится надобно. Твердила как заклинание, что ежели удастся, судьбу сможем люду поменять. И вас это остановит бесчинства творить! – смотрела на Альфу широко открытыми глазами, хотя никто не имел права так долго держать зрительный контакт: это было равносильно вызову.
– Но не вышло, потому и попробовала дочь вашу вытащить из чрева. Хоть так спасти, но девочка уже была... – ахнула от боли девка, когда её дёрнул к себе за руку Роден:
– Живот вспороть?
– Надрез сделала, малышку достала, уложила и спасти пыталась... – упиралась молодуха, искусав до крови губы от боли, что причинял ей жёсткий хват Зверя.
Замер Альфа, долго Варку взглядом ощупывая и запахи изучая. Люди – жалкие твари, их страхи – налицо, а волнения и ложь всегда имели запах. Они для любого зверя лёгкая добыча.
– Ежели узнаю, что солгала, убью всех, кто тебе дорог.
Девка глаза опять опустила:
– Так нет никого у меня. Твоё племя всех истребило, когда я ещё во младенчестве была.
Рывком отпустил Варку Роден, но взглядом зацепился за знак на запястье молодухи. Такой же был и у старухи.
– Что это значит? – подтянул грубовато девичью руку к себе, рассматривая клеймо.
Девка от боли зашипела, прогибаясь от того, как безжалостно Зверь её кисть выкручивал, дабы лучше видеть знак. И только отпустил, с облегчением выдохнула и поспешно прикрыла его манжетой рукава драной рубахи.
– Клеймо отверженной, – обронила тихо.
– Ты жрица этого... как там, – нетерпеливо мотнул головой Альфа, – Культа, – уличил с яростью, уже на грани желания растерзать дрянь на месте, кровью её ядовитой умыть землю.
– Была, – не отнекивалась девка. – Бабка Софа меня выкрала у них, когда я должна была стать жертвой для богов их. Но наставница видала другой путь, нежели Ясновидица проклятых. И знак этот нанесла, дабы скрыть наши судьбы от ока главной жрицы.
– Тогда зачем она к ним взывала, спасая супругу мою? – докапывался Роден до того, в чём не видел смысла.
– Сила у них великая, цель верная, а вот дорога, как и у тебя, Роден– кровожадный, неверная.
Сказано было так просто, что отшатнулся Альфа, как от затрещины.
– А ты, стало быть, ведаешь, как правильно? – прищурился зло.
– Нет, – повинилась Варка, но взгляда не отвела, – а вот бабка Софа ведала, потому не позволила жрицам твою дочь себе прибрать.
– Убила? – шарахнул догадкой, в коей сомневался, но так жаждал услышать подтверждение и месть начать немедля.
– Даровала новую жизнь, с судьбою великой.
Сердце удар пропустило, мир пошатнулся...
Повело Зверя, закружилось всё вокруг.
– Что с девкой делать? – прорезался в помутневший рассудок голос одного из молодых волколаков.
– Она ваша, – сказал и утопился в отчаянье и жажде мести Альфа.
Мир для него померк на время, а когда Зверь вынырнул из бездны боли после смерти любимой и дочери, погряз в жестокости и беспробудном душевном пекле. Бросил Альфа вызов и богам, и людям – всем существам на Земле, кто плодился и размножался, кто посмел вздумать, что волколаки слабы и страшатся проклятий. Кто посмел его дочери лишить! Любимой!
Вот тогда и утопил Землю в крови...
Шёл несметной стаей лютых волколаков. Сеял хаос, горе, смерть, оставлял выжженные земли и пустоту. Многочисленные связи с самками принёсли лишь двух дочерей, но после смерти Карры ни одна женщина больше не тронула его души, ни один ребёнок не смягчал каменного сердца.
Он лишь думал о том, что нужно больше земель, больше власти, дабы было, где разгуляться его роду! Сыновьям же, если докажут, что достойны, даст хвостов под лапу, чтобы ему было проще ими управлять. Стало быть каждому нужно много территорий! Вот и шёл, без страха и сожаления уничтожая людей, их поселение за поселением. Истребляя живность, что смела на пути повстречаться, и в особенности колдунов и ведунов. Выискивал тех, кто хоть Что-то мог знать о «Культе проклятых», которых винил в смерти Карры и дочери. Хотя за долгие годы похода истинная причина исказилась до неузнаваемости да и большей частью подзабылась, оголяя лишь лютую суть Зверя и неуёмное желание мести.
Сыновья и дочери росли. И если дочерей готовил для укрепления своей власти, то сыновья подле него шли в каждом бою. Не уступали отцу ни в жестокости, ни в ненависти. Никогда не перечили, всегда соглашались с любым походом.
Альфа не испытывал гордости оттого, что сыновья были ему под стать. Он жил в своём мире беспощадного гнева и злобы ко всему сущему. Но чтобы легче было расширяться, решил каждому доверить по стае волколаков. И теперь во все стороны можно было двинуться, точно хворь смертоносная, опустошая земли.
И уже повёл свою стаю на захват новых Восточных территорий, как долетела новость от Асмуда и Ярэда: вызнали они, где храм «Проклятых» таился. На Южной стороне между теми территориями, кои должен подчинить Асмуд, и теми, кои необходимо пройти Ярэду. И путь пролегал близ воды суровой и кипучей, что о скалы билась да порой на землю обрушивались, сея ужас и смерть. Там, на берегу, в скале их храм и был.
И ежели вначале Роден возжелал истребить всех жриц, то, когда ему передали послание главной, кое гласило: «Оставишь бессмысленную войну – у твоего рода ещё будет шанс выжить, а нет – проклятие Зверя одолеет всех вас. Всех, до единого хвоста! Боги и без того много вам воли давали и прощали дерзостей с лихвой», отдал приказ сыновьям доставить её к нему! Сам не мог: Альфа не смел покинуть своих волколаков на войне лютой супротив людей, заручившихся помощью колдунов треклятых. Но и вызов дерзкой ведуньи простить не мог. Не родилось ещё то существо, которое бы безнаказанно ему угрожало.
Одного из братьев не решился отправить. А старший сын тоже занят войной, потому Асмуду и Ярэду наказал вместе к Ясновидице пойти. И ещё строго велел: «Без девы не возвращаться! И не трогать её!».
Знал повадки своих сыновей и неуёмную звериную похоть, что ни одну девку погубило за это время. Вот и рассудил, что сыновьям полезно в походе дальнем силы потрепать, да и не столь опасное дело Ясновидицу к его ногам доставить, ежели вместе будут плечом к плечу!
Братья шли, тропу кровавую прокладывая: сеяли хаос, несли смерть и горе. После их отряда оставались разорённые сёла, горы убитых. Ордой несокрушимой одолели горы и наконец вышли к морю свирепому.
Там и вытрясли из слабых человечишек, куда дальше держать путь. Дрожащая от ужаса молодая пышная баба, слезами обливаясь, рассказала всё, что братья желали знать.
«Да, есть храм. Закрытый. Там жрицы служат богам древним и могущественным. Их страшатся, стороной держатся от них, но зла вроде никому не чинят. Средь жриц одна выделяется силой великой. Ясновидица, коих земля ещё не видывала. Предсказывает не часто, но все её предсказания сбываются!»
Оставив стаю в поселении подле скалы, где храм таился, Асмуд и Ярэд взяли с собой лишь самых приближённых, Грина и Салеха, и к провидице отправились. Ежели б больше волколаков позвали, те могли бы погром учинить и шуму столько, что от криков бы оглохли да от крови бы сами не отмылись. Потому только с доверенными.
Храм «Проклятых»... во мраморе. Каменные стены, пол, потолок, света мало: мерцание факелов и свечей, бликами гуляющих по светлому камню – обитель «культа проклятых». Волколаки хищно принюхивались, уже чуя жертв. Грин и Салех безжалостно убивали всех, кого встречали на пути, а Асмунд и Ярэд прямёхонько двигались к главной зале, не обращая внимания на крики, мольбы и льющуюся невинную кровь. Интуитивно шли, по– звериному чувствуя, где была Ясновидица. Знали, что жрица не бежала – ждала... ИХ! Потому своякам наказали обойти весь храм и убить всех остальных, но в залу ритуальную не входить. Им разговор предстоял с Ясновидицей, поэтому лишние уши не нужны – сами справятся.
Грин и Салех без колебаний ринулись выполнять приказ, а братья медленно вошли в небольшую залу, уже предвкушая лёгкую добычу, и услышали много бабских слёз, причитаний и просьб не убивать. Уже внутри чуть замялись, когда Ясновидица нашлась у подножия какого-то божества, головой упирающегося в потолок пещеры. При этом дева не металась, не хваталась за утварь, словно могла этим отбиться, а безмятежно молилась: сидела на коленях перед божеством, склонив чело в пол, раскинув руки в стороны.
Глава 3
Они с детства запомнили: жриц Альфа люто ненавидел и жаждал расквитаться с ними за то, что они дочь его убили и жену. Сами в нетерпении стремились увидеть, что за Ясновидица такая, посмевшая волколакам пророчить смерть!
Асмуд и Ярэд обменялись настороженными взглядами. Разделившись, стали подступать к жрице с двух сторон, минуя стоящее в центре залы огромное ложе, укрытое мягкой тканью. Хищно следили за девой в таком лёгком одеянии, что ткань почти не скрывала обнажённости хрупкой жрицы. Они видели, что её кожа была такой ослепительно светлой, будто её никогда не касались солнечные лучи. Это завораживало. Как и чёрные волосы, заплетённые в тугую косу, лежащую змеёй на спине жрицы.
Тихо остановились на расстоянии, позади неё, настороженно обводя глазами странную, морозящую кровь ритуальную залу и всё, что в ней было. Вроде ничего пугающего, но нутро ощеривалось, словно в логово более страшного зверя ступили.
Пустая и в то же время наполненная: одна статуя чего стоила. Божество с ликом твари невиданной: удлинённая морда, маленькие глазки, огромные клыки. И тело могучего мужчины, с дланями, в стороны расставленными. Одна с раной. И то, что по стене кровь дорожку вычертила вниз, Звери сразу ощутили по сладкому запаху. Свежая, багровая, она пролегала аккурат до алтаря, что подле ног статуи в стене был устроен. На нём стояла серебряная чаша, рядом кинжал...
Асмунд кинул на брата пристальный взгляд. Ярэд чуть голову склонил и коснулся пальцем уха. Старший сразу понял, о чём это младший – о звуках. В ритуальной зале удивительным образом было глухо, словно ничто не вторгалось сюда извне, хотя в других помещениях храма Грин и Салех чисткой занимались, а, стало быть, предсмертные крики, испуганные визги жриц, топот ног должны были и сюда просачиваться, наполняя залу множеством звуков и эхом. Но...
Вдруг заполненную тишиной залу нарушил гулкий «кап». Жрица, точно ожидая этого звука, ожила, медленно приподнялась, но осталась на коленках, как и прежде деланно не замечая волколаков.
– Ты и есть Ясновидица? – не выдержал затяжного молчания Асмуд. Его голос гулко прокатился по зале.
– Я, – отозвалась ровным, мягким голосом дева, продолжая свою безмолвную молитву. Братья вновь обменялись настороженными взглядами. Они не привыкли к подобному приёму и начали выискивать подвох.
– Почему не сбежала? – Ярэд пристально смотрел на хрупкий силуэт жрицы.
– От судьбы не уйти, а попытка приведёт к худшему итогу, – вот теперь Ясновидица неспешно встала в рост.
Асмуд и Ярэд, затаив дыхание, смотрели на представшую их взорам деву невиданной красоты. Смоляные волосы, туго стянутые в косу. Хищные дуги бровей. Большие раскосые глаза, чем-то похожие на миндаль, орех диковинный, только цвета тёмного, точно мокрая земля, что по весне могла свести с ума любую молодую кровь волколака. Аккуратный нос, губы отнюдь не невинной жрицы – полные, чувственные, сочные.
Оба брата судорожно сглотнули, пытаясь устранить сухость в глотках.
– И ты нас не боишься? – хрипло рыкнул старший.
Никогда прежде не видали они красоты такой. Хрупкой и могучей. Слишком человеческой и до рыка гортанного божественной. Звери их начинали бунтовать и требовать её плоти и крови. Инстинкты хищника оголились: братья воспылали желанием овладеть девой немедленно, чего бы им это ни стоило.
Ясновидица прочитала это в их голодных взглядах. Бесстрастно посмотрела сначала на одного, потом на другого волколака, ровно отозвалась:
– Я не боюсь, – неспешно двинулась в сторону алтаря с чашей, и шаги её были едва различимы, будто жрица не шла, а плыла. – Знаю, что должно случиться. Готовилась к этому долгие годы, – лился мягко и чарующе её голос. – А вы к тому готовы? – обронила, остановившись перед алтарём и метнув на братьев загадочно– вопрошающий взгляд.
Асмуд и Ярэд опять покосились друг на друга. Они с рождения были вместе. Проказничали, огребали, учились, воевали. Всегда плечом к плечу. И даже самок часто вместе брали совершенно без ревности. Братья были не разлей вода. Близнецы кровь от крови, плоть от плоти. И ежели хотели Что-то, один всегда поддерживал другого. А ещё были уверены в том, что и смерть встречать им вместе. По крайней мере, друг за друга и в огонь, и в воду...
Вот и сейчас их глаза полыхнули животной страстью. Каждый чётко видел, что сделает с девой, даже если отец вознамерится их за это убить.
Тем более жрица была не против: она ведала, что это неминуемо и не стремилась избежать своей участи. Это было странно, и подогревало кровь ещё сильнее: ведь запретный плод всегда сладок. И сейчас у братьев была возможность его вкусить.
– Только ритуал по правилам сделать надобно, – взяв и чашу, и кинжал, подплыла к ближайшему волколаку Ясновидица.
Старший повёл носом: нет ли там яда? Его Зверь не ощерился, признал лишь кровь. Но кровь не простую... Голубую. Ту, которая бурлила в тварях, коих длань божественная коснулась. Кровь редкая и силы невиданной. Когда-то и в волколаках её много было, но со временем порастерялась, разбавилась, и сейчас редкий Зверь нёс в себе бога.
Отец их – глава Белых, Серых, Бурых волколаков. Брат, они... А вот сёстры – уже нет!
Околдовывая своей неземной красотой и непонятным поведением, жрица кончиком холодного оружия провела по могучему стану Асмуда, едва касаясь. Он, готовый в любой момент свернуть хрупкую шею женщины, напрягся, и естество его при этом восстало до боли. А ежели учесть, что не было на нём одежды, – до земель Южных добирались в личинах волков, – видно было, как сейчас его плоть стояла колом.
Ярэду пришлось это не по нраву. Взревновал младший, что дева не его выбрала, рыкнул предостерегающе, но жрица и бровью не повела и продолжила свой необычный ритуал. Остриём вычерчивала невидимые рисунки, пока не затормозила на мощной груди волколака. Глаза в глаза со Зверем... Он медленно тонул в темноте её колдовского взгляда. Дрожь по телу прогуливалась, сердце ледяное заходилось сумасшедшим боем, так грохотало, что даже больно было... Уже хотел схватить красавицу и быстро овладеть ею, как чиркнула его ведьма остриём. Даже не пикнул волколак: порез лёгкий был, не смертельный, но кровь бойкой струйкой по стальным мышцам его груди побежала, до самого точёного пресса...
Не позволила упасть первой капле дева – подхватила её чашей, по струйке провела до пореза, собирая багровый ручеёк, а потом к Ярэду обернулась. Повторила ритуал и с ним.
– Во мне кровь бога, но я не бессмертна, а ежели я смешаю нашу кровь и поделюсь с вами, у меня будет шанс выжить. Или вы хотите нарушить приказ отца? – прозвучало с насмешкой. Чуть покачнула чашу, смешивая и взбалтывая кровь, к губам поднесла. Глупыми не были, безмозглостью не страдали, но и не боялись – знать хотели: зачем. И слова Ясновидицы их убедили.
Она сделала небольшой глоток, потянулась к младшему брату. Ярэд с жадностью принял игру, поцелуем забрав часть жидкости. А напоследок ещё полные губы жрицы облизнул, точно пёс с голодный лакомую кость. И чуть не взвыл, когда Ясновидица к брату обернулась. Он уже, раздираемый слепой ревностью, подле них стоял. Яростно сопел и ждал, готовый затеять драку за вожделенную плоть.
Жрица не обидела его невниманием: то же самое, что и с младшим, проделала со старшим.
Кипяток по жилам побежал, головы поплыли, словно от хмеля человеческого, словно от дурмана после кровавой битвы,словно после соития, когда зов луны особенно силён.
– Ежели потеряю девственность, утрачу дар ясновидения, и тогда стану бесполезной для этого мира и вашего отца... – тихо напомнила жрица, когда Асмуд рывком забрал из её рук чашу и бросил на каменный пол, не в силах больше терпеть. Зверь брал верх над слабым человеком, и он еле сдерживался, чтобы не наброситься на деву.
– А мы не нарушим, – криво хмыкнул младший, подперев её сзади и наконец сделав то, о чём мечтал последние невыносимо тягучие минуты: в несколько рывков распустил косу и с нескрываемым вожделением провёл рукой по идеально прямому полотну смоляных волос, что водопадом спускались до тонкой талии, подчёркнутой тонким нарядом под пояс. А потом сжал в кулак хвост и в пару витков намотал на руку, чуть прогибая деву к себе:
– И ты запомнишь каждого из нас! – процедил близ полных губ, что приоткрылись от боли Из-за хвата волколака. И опять с голодухи лизнул жрицу, как пёс верный любимого хозяина. И до того сладка Ясновидица показалась, что не удержался Ярэд, задрал голову и завыл, извещая мир, что эта самка станет его.
Асмунд с треском рванул платье красавицы, оголяя небольшую, упругую грудь. Сглотнул сухость в горле, глазами жадно обводя полусферы с розовыми окружностями и крупными сосками, сжавшимися как косточки вишни. Накрыл большими ладонями напрягшиеся груди, сжал осторожно, точно проверяя их на упругость.
Затрепетала дева, ахнула, прогибаясь от ласки, коей никогда не ощущала. Задрожала пуще, и, если бы не младший, что со спины придерживал, упала б от слабости в теле.
Асмуда словно небытие накрыло. Застыл, от возбуждения уже ничего не соображая, а потом глотнул воздуха так, будто долго находился под водой и только что выбрался на поверхность. Его ладони сменили ладони брата. Тот был грубее и решительнее в ласках, а старший, хоть и не обладал терпением и любовью растягивать удовольствие, скользнул руками по белоснежной и гладкой коже до округлых бёдер. Смял её ягодицы, коими она невольно по паху брата тёрлась, похоть его естества распыляя ещё сильнее.
Развёл стройные ноги и прижался своим разгорячённым членом к девственной плоти Ясновидицы, всем телом ощущая хрупкий трепещущий стан и влагу промежности. Голод раздирал его на части. Асмуд до рыка животного мечтал взять красавицу немедля. Зверь его с ума сходил от призывного запаха... Усилием воли волколак сдерживал дикие порывы, смаковал дурман от этой игры, смаковал ощущения, что дарили прикосновения к ней.
Носом прочертил прямую от ложбинки между грудями Ясновидицы до её острого подбородка. Затормозил на пике, а потом потянулся к губам. Поддел кончиком языка нижнюю и припал к ней на сладостный миг, прикусив напоследок до крови. Слизнул каплю, и, как младший брат, поклялся богам, что и он возьмёт её...
И жрица не сопротивлялась: приняла свою участь, как должное. И даже больше: была ненасытной и отзывчивой, ласкала, позволяла, дарила, брала.
Братья были неудержимыми самцами, терзали хрупкое тело, едва сдерживаясь от того, чтобы не нарушить девственность её лона, а она принимала их животную страсть, как никто и никогда. Хрупкая, тонкая и такая греховная...
Засыпали любовники на ложе жрицы, крепко прижимая живую и почти не покалеченную деву. Не обманула... смешанная кровь богов творила чудеса.
***
Вздрогнул Роден, слушая глас Зверя. Взвился на ноги, хотя сидел на высоком деревянном троне, шкурой тигра укрытом, думу думая и планируя следующий поход в земли люда диковинного, кожей чёрного. И чутьё ему ясно сказало, что неладное случилось. О том догадался сразу и потому уж знал, что покарает сыновей, ведь никому не дозволено ослушание.
Приказ Альфы – закон! Даже для сыновей.
И особенно для них!
Луна была сильна, Звери, наоборот, слабы...
Асмуд и Ярэд до последнего не могли оставить Ясновидицу, каждую ночь приходили к ней, пока отряд двигался к лагерю Альфы. И брали её до последнего, уже под конец ссорясь, кто из них её достойней: кто будет просить отца дозволить брачный загон невесты.
Только отряд во главе с сыновьями прибыл, Роден тотчас убедился в своих мыслях. Учуял на Ясновидице запах сыновей. Рассвирепел вмиг. И чтобы окончательно решить: убить Асмуда и Ярэда или нет, схватил красавицу за глотку и размашисто лизнул.
– Ты пахнешь пороком, а на вкус невинна, – даже призадумался, как такое могло быть. Простые человеческие самки не могли выжить после натиска Зверя, а эта... источала грех! Его не отрицали и затаившиеся сыновья. Но при этом дева оставалась девственной!
Если только...
Альфа проскрежетал зубами, оценив хитрость сыновей и их выдержку. Так или иначе, Асмуд и Ярэд посмели его ослушаться, несмотря на нетронутость чрева жрицы, и были обязаны понести наказание.
Чтобы было неповадно,собирался казнить сыновей, но заглянув в чёрные очи красавицы, утонул в омуте её чар. И голос её чарующий: «Они не виновны, не тронь их. Луна, зов, слабость Зверя. Я всё ещё тебе полезна могу быть», – от детоубийства отвёл.
– Прочь! – гаркнул Роден, даже не взглянув на гневно пыхтящих сыновей. – На дальние рубежи ! – припечатал веским словом. – За порядком следить, территории охранять! – отправил с глаз долой, дабы не мешали они великой миссии Альфы волколаков отправил. Сыновья до отъезда пытались достучаться до разума отца, но Роден с тех пор был сам не свой. Даже руку поднимал на каждого, кто осмеливался рот открыть без дозволения. Ведь до последнего был уверен, только увидит главное зло – Ясновидицу «Культа Проклятых» – шкуру живьём сдерёт, но вместо этого сидел и долго смотрел на жрицу:
– Зачем? – озвучил то, что глодало столько лет. Что вновь его сделало таким... Не договорил, так и оставил вопрос подвешенным в воздухе, недосказанным.
– Она была нужна, чтобы остановить тебя, – Ясновидица точно поняла о чём речь. Сказала спокойно и без малейшего намёка на страх.
– Я жил в мире...
– Это обманчивое утверждение! – мягко укорила дева.
– Я не вёл войн, – настаивал Альфа, переходя на рык.
– Твоя суть не поменялась, и, если бы не тогда, в другой момент вырвалась бы. И последствия были бы куда плачевней.
– Для кого?
– Для Земли и природы...
– Что мне до них?! – недопонял Альфа.
– Они – наше всё! И ежели пойти супротив, они покарают.
– Я не шёл против них!
– Знаю, тебе просто нет до них дела, – понимающе кивнула жрица, но в тоне мелькнуло такое искреннее сочувствие в глубокой недалёкости Родена, что это не понравилось Зверю.
– Что ты хочешь сказать? – ощерился он.
– То, что не замечать очевидного, глупо, мой Альфа, – она нарочно это сказала, потому Зверь Родена тотчас принял смиренность человечки. А она тем временем продолжала: – Нужно уметь уживаться со всеми и слушать богов, тогда они будут благосклонны.
– Но ты у меня, и только от меня зависит: жить тебе или умереть. И то, как умереть или как жить, – добавил вкрадчиво. – Не богам...
– О том спорить не стану, но я не простой человек. свою судьбу видела и точно знаю, что случится и когда.
– А кто ты?
– Я дочь богини Инур, жены главного бога жизни и смерти Аруа, а вы любимые его создания – волколаки. Но мать всегда стояла за людей... Аруа – за силу. А если муж и жена начинают спор, нарушается равновесие, и природе приходится находить выход, как его выправить. Потому на вас проклятие и обрушилось.
– Нет его! – рыкнул Альфа.
– Так ли? – удивилась Ясновидица. – Ваш род с каждым поколением становится всё малочисленнее и слабее, а люди, напротив, как бы вы их ни истребляли, плодятся и крепнут. Приспосабливаются к новому порядку, выживают как могут и умеют. Они станут сильнее...
– И что, смогут нам противостоять? – ему даже нелепым казалось такое заявление.
– Сравниться с вашей силой не смогут, но в них другой дар заложен. Плодовитость.
– А нам что с того?
– Ты же не глупый, Альфа...
– Хочешь сказать, что мы сможем с ними спариваться, не убивая?
– Увы, – покачала головой Ясновидица, – всё равно редкая сможет принять зверя.
– Но сможет? – настаивал Альфа с живейшим интересом.
– Да, и даже зачать, – нехотя кивнула жрица чуть погодя и тотчас значимо добавила: – но разродиться – только одна! И плод этого союза уже будет существом другого порядка! Существом новой, великой силы. Гораздо умнее и приспособленнее к жизни на новой земле. Именно он станет тем, кто сможет удерживать мир в равновесии.
Глава 4
– Проклятие отступит? – не поверил Роден.
– Может, да, может, нет, – виноватая улыбка коснулась полных губ Ясновидицы, будто она не знала на это ответа.
– Лжёшь! – уличил Альфа жрицу.
– Не лгу, – мягко упиралась дева, – но не значит, что не могу узрить. Вот только захочу ли... – насмешливо протянула, слегка склонив голову.
– И не боишься меня? – не угрожал, но ждал, как отреагирует Ясновидица. С того бы и принял решение: убить или миловать.
– Зачем бояться Зверя той, кто ему интересен? – была откровенна жрица. Того и следовало ожидать. Не зря о ней говаривали, что Ясновидица Проклятых – самая сильная ведунья на Земле.
– Я не юнец, кто с зовом Луны совладать не может, – строго напомнил Роден.
– А вот это ложь, мой Альфа, – опять улыбнулась дева. – Но спорить бессмысленно, я не о голоде плотском говорю, – продолжала источать уверенность. – По крайней мере, не сейчас. Я уверена, что могу быть тебе полезной в твоём деле.
Не понравился такой ответ Родену. Опять подумал, что стоило бы всё-таки убить Ясновидицу, но Зверь его зарычал предостерегающе. Потому проглотил злобу:
– О том я тоже думал, – признался, чуть помедлив. – Но пока без тебя могу справиться! – с деланным равнодушием показал, что и он не страшился судьбы. Вздумается – голову девке собственноручно скрутит.
– И то верно, но такие как ты ведут войска на кровопролитные войны, объединяют, уничтожают. А такие, как я, ими управляют...
Это запало в голову Альфы, хоть ничего не ответил, а Ясновидица меж тем продолжила:
– Сильные волнуются за тело и плоть, а умные – за душу. Вот почему старуха Софа решилась на смелый поступок...
– Она поплатилась за смерть моих жены, и дочери.
– Не убивала она их! – словно глупому щенку пояснила жрица. – Она прекрасно знала, что душа нетленна, а тело бренно... Потому не в силах спасти плоть,сражалась до последнего за душу дочери твоей. И смогла её на земле удержать, дабы та могла переродиться в другом теле.
Опять ткнула в недалёкость Альфы жрица. Ощерился волколак, но рычать на собственную глупость было ещё глупее, потому что теперь, по прошествии стольких лет, её слова казались не лишёнными смысла, а оправдания повитухи и её ученицы обретали правдивые очертания. Нет, не жалел об их смерти – лишь лёгкое неудовольствие испытывал оттого, что ослеп тогда от злости и не видел истины.
– Когда и в каком? – Альфу одолел живейший интерес.
– Того не скажу, – ровно лился голос жрицы. – Бабка Софа на младенце след оставила, сокрыв от моего ока витки судьбы твоей дочери.
– Ведьма, – проскрежетал зубами Альфа. – И ты не лучше! Ты – зло коварное и обольстительное...
– Но я могла бы попробовать взломать печать и заглянуть хоть немного в будущее, – заверила с чувством жрица.
– И что для того надобно? – настороженно спросил Альфа.
– Эмоции, чувства... сильные и бурные, – жрица понизила голос, он опять стал сладким, но больно уж на яд походил. – Ими питаюсь...
– За идиота принимаешь? – прищурился Альфа, встряхивая головой и заодно сбрасывая наваждение. – Думаешь, буду под твою дудку плясать? – рыком наполнил комнату, где беседу вели. – Сыновьями крутила, решила, что и я слабак? – раскусил коварный замысел Ясновидицы: им можно управлять, ежели пообещать желаемое. – Убью тебя лучше! – даже с трона встал.
– Убьёшь, не вызнаешь, как отыскать, – торопливо выпалила жрица, и впервые Альфа увидел на её красивом лице страх. Первородный. Стало быть близка она была к тому, чтобы НЕ всё знать и контролировать. Стало быть, можно было изменить и её судьбу! Это понравилось Зверю... Усмехнулся криво, клык ощерив:
– Боишься?
– Я точно знаю, что дух её может быть в любой человеческой самке! – не слушала Альфу жрица. Мягко стелила, будучи на своей волне, и знала, куда била, потому и попадали слова точно в цель.
– А знаешь, где её искать? – Альфа до последнего не желал мириться с новым порядком дел. Он до сих пор грезил могуществом рода своего. Только теперь сила волколака его не устраивала: вечные войны, пустые земли… Роден прозрел: он видел свою ошибку и был готов к новому порядку в мире. Ещё больше желал управлять теми, кто управляет. И ежели сейчас в его руках была одна из них, возжелал её во что бы то ни стало сделать своей.
– То мне тоже не ведомо, – улыбнулась жрица, – но недавно видела виток твоего рода, – кивнула на Альфу. – Твоя кровь вольётся в великое начинание. А самка с душой твоей дочери станет той самой, кто выдержит натиск Зверя.
– И? – требовал продолжения Альфа. – Как она выглядит? Как её найти?
– Я могу попробовать разглядеть подробней, но боюсь времени у меня почти не осталось, – сожалела с грустью.
– С чего бы вдруг? – недопонял Роден. – Жива, здорова, не тронута... Но ежели и дальше будешь тайны хранить, со мною играть, то да...
– Или вдруг не стану женой кого-то из... – едва слышно добавила жрица с таким видом, будто уже знала, что это неизбежно, и просто сообщила о том.
– Ты моей станешь! – рявкнул Альфа. – И я научу тебя быть мне полезной, когда МНЕ это нужно!
На том Роден прервал разговор, еле сдерживаясь, чтобы не разорвать на части жрицу: уж больше много на себя брала. Но через некоторое время, после не самых удачных походов, поумерил пыл и осознал, что Ясновидица, как бы это ни было неприятно Зверю, была в чём-то права. Она тихо давала советы, коих не слушал, а в итоге... Поступи он, как она говорила, исход мог бы быть с меньшими потерями и большей выгодой.
– Хочу управлять! – гневно рыкнул Альфа, узнав, что очередная битва окончилась неудачей. Зувр вернулся домой и принёс недобрую весть: хвостов полегло столько, что теми землями, уже некому будет владеть. Пустынными станут...
– Тогда тебе нужно научиться видеть дальше, чем глаза видят. Слышать не только ушами, но и сердцем. Понимать не только головой, но и душой. И поступать не как велит Зверь, а как будет для всех правильней.
Потому Роден не подпускал какое-то время к себе деву, но и от себя теперь ни на шаг. Со стороны следил за тварью опасной. Но всё больше она ему в голову просачивалась, навязчивой мыслью звучала.
Вели они беседы долгие и поучительные. Не сходил по ней с ума Роден, но она всесильно завладела его вниманием. Были её речи сладки как мёд, но по силе опаснее самого смертоносного яда. Проникали под кожу, въедались во внутренности, отравляли рассудок. И запах её порочной невинности кровь Зверя будоражил. Улыбки скромные заставляли сердце замирать.
Глядел на неё Альфа и всё больше увязал.
Была она чистейшим искушением, пороком... Даже о свадьбе задумался, к обряду «брачного загона» начал готовиться, пока не вернулся старший сын из дальнего похода.
Явился к отцу отчитаться о ходе войны да так и потерял себя, как увидал Ясновидицу, сидящую на ступеньке подле ног отца и напевающую чудный мотив, от которого в голове легко и тепло становилось. А когда подняла на него глаза красавица, в них тотчас отразился волколак.
– Отдай мне её, – осмелился просить о «брачном загоне» Зувр Альфу, прекрасно зная, что Роден уже сам к нему готовится. Сражался старший со своим Зверем, но отражённая стала наваждением и проклятием. Дни и ночи подле дома отца сидел Зувр, подыхая от жажды заполучить свою самку.
Отец если и замечал это, упорно игнорировал. У него свои планы были, и болезнь сына в них никак не входила. Не простил такой наглости Зувру Роден. И жрицу своей решил сделать не любви ради, а потому что Альфа брал то, что желал, тех, кого желал. Невзирая на то, что парность Зверя нарушает!
Да и чаще стал замечать, что другие волколаки себя теряли. Меж собой всё чаще в драки ввязывались. Выли, требуя деву им на растерзание.
Их не винил в том. Луна виновата! Входила в силу, а призывность самки проклятущей и её свободу Звери чуяли остро. Он сам уже едва справлялся с животной похотью.
– Желание обладать чужой самкой может перечеркнуть судьбу оставшегося рода! – пригрозила мягко дева, намекая на затянувшееся молчание. Роден не спрашивал совета, а дрянь влезла в его помыслы. И тогда Зверь по обычаю разъярился от наглости жрицы.
Принял вызов старшего сына и доказал, что пока ещё нет того самца, который победить бы его мог.
А потом израненного Зувра отправил восвояси, и тот ушёл. Затаив дикую обиду, увёл с собой свору верных хвостов, которые ему близки были по битвам. С кем рос, кто поддерживал его в расколе стаи. Кто не пожелал оставаться на “брачный загон”, который отец огласил.
Слухи о таком поступке Альфы долетели до Асмуда с Ярэдом. Братья уже давно шли своими дорогами, и, несмотря на то, что не было меж ними с тех пор больше прежней сплочённости, решили поддержать брата: затеяли супротив отца заговор и сели за один стол, раздумывая, как укрепить свою власть вдали от Альфы, а потом и его с трона сдвинуть!
Конечно, о том прознал Роден. Злился на сыновей. Не понимал, почему они так своевольничают, а жрица как назло речи свои ядовитые льёт:
– Нет тебе спасения, я предупреждала, что всевластие губит. Ты пожелал не своего – теперь тебя ждёт за это расплата.
– Чем была плоха моя власть?
– Власть в одних руках – тирания и вседозволенность. Даже боги не имеют безграничной власти: у каждого своя сила и своя стезя, и это помогает избежать войн меж ними. А ты, мой Альфа, забылся, что являешься всего лишь одним из любимцев Аура, а он не управляет природой. Мать-природа сама решает, кому жить, а кому умереть. Потому твой род проклят.
– Проклятие, проклятие, – чертыхнулся зло Роден. – В чём его суть? Какую хворь на нас нашлёт природа?
– Проклятие в одиночестве состоит. Зверь нелюдим и обозлён, как ты. Вот и будете вымирать...
– Так мы ВСЕ звери, – напомнил мрачно Альфа. – Ты, люди, мы и другая живность...
– Животные скорее, – согласилась спокойно жрица. – А вы, волколаки, лютые Звери. И быть вам одинокими по судьбе!
– Мы того не страшимся, – отмахнулся Роден.
– Так ли? – нежно улыбнулась жрица. – И потому ты Из-за любимой пошёл супротив богов? Разве не это главное доказательство, что без пары тварь себя теряет?
– Себя потерял, – кивнул ровно, – но у меня есть дети, есть стая...
– Были дети, и сколько от стаи осталось? От семьи твоей? – уколола беззлобно, но с явным умыслом.
Странный вопрос… Альфа задумался, порылся в памяти и к удивлению осознал, что от хвостов– то немного осталось. Ежели раньше полчищем несметным, как рекой живой, двигались, покоряя земли, то теперь каждый загривок был на счету. А их ряды настолько стали малочисленными, что почти каждого волколака в лицо знал. Сглотнул удушливо Альфа, а Ясновидица продолжала:
– А молодняка на подходе достаточно?
Опять ушёл в свои мысли Роден. Жуткая правда обрушилась, заставив помрачнеть ещё больше. Права жрица. Щенков стало так мало, что и учить-то толком некого. Того глядишь и воевать скоро некому будет.
– Природа не прощает, – кивнула головой дева без сочувствия, просто уверяя в безысходности. – Вы пошатнули мир, она проучила. Женщины теряют плод быстро, ибо утрачивают способность выходить полный срок. В том вы сами виноваты: слишком часто личины меняете, вот плод и не успевает укрепиться, развиться и как итог – погибает.
– А ежели запрещу самкам обороты? – нашёл тотчас вариант Альфа.
– Уже не спасёт это ваш род. За столько времени сущность волколаков поменяться успела настолько, что теперь не сможет воспротивиться Зверь призыву Луны. Хоть запирай, хоть на цепь сажай, хоть приказами завали, Зверь вырвется – дитя не будет. А нет потомства – нет будущего. Племя ваше скоро начнёт грызться по поводу и без повода. Будете уничтожать не только других, но и друг друга... за власть, земли, самок...
– И что нам делать?
– Учиться примирению, учиться делиться...
– Что это значит ?
– Ваше спасение только через людей. Учитесь с ними уживаться...
– Ещё чего не хватало! – взрыкнул Роден. – С этими мелкими, жалкими, слабыми существами?!
– В отличие от вас они научились выживать...
Призадумался Альфа. Окинул своих волколаков мрачным взглядом. Сыновей вспомнил и то, как собственноручно их прогонял. И тогда в душу закралось сомнение: а не Ясновидица ли в том виновата?
Дочь хотела погубить. С сыновьями рассорила. Секрета, где найти душу дочери, до сих пор не поведала. О проклятии твердит, не переставая! О, боги!!! Она – и есть проклятие!
Это осенило, когда жрица нарушила брачную церемонию и упала без чувств на первом же шаге. Может, тому виной её знания, а может, уловка женская, но пришлось церемонию отложить.
А ночью проснулся оттого, что жрица стонала на своём ложе. В испарине крутилась, металась... Бормотала невнятно:
– Третья дочь, третья дочь... среди невест искать...
И до того испугался за неё Альфа, что сдёрнул одеяло, прижал к груди хрупкий обнажённый стан девы. А она как заведённая о третьей дочери и невестах лепетала. Что-то про гон, человеческих самок...
Успокаивал, покачивая, чего не делал ни с одним из своих детей во младенчестве, и что осуждал в сердобольных самках, мол, Из-за этого волколаки забудут свою суть, вырастут слабыми нытиками. Страхи и кошмары надобно перебороть самолично. Лишь такие Звери достойны жизни!
Сердце лихорадочно грохотало, дурно ему было.
– Третью дочь ищи, – шептала в беспамятстве Ясновидица.
– Где? – рыкнул нетерпеливо Зверь, встряхнув деву. Она открыла непонимающе чёрные очи. Сморгнула сонливость.
– Где её искать? – повторил глухо Альфа, с жадностью следя за томной девой. Она с мурчанием прижалась крепче, обвила его могучую шею руками и застонала губы в губы:
– Дай мне эмоций ярче – сделай меня своей, – со сладким поцелуем прильнула.
И Зверь зарычал, позабыв, что давал обещание не трогать жрицу. Ответил пылко... А потом швырнул её на простыни мягкие, подрагивая от дикой похоти, что плоть раздирала и вены горячила. Уже отравился запахом и желанием, ощутил тело молодое, податливое и трепещущее. Никогда таких хрупких дев в своих руках не держал, под собой не ощущал. Худенькая, с женственными изгибами. Грудь упругая, а соски так торчали дерзко, что во рту пересохло у Родена. Взглядом скользнул по плоскому животику, по лобку с чёрной полянкой волос.
И сорвался Зверь, рывком подтащил жрицу к себе, прикусил до сладости грудь точёную. Вскрикнула Ясновидица, из оков страшного сна окончательно вырываясь, да вцепилась в ужасе в волосы Альфы. То ему лишь знаком послужило. И как бы девка ни отбивалась, его уже было не остановить. Стонала жрица, то прогибаясь от ласк его жадных, то брыкаясь, когда Зверь верх брал. Увещевать пыталась, молить о чём-то :
– Убьёшь... стой... кровь...
Но глух оставался к мольбам её, они и раньше его не шибко трогали, а теперь и подавно.
Поцелуи грубые чередовал с укусами кровавыми. Дева всхлипывала, металась, а Роден к вожделенной цели спускался. Языком след оставляя на плоском животе до поросли витков смоляных. Носом пробуравил их, запахом самки девственной травясь, и лизнул нетронутое лоно.
Ахнула жрица, дугой изгибаясь в крепких руках. Смял Роден ягодицы округлые, не выпуская из плена, и с большим пылом принялся ласкать деву сладкую. Пил, лизал, и даже метки ставил на самке, своё право утверждая и доводя её то до вершины удовольствия, то до болевого обморока. Ласкал на пределе, показывая все грани похоти животной...
И взлетала она быстро, и так же стремительно ухала в пучину беспробудного удовольствия. То болью задыхаясь, то стонами сладострастья, и когда опала изнеможённо на простыни без сил, Роден овладел ею, стремясь и свою похоть утолить. Рывком ноги стройные развёл шире, собой накрыл тело юное и ворвался.
Только протаранил девственную плеву узкого лона, истекающего соками, Зверь его и пропал окончательно. Глохнул от криков её и врывался с пущим рвением. Наслаждался болью, когда она в отчаянье и на последнем издыхании когтями в него вонзалась, кожу полосуя на плечах и спине... Зверь был на взводе, им управляла животная страсть. Он даже не видел, что дева почти без чувств была – врывался в неё и врывался. Насиловал плоть юной жрицы. Был ненасытен и жаден. Его плоть таранила нежные глубины Ясновидицы, разрывая их и покрывая кровью брачное ложе...
Брал деву и брал, пока его Зверь не насытился, а дева не стихла под ним окончательно. И когда сошла пелена дурмана вожделения с глаз, с досады завыл Альфа. Жрица была мертва!
Зверь выл от переизбытка чувств, ему вторил зловещий вой стаи, предвещающий жуткие, кровавые войны.
И главным врагом Родена стал Зувр. Залечив раны, пошёл на отца. Кровью залили землю. Асмуд и Ярэд объединились, чтобы свергнуть отца. Свершив же это, восстали друг против друга. Племя раскололось на кланы, и стаи все разошлись, разделив территорию на части.
Отныне были Северные волколаки, Южные и волколаки Средних земель. И только третья дочь человеческого племени могла сплотить некогда великую единую семью, расколовшуюся в одночасье на кланы, ставшие врагами друг другу.
Но как и было заведено, раз в год Альфы и сильные самцы собирались на ритуальных полянах и проводили смотрины будущих невест из рода людей.
Поначалу их силой отнимали, принуждали к ритуалу, но потом волколаки научились торговаться, и люди сами приносили, пригоняли им к определённому сроку невест. И ежели поначалу их убивали сразу, землю кровью топя, потому что Звери не понимали, что делать с человеческими самками, не готовыми к спариванию, то за долгие годы гона, что только ни перепробовали волколаки. И половозрелых брали, и совсем в годах. Но чем старше возраст оказывался у самок, тем менее желанными они были. Точно так же не подходили совсем юные... Потому со временем главы Зверей выяснили, что в поре быть должны невесты.
Возраста подходящего для зачатия и рождения потомства, а также окрепшими телом, духом по– женски, покуда не растратили красоты своей, свежести юной, силы в ногах и чреве, дабы увеличить шанс привлечения Зверя и силы его выдержать.
Но и то не спасало от гибели невест. Гон заметно растянулся. Волколаки даже стали получать удовольствие от забегов. И всё равно были слишком хрупки и нежны создания людские. Много их разодранных после брачного загона оставалось. Тех, кто даже не успевал гон начать, и потому со временем законы менялись, правила подправлялись. Всё, дабы увеличить шанс человеческим самкам выжить. И даже свобода была обещана, ежели сможет невеста добраться до ничейных земель и доказать свою силу и право на жизнь! Лишь одно оставалось неизменным: третьи дочери считались самыми лакомыми, и за ними велась самая лютая охота. И за их плоть дрались самые сильные Звери, дабы иметь шанс стать прародителем нового существа и встать во главе сильнейшего рода, сплотив остальные стаи.
Благо, люди – такие тщеславные существа, что были готовы ради выслужения и наживы любой товар поставлять самолично. Потому вскоре войны часто не волколаки затевали, а сами люди. Ради наживы, земель и самок... для волколаков.
