— Ненавижу тебя!

Девушка была привязана за руки и за ноги к кровати.

Ее щеки горели огнем от своего постыдного положения, бороться с которым не было сил, несмотря на ее чистую волчью кровь.

Волчица на цепи.

В услужении у того, кого она ненавидела настолько сильно, что это чувство поглощало ее, как могла бы поглощать страсть, настолько же обжигающая и сильная, что не ведала границ и не знала времени.

Обнаженная. Смущенная.

Яростная. Прекрасная.

Моя.

А я смотрел на нее и дурел от того, что теперь она была рядом.

Стоял над кроватью, мучая себя.

Как я выглядел со стороны?

Чертовым высокомерным наглецом в черном тонком халате поверх обнаженного торса.

Мужчина, который не знал отказа и делал всё, что хотел, потому что сила позволяла и никто не смог пойти против нее.

А на деле?

Я проверял на прочность контроль и выдержку и каждую секунду ощущал, что сдаюсь.

Сдаюсь на ее милость, пока мое проклятое черное сердце захлебывается от невообразимого животного восторга в ожидании вкусить сполна этот плод, что был запретным слишком долго.

Никто бы не справился.

И я едва смог.

Для этого мне потребовались вся моя сила и всё упорство, чтобы не сорваться.

Чтобы не забрать ее себе раньше времени, послав к чертовой матери все условности и гребаные договоренности с ее семьей.

Шестнадцать лет.

Шестнадцать бесконечно долгих лет я ходил вокруг нее кругами, не позволяя прикоснуться ни единого раза.

— Отпусти меня!

Я улыбнулся, умиляясь настойчивости девушки, с которой она дергала за оковы, удерживающие ее.

— Расслабься, красивая. Тебе понравится.

— Быть на цепи?!

— Быть послушной. И моей.

Она не хотела этого.

И пока не понимала, что ласка такого зверя, как я, — это больше, чем пресловутая любовь.

Больше, чем одержимость.

Это вечность, в которой я не смогу насытиться ее душой и телом.

Я заберу их себе до последней крохи.

Приручу, подчиню, сделаю своей всеми способами.

Я и сейчас боялся просто пошевелиться и сделать первый шаг вперед, потому что знал, что не сдержусь и накинусь на нее зверем, который жаждал этой встречи так чертовски долго, что, казалось, прошла уже целая вечность.

— Ты всех девушек так привязываешь, чтобы они не смогли сбежать? Настолько не уверен в себе и собственных силах?

Девушка язвила и этим сильнее разжигала во мне бешеный огонь.

Сладкая и пока еще недоступная.

Завоевать и приручить ее было самым желанным для меня.

Она могла бы достаться другому.

Могла бы жить иной жизнью, не скрываясь и не боясь прихода темноты, но все предопределил тот день, когда я впервые понял, что хочу ее.

Хочу и готов терпеть столько, сколько будет нужно, чтобы она пришла в мои руки чистая, невинная, не тронутая никем.

— А ты уверена в том, что сможешь от меня сбежать? — изогнул я коварно бровь, глядя глазами, бездна в которых наполнялась опасным огнем.

Это она разбередила его.

Выпустила наружу своей игрой, еще не подозревая, как это опасно.

Для нее.

— Сбегу!

А это даже интересно.

Новая игра, которая воспламеняла мою черную кровь и разносила жар по телу, заставляя собирать все силы для того, чтобы сдержаться.

Меня считали холодным. Отрешенным. Лишенным эмоций.

Но как же тяжело было носить эту маску сейчас!

Терпение ломалось, словно битое стекло.

Я уже слышал этот хруст в своей душе, когда потянулся к девушке, положив ладонь на ее тело, чтобы бережно и жадно гладить фарфоровую белоснежную кожу, ощущая до хриплого стона, насколько она совершенна.

Вбирая кончиками пальцев ее дрожь и силу упругих мышц, что буквально вставали дыбом в попытках оттолкнуть меня.

— Убери свои руки!

Я только усмехнулся, стараясь за этой кривой улыбкой скрыть всё то, что рвалось наружу.

Рвалось слишком неистово, чтобы не испугать ее.

— Беги, сладкая. Беги.

Я потянул за браслеты на ее руках, которые крепились к удерживающему механизму на простых магнитах.

Схема простая и незамысловатая.

Достаточно было обладать определенной силой, чтобы разорвать этот контакт.

Но у нее этой силы не было.

Пока нет.

Проделав то же с браслетами на ее стройных щиколотках, я приподнял руки, словно сдавался, с жадностью вбирая ее эмоции и то, как глаза девушки распахнулись, когда она поняла, что свободна.

Относительно свободна.

Что дальше, сладкая?

Устроишь мне охоту, которая погубит нас обоих?

Я поднялся вслед за ней, наблюдая с маниакальной жадностью за каждым движением стройного обнаженного тела, которое я хотел познать своими губами и языком, не пропуская ни одного сладкого сантиметра.

— Мне закрыть глаза и посчитать до десяти? — усмехнулся я.

— Иди к черту!

Спальня была большой, и было где спрятаться.

Именно это и попыталась сделать девушка, дернувшись скорее от кровати и судорожно глядя в поисках дверей и своего спасения.

Нет, двери не были закрыты.

Но добраться до них я ей не дал бы.

Никогда.

— Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать, — проурчал я, больше не пытаясь скрыть возбуждение.

Всего лишь один стремительный шаг, и я оказался рядом с ней, целуя в шею сзади и касаясь обнаженной грудью ее спины, а она вскрикнула и по инерции отпрыгнула вперед, даже не глядя перед собой, лишь в одном стремлении — быть подальше от меня.

На ее пути встал письменный стол.

Хрупкая преграда для черного волколака.

— Куда дальше? — улыбнулся я широко и хищно, потому что зверь во мне уже познал ее сладость. И ему было чертовски мало этого монашеского поцелуя.

Он хотел ее всю.

И прямо сейчас.

Девушка сжала кулаки и неожиданно принялась бросать в меня всё, что только смогла найти на столе.

С силой и яростью, которая горела и завораживала меня.

— Давай, сладкая. Дава-а-ай.

Я уже не мог говорить человеческим голосом.

Рычал зверем, возбудившись до самого предела, где не будет точки возврата.

С таким же успехом она могла бы бросать в меня гранаты.

Я даже не отклонялся от летящих с ускорением предметов, когда кинулся за ней, перевернув стол одним легким движением, отчего он с грохотом опрокинулся в сторону и не сломался лишь потому, что был из единого массива дерева.

Девушка поджала губы и зыркнула на меня разъяренной кошкой, но сдаваться не собиралась.

В ход пошли пара стульев, которые я отбросил.

Кресло она поднять не смогла, рыкнув на мой возбужденный нетерпеливый смех, когда я снова оказался рядом, зажимая ее у шкафа и целуя снова.

Теперь в сжатые, дрожащие от ненависти и паники губы.

Она крикнула что-то яростное и отскочила от меня, умудрившись проскочить под рукой, а я рассмеялся и последовал за ней снова.

Мы разнесли всю спальню, пока она пыталась скрыться от меня, а я не отступал, что бы в меня ни летело.

— Не подходи ко мне! — крикнула она, даже не понимая, насколько соблазнительной и прекрасной была сейчас с этим бешеным блеском в глазах, спутавшимися черными волосами и румянцем на щеках.

Она бросилась к окну, успев даже распахнуть его, чтобы, видимо, сигануть вниз, но я обхватил ее руками, отбрасывая назад.

На кровать, где магниты нашли друг друга и звонко щелкнули, снова заключая ее в ненавистный плен.

Она безуспешно пыталась освободиться, чтобы хотя бы прикрыться от моего жадного, почти обезумевшего взгляда, который скользил по изгибам тела, о котором я мечтал сутками напролет.

Мечтал, как буду ласкать ее.

Как буду забываться в ее стонах и горячем шепоте, где буду слышать свое имя.

Моя самая темная страсть.

Моя боль.

Моя одержимость, избавиться от которой я не смог, сколько бы ни пытался.

Теперь моя.

Вся.

Без остатка.

В ее темных глазах отразилась паника, когда я подался вперед, упираясь руками в кровать по обе стороны от нее, чувствуя, как всё внутри меня сжалось в комок из оголенных инстинктов, закручивая в теле огненную пружину, которая могла рвануть в любую секунду.

Я сдерживался настолько долго, ожидая ее одну, что казалось, просто отключусь раньше, чем успею познать девушку так жадно и ненасытно, как хотел все эти годы.

У меня мозги плыли от запаха ее тела!

Отключался разум и всё то цивилизованное, что еще могло оставаться в моем извращенном черном сердце.

— Не трогай!

Голос девушки дрогнул, а я улыбнулся, словно сумасшедший, склоняясь над ней и прижимаясь губами к животу, тут же ощутив, как напряглись ее мышцы в отчаянной и бессмысленной попытке противостоять мне.

— …Сопротивляйся, сладкая. Мне это нравится, — прошептал я жарко, не отрывая губ от ее кожи, и лизнул пупок, на что девушка ахнула и принялась выгибаться в попытках натянуть удерживающие ее путы настолько, чтобы они порвались.

Святая наивность.

— Не трогай меня!

Но разве я мог остановиться теперь, когда познал сладость ее кожи, аромат ее страха?

Зверь во мне выл до хрипоты.

Даже если бы он умер, измучившись от жажды и желания, то воскрес бы в эту минуту ради нее одной, чтобы только понять, что такое настоящий рай.

Я хотел вкусить этот плод сполна.

Искренне наслаждаться им до головокружения, собирая языком все соки и утопая в собственной эйфории.

— Дарк, не надо…

Меня пробрало до дрожи, когда я услышал свое прозвище из ее губ.

Словно по позвоночнику пустили разряд, который полыхнул яркой вспышкой, сжигая последние остатки терпения и выдержки.

Она не могла свести колени и задрожала, когда я проделал дорожку из поцелуев от пупка к бедрам, погружаясь в нее двумя пальцами, и едва не кончил сам, когда почувствовал, какая она горячая и тугая.

Моя, моя, моя — стучало бешенным пульсом в висках, разгоняя по телу адреналин, от которого мозг искрил, а дыхание путалось и становилось хриплым и тяжелым.

Я ласкал ее языком, не жалея.

До хриплых стонов, до мольбы остановиться.

Не давал ей опомниться и сделать хотя бы один вдох полной грудью, чтобы выдохнуть с дрожью и всхлипом.

Она так боялась и ненавидела меня, но сейчас ее тело предавало ее саму с заклятым врагом, и девушка не могла с этим бороться, как бы ни пыталась.

Теперь ее тоже заполнял этот сумасшедший вязкий огонь, который разливался по телу, опаляя каждое нервное окончание, выворачивая каждую мышцу, чтобы отдать мне ее без остатка.

До пронзительного вскрика, в котором смешались удивление, паника и неприятие всего этого.

Просунув ладони под ее влажные округлые ягодицы, я сжимал их, заставляя податься навстречу моему языку, раскрываться для меня, забывая о стыде и своей ненависти.

Приручая к себе и эмоциям, о которых она еще не знала, потому что никто и никогда не касался ее.

— Всё еще хочешь, чтобы я остановился? — прошептал я и подался вперед.

Смотрел в ее лицо и видел, как девушка тяжело и хрипло дышит, распахнув свои красивые глаза, оттого что не ожидала почувствовать того, что происходило с ней сейчас.

Она не хотела этому верить.

Не хотела поддаваться.

Но не могла.

Ее ненависть стала катализатором той страсти, о которой она не подозревала.

Какая же она была красивая!

Я потянул браслеты на ее руках, освобождая ее снова, чтобы поцеловать розовые следы на нежной коже, оттого что она пыталась вырваться слишком яростно.

— Отцепись от меня!

Теперь ее голос стал хриплым и дрожащим, а я улыбнулся и навалился сверху, давая почувствовать свое возбуждение и осознать, что никуда я ее не отпущу. Никогда.

Она уперлась в мои плечи ладонями в безуспешной попытке сдвинуть.

Заколотила кулаками, выгибаясь в попытках освободиться, но сама понимала, что ей не сбежать от меня.

А я продолжал целовать ее кожу и сходить с ума.

Возбуждение просто дошло до немыслимого порога, когда я подался вперед бедрами, входя в нее до предела и застывая от собственного громкого стона…

Че-е-ерт!

Она была раем, в котором я хотел умереть!

— Господин, вы просили разбудить вас, если сами не проснетесь в шесть.

Этого голоса здесь быть не должно было!

Я дернулся всем телом, выпадая из блаженного сна ничком в серую реальность, на секунду задохнувшись, оттого что смена декораций была настолько стремительной и убивающей.

Я лежал в своей ненавистной кровати.

Один.

Под темным тяжелым балдахином с изображением герба нашего рода.

Гребаная реальность!

А рядом стояла багровая от смущения молоденькая помощница экономки и старательно глядела исключительно в пол.

Я с трудом разлепил глаза, первым делом уткнувшись в собственный стояк, который под тонким покрывалом сложно было не узреть.

Увидела, значит.

Еще бы такое было не увидеть!

— Спасибо. Можешь идти, — сухо и хрипло выдохнул я, не торопясь вставать, и тяжело закрыл глаза, проклиная всё на свете в желании уснуть снова и вернуться в сон, от которого было так сладко и так горько.

К черту работу, когда во сне она стала моей!

К черту всё!

Я не шевелился, только дышал глубоко и хрипло, убеждая себя в том, что нужно лежать.

Лежать и не думать о том, чтобы выскочить из дома и унестись к ней, чтобы сделать всё то, что только что видел так отчетливо и горячо, что успокоиться так и не мог.

— Две недели, Дарк! Две недели — и она будет твоей! — прохрипел я сам себе, тяжело помассировав гудящие от разгоряченной крови виски. — Ты ждал ее больше шестнадцати лет, подождешь и еще немного!

Нужно было вставать и начинать новый день.

Ведь если ты не способен бороться сам с собой, то как будешь идти против мира, в котором каждый считал тебя монстром и чертовым мажором?

Борьба с собой самая сложная, но именно она закаляет характер и делает тебя сильнее.

Это я понял еще в раннем детстве.

Понял, что если отступить назад один раз и сдать свои позиции, то ты всегда будешь проигрывать.

Откинув от себя черное покрывало, расшитое золотом, я прошагал по комнате обнаженным, но не успел войти в ванную, как услышал, что на телефон пришло новое сообщение.

Член продолжал активно напоминать о сладком сне и раскачивался, пока я дошел до письменного стола и провел пальцем по экрану.

Пришло не сообщение.

Видео.

Я уже знал, что увижу, но всё равно открыл вложение, и комната тут же наполнилась женским стоном, сквозь который отчетливо можно было услышать мое имя.

— Накажи меня, Дарк! — стонала девушка, выгибаясь и лаская сама себя.

Ее обнаженные бедра были раскрыты и тонкие умелые пальцы с черным лаком на ногтях определенно знали, как доставить удовольствие своей неугомонной хозяйке.

— Скажи, что ты придешь! Сколько можно мучить меня, Дарк?

Я мрачно хмыкнул, проговорив себе под нос:

— Разве ты не просила наказать тебя, Дина?

Не было смысла досматривать то, что она прислала.

В сотый раз за те годы, что я отказался от всех женщин, когда понял, что хочу Кирти.

Хочу по-настоящему.

А не как способ отомстить ее брату и скрасить свою серую жизнь новыми яркими эмоциями мести и ярости со стороны ее семьи.

Пять лет уже прошло, как я обходился без женщин, терпеливо ожидая свою будущую жену, а Дина никак не могла принять этот странный факт.

Не могла понять, что если я что-то решил, то уже не отступлю от этого.

То, что происходило со мной сейчас, не было игрой.

Не было попыткой наказать кого-то.

Дина была моей любовницей последнее время и устраивала меня во всем — черная волчица. Страстная.

Бесстыжая.

Она точно знала, чего хотела в постели от меня.

А еще она не боялась боли и крови.

Она хотела ее так, как и я.

И в этом мы были идеальными любовниками, потому что не приходилось сдерживаться.

Не нужно было тормозить.

Не нужно было прятать свою истинную страсть.

Но это время прошло. И была поставлена жирная точка.