Вся жизнь может рухнуть в одно мгновение всего лишь из-за одного единственного сообщения. Вика сидела на пуфе в коридоре, пытаясь собрать в кучу мозги. Шок полностью парализовал её, не было ни злости, ни слез. Внутри обжигающе холодная пустота, стремительно разрастающаяся и стремительно всасывающая в себя всё позитивное. Виктория банально не знала, как реагировать. Никогда девушка и представить не могла, что Саша способен на предательство. Даже мысли подобной не допускала. Пусть и поссорились они накануне из-за мелочи, да из-за постоянной загруженности стали значительно меньше времени проводить вместе, но Вика всегда была уверенна в нем, может быть даже больше, чем в себе.

Загремели ключи. Саша пытался открыть дверь и тихо чертыхался. Наверняка уверен, что она на работе находится. Только она никуда не пошла. Впервые за всё время взял отгул. Всю ночь Разумовская не находила себе места, волновалась о женихе, а он в это время… Виктория тряхнула головой, пытаясь отогнать тяжелые, болезненные видения. В конце концов, есть мизерная вероятность того, что фото смонтировали.

Когда Александр вошел в квартиру, он даже не заметил её. Слишком погруженный в себя. Закрыл дверь, тяжелым движением снял с себя кожаную куртку и бросил её на рядом стоящую стойку.

— Где ты был? — простой вопрос, хотя и банальный. Вот уж не думала Виктория, что однажды станет той, что задает его своему любимому мужчине. Разумовская всегда знала, где находится Саша. Он всегда информировал её о своих передвижениях, причем получалось это как-то легко, и никогда не было для него тяжелой обязанностью.

Он резко обернулся и вперился в неё тяжелый взглядом. Вика замерла, пытаясь уловить его настроение. Почему-то она даже выдохнуть не могла, дыхание застряло где-то в глотке. Наверное, именно в эту секунду Вика поняла, что уже ничто не будет так, как прежде. Сашка не подошел к ней, не обнял, как обычно это делал. Лишь произнес скупое:

— Ты дома.

Разумовская не стала комментировать столь очевидный факт. Девушка с каким-то исследовательским интересом рассматривала его, пытаясь понять, что же изменилось, а Сашка просто сел, уперся локтями в колени и ладонями обхватил голову. С виду устал сильно. Вика не смогла сдержать истерического смешка. Наверное, устал. Всю ночь с кем-то кувыркался, на это ведь столько энергии нужно. Стало нестерпимо больно, сердце защемило так сильно, что Разумовская в серьез подумала, что у неё приступ начался. Мудрая женщина бы промолчала. Мудрая женщина бы проигнорировала очевидное. Мудрая женщина нашла бы оправдание. Она не была мудрой. Виктория живая, и ей больно так, что выть хотелось. Как бы они не ругались, чего бы не наговорили они друг другу, у Вики и мысли не появилось такой, найти утешение на стороне. Зато у Саши появилась, а может кто-то нашептал, ведь какой-то благодетель выслал ей обличающие фотки. Разумовская до конца хотела верить, что он не виновен, но не могла не заметить очевидное. Забелин не смотрел на неё, отводил взгляд. Молчал. Пропах весь запахом чужих женских духов. Удушливо сладкий аромат заставлял её задыхаться от приторности, вызывал острую аллергию.

— Ты не ответил на вопрос, — голос деревянный, абсолютно безжизненный, а ведь еще пару дней назад Виктория радовалась жизни и планировала их свадьбу.

— В клубе, где же еще мне быть, — а в глаза так и не решился посмотреть.

Виктория скривилась, будто съела что-то несвежее. Клуб. Его детище. Вместе с друзьями он открыл и раскрутил «Вавилон». Она сама лично занималась его дизайном, иногда заменяла администратора, первое время вела бухгалтерию. Радовалась, когда «Вавилон» стал приносить доход, когда стал модным и известным заведением, которое привлекло внимание самых богатых и влиятельных жителей города. Вика прекрасно знала, что появились в комплексе закрытые секции, куда допускались только избранные. Она никогда там не бывала, но подозревала, что там проворачивались не совсем законные дела.

— Сашка, почему? — голос сломался и в конце дал петуха.

Он вздрогнул, выпрямился.

— О чем ты, милая? — голос уверенный и ровный, но Забелин так и не поднял на неё глаза. Ей бы не обратить на это внимания, как и на сжатые кулаки. Сердце замерло в груди каменной глыбой. Не видеть явного Вика не умела, хоть и блондинка, но имела аналитический склад ума, да и привычкой обманывать себя не обладала.

— Посмотри мне в глаза, — потребовала Виктория. Она даже не поняла, откуда взялись силы требовать хоть что-то. Внутри всё лежало в руинах. Мечты, надежды, любовь. Все разбито в дребезги.

Забелин поднял голову. Она поймала его взгляд. Рука автоматически легла на горло, словно этим движением она могла ослабить удушье.

— Почему, Саша? Почему ты мне изменил? Что тебе не хватило? — слезы застилали глаза, но Виктория не давала им пролиться. Она должна четко видеть его лицо в этот момент, чтобы запомнить как выглядит предательство.

— Вика, о чем ты? — Александра жутко фальшивил, и сам это прекрасно понимал. — О какой измене ты говоришь? Я всю ночь провел в клубе, там и ночевал. Лешка и Ник подтвердят.

Конечно подтвердят. Они его друзья, да и мужскую солидарность никто не отменял. Обоих Вика считала своими друзьями, но опять же прекрасно понимала расклад сил. Они промолчат, всё подтвердят, думая, что поступают правильно, защищают её от боли и препятствуют разрыву отношений лучших друзей.

— И у кого столь сладкие духи, любимый? У Лешки или Ника? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Можешь не придумывать отговорки. Мне уже прислали фотоотчет о твоих похождениях. Во всех ракурсах, так сказать!

Она кинула в него смартфон, а сама развернулась и направилась в спальню. Собирать вещи.

— Вика, стой! — Забелин встал в два шага настиг её, останавливая. Не стал тратить время на рассматривание данных в телефоне. — Ты о чем?

Она слишком хорошо его знала. Они росли вместе, потом взрослели, набивали шишек и обретали жизненный опыт. Саша стал её первой любовью, лишил её девственности. Виктория знала его слишком хорошо, чувствовала сердцем, поэтому ощущала фальшь буквально кожей.

— Скажи мне, что я ошиблась, — прохрипела она требовательно. — Соври, глядя мне в глаза, что сегодня ночью ты не спал с другой. Сообщи мне, что я окончательно сошла с ума от ревности. Ну, давай же! Что молчишь?

Женщина всегда знает, когда любимый мужчина её обманывает. Те, кто говорит, что это не так, просто прячут голову в песок или не доверяют собственным инстинктам. В большинстве своём жены, подсознательно избегая боли просто, игнорируют очевидные сигналы, но где-то там глубоко в душе знают, как действительно обстоят дела. Прятаться от правды Виктория не собиралась, какую боль бы она не приносила.

Сейчас Вика видела ответ в его глазах. В них появилось то, чего не было раньше. Едва заметно поменялось их выражение. Разумовская безумно его любила, поэтому прекрасно видела даже эти минимальные изменения.

Он протянул руку и нежно погладил её щёку. Раньше бы она ласково улыбнулась и потерлась об его руку, словно довольная кошка. Сейчас же его прикосновения жгли словно кислота. Сашка этими руками прикасался к другой, раздевал, ласкал. Ей пришлось сглотнуть, потому что тошнота подступила к горлу.

Он не смог ей солгать. Старался выдавить из себя слова лжи, но так и не смог. Недовольно поджал губы. Она прекрасно видела все эти убивающие мелочи в его поведении. Вика дернулась, одновременно зажмурившись, не желая видеть его. Было так больно, будто её выпотрошили. Хотя морально так и было. Вика даже не могла сделать вдох, кислород застревал в глотке. От него несло той, другой женщиной. Сладковатый запахов духов отравлял её кровь.

— Почему, черт возьми? — закричала она. Крик больше походил на агонию. — За что ты так со мной? Я ведь тебя люблю, а ты…

Голос сорвался. Действительность навалилась на её плечи всем своим многотонным весом. Первоначальное шоковое состояние медленно уступало место осознанию. Непрошенные слезы застилали глаза. Привет, бабья истерика!

— Вика, я… — начал он и замолчал.

— Не надо, Саша. Просто не надо! — перебила она, делая шаг назад. — Скажи мне, кто она? Кто та женщина, что отобрала тебя у меня?

— Вика, я твой, — он резким рывком прижал её к стене, а руками уперся в стену по обе стороны её лица, словно заключая девушку в клетку из собственного тела. — Я твой!

— Нет, Сашка, уже не мой, — Вика горько усмехнулась, прекрасно понимая, что это конец. Она не простит его. Не сможет. Слишком любит его, чтобы простить, как бы ни парадоксально это не звучало. Мысль о том, что он был с другой, убивала её. И даже сейчас часть неё верила, что Сашка сейчас рассмеется и скажет, что всё это лишь неудачная шутка.

— Ты так не ответил на мой вопрос, — Вике приходилось выдавливать слова из себя, чтобы не заорать в голос. Никогда не думала, что окажется в подобной ситуации. В этом была вся она, либо доверяла полностью и во всём, либо вообще не верила. Никаких полутонов. — Кто она?

— Не знаю, — после недолгого молчания опустошенно признался Забелин.

Разумовской пришлось задействовать всю силу волю, чтобы позорно не расплакаться. Ведь знала ответ. В тот момент, когда Саша посмотрел ей в глаза, она уже всё знала. И всё же Виктория не удержала судорожного всхлипа. Пришлось запрокинуть голову и посмотреть наверх, чтобы не дать горьким слезами пролиться. Они всегда были откровенны друг перед другом, вот и сейчас Александр не стал играть, придумывать оправдания, просто сказал правду. Кто сказал, что словами нельзя убить? Еще как можно! Сейчас её сердце обливалось кровавыми слезами.

— Почему, Сашка? — устало спросила. — Почему? Чем я заслужила подобное? Мешала веселиться? Надоела? Устал от меня? Тебе просто следовало бы сказать об этом, я бы не стала тебя держать. Да и никогда не контролировала, не ревновала, у юбки своей не держала, в сексе не отказывала. Так почему?

Последние слова она прокричала ему в лицо и кулачками ударила в грудь. Потом еще. И еще. И еще. Злость захлестнула её. Было больно, обидно. Казалось, бурлящие внутри эмоции просто взорвут её изнутри. Привычный мир рушился. В один миг она осталась без привычной опоры и поддержки. Именно Саша являлся её основой, а теперь её не стало, и это было страшно. Всю ночь Виктория не находила места, переживала, что обидела, а он в это время развлекался с другой.

— Да не знаю я, — отреагировал он также эмоционально. — Не знаю! Переклинило меня. Злой был, напился. И ты вместо того, чтобы поддержать, с претензиями прицепилась. Вот и сорвался!

Александр так и продолжал стоять рядом, подавляя. Казалось ещё чуть-чуть и она задохнется рядом с ним. Вика оттолкнула его, и что удивительно, он не стал её удерживать.

— С каких пор критическое указание на ошибку является претензией? Я просто хотела, чтобы ты понял, где именно ошибся, и избежал повторения, — её голос звучал рвано. — Я помочь хотела. За тебя переживала! Понимаешь? Хотела, чтобы мы вместе нашли выход из ситуации, а ты вместо того, чтобы меня выслушать, сорвался в клуб и решил показать всем, что ты мачо. Молодец, доказал! Ты даже не подумал, какую боль причинишь своей выходкой! Хотя… Может это и было основной целью? Разозлился и решил ударить в ответ? Если это так, то удар ювелирный. Ты знал, куда бить, милый! Потому что мне сейчас дьявольски больно! Так больно будто меня режут без наркоза.

Она хотела уйти, но Забелин снова перехватил её руку, не давая сделать и шага.

— Это ничего не значит, Вика, — он попытался прижать её к себе, но стала вырываться, словно обезумевшая. — Она ничего не значит! Я сам не понимаю, почему всё это сделал, даже не помню ничего. Я тебя люблю!

— Для тебя может ничего не значит, а для меня значит, — заорала она, пытаясь оттолкнуть его, но Саша был сильнее и игнорировал её попытки вырваться. — Пусти меня. Не смей меня касаться после любовницы! Мне противно. Убери от меня свои руки, черт тебя дери!

Истерика медленно набирала обороты, и Вика не могла её остановить. Она всегда гордилась своей способностью в любой ситуации сохранять спокойствие, но сегодня хваленый навык дал осечку. Родные объятия в один миг превратились чужими, а его прикосновения приносили почти физическую боль.

— Вика, мы справимся с этим, милая, — пытался до неё достучаться Александр, так и не отпустив, — только не отталкивай меня.

— Как ты мог поступить со мной так? — кричала она, уже не сдерживаясь. — Как? Чем я предательство твоё заслужила? Или может секса не хватало? Так я тебе никогда не отказывала! Или она умеет то, что я не умею? Что она смогла тебе дать, чего не смогла бы дать я? Что со мной не так?

Виктория снова ударила от бессилия и злости, что бурлили в ней ядовитой субстанцией. Реальность обжигала чувства, и боль от ожогов была настолько сильной, что внутри всё переворачивалось и деформировалось, становилось уродливым. Там, где раньше любовь к Александру грела и делала сильнее, теперь зарождалась отравляющая, душащая ненависть.

— Ты тут не причем, — Саша рукой зарылся в волосы и дернул, будто хотел вырвать их с корнем. — Я правда не знаю, почему так поступил. Я злой, как черт был. Напился в дупель, не соображал ничего. Бесился от того, что не могу изменить обстоятельства, чувствовал себя беспомощным. Идти к отцу на поклон, помощи его просить, для меня это как серпом по яйцам, хотя и понимаю необходимость. От того наверное и крышу сорвало. Планировал домой вернуться, и… . Мне она просто под руку попалась. Я честно не знаю, как это все произошло. Реально, словно переклинило. Я явно не в себе был. Не в тебе дело, малышка. Она с Фартовым была, крутилась рядом, а я совершенно себя не контролировал…

— Нет, хватит, — выдохнула она резко, останавливая его ранящие признания. Каждое его слово в мозгу словно каленным железом отпечатывалось и приносило адские муки. У Разумовской всегда было богатое воображение, и всё рассказанное она представляла словно на яву. Она отвернулась от него, глазами зацепившись за рисунок на обоях, ей необходимо было хоть на чем-то сконцентрироваться, чтобы позорно не расплакаться. Ей буквально трясло, колотило мелкой противной дрожью.

— Вика, — она почувствовала, как тяжелые руки легли ей на плечи, — она ничего для меня не значит. Весь этот дурацкий вечер был ошибкой. Я не должен был… Прости меня. Прости меня, Вика!

Забелин продолжал удерживать её, хотя она пыталась высвободиться.

— Разве твое «прости» может хоть что-то изменить? — устало спросила Виктория, пытаясь удержать холодный и отстраненный тон. Почему-то стало жизненно необходимым не допустить слез в его присутствии. Не доверяла она ему больше, а слабость можно демонстрировать только самым близким и родным, Саша после своего предательства перестал быть таким. — Как пустое слово может мне облегчить боль душевную? Ладно, допустим, я тебе сейчас скажу, что простила. Что дальше? Сделаем вид, что ничего не произошло? Ага, ровно до следующей ссоры и твоей очередной попытки забыться в объятиях другой. Ты не понимаешь, да? Ничего не восстановится, ничего не будет так, как прежде, что бы ты сейчас не говорил, как бы не каялся.

— Нет, Вика, больше подобного не произойдет, — эмоционально произнес Александр, рукой поворачивая её голову за подбородок и заставляя её на него смотреть, — поверь мне!

— Верить тебе? После всего? — смешок был горьким на вкус. — Как после всего я смогу тебе верить, Саша? Я не смогу жить с тобой после измены. Потерянное доверие уже не восстановить. Каждый раз дергаться и изводить себя мыслями, где ты пропадаешь, стоит тебе на полчаса задержаться? Превратиться в параноика и сводить с ума тебя и себя заодно? Нет уж, спасибо! Ты говоришь, тебе плохо было. Вот и мне сейчас плохо, хреново так, что сил нет. Может мне пойти в бар, снять первого попавшего мужчину, «спустить пар» с ним, сравнять счет, так сказать. Скажи, мне легче станет? Боль и безысходность уйдут? Проблема решится? И главное, ты после всего этого, меня примешь обратно? Сможешь простить мне чужого мужика, что лапал, трахал меня. Сможешь ли ты поцеловать меня, если я провоняю им?

Поток её слов прекратил глухой удар, когда Забелин запустил в стену, стоящую рядом на комоде вазу. Та с громким звуком распалась на осколки, прямо как она сейчас. Вика даже не вздрогнула. То ли до сих пор находилась в сильном шоке, замедляющем реакцию, то ли даже после всего подсознательно продолжала доверять ему и знала, что Александр не причинит ей физического вреда. Сашка же через секунду снова нанес удар, кулак впечатался в стену. Даже не поморщившись от боли, он грубо выругался. Этого ему показалось мало, и он стал осыпать бедную стенку ударами, словно эта она виновата была в их разладе.

Приступ агрессии закончился так внезапно, как и начался. Костяшки кровоточили, да и сам Забелин выглядел каким-то потерянным, но всё это совершенно не трогало Вику. Внутри неё будто умирало всё. Сердце кровью обливалось, а Разумовской хотелось сделать хоть что-то, что облегчило её внутреннюю боль, неважно насколько плохое и аморальное. Всё, что угодно, чтобы она смогла снова просто дышать.

— Ты не сделаешь этого,— тяжело выдохнул Саша, — просто потому что ты лучше и сильнее меня, малышка.

Еще недавно Вика согласилась бы с ним, но сейчас ей было так больно, что она была готова на всё, чтобы загасить её, облегчить хоть как-то. К тому же изнутри её обжигала потребность сделать больно ему в ответ. Виктория всегда знала, что все эти модные БДСМ-игры не для неё просто потому, что в её случае инстинктивным ответом на причинённую ей боль было желание ударить в ответ, а на боль другого живого существа она неизменно реагировала желанием облегчить участь, защитить. Палач из неё никогда не выйдет, как и жертва. Сейчас ей причинили боль, и желание ответить тем же играло в крови. И она вполне могла пойти на это.

— В данный момент я готова на всё, чтобы мне хоть немного легче стало, — прохрипела она яростно, — и если трах с другим мужиком мне облегчит страдания, то я это сделаю. Так ответь, станет ли мне легче, если я изменю тебе в ответ?

— Нет, не станет,— рявкнул он, словно раненный зверь. Похоже, только одна мысль, что Виктория может заняться сексом с кем-то другим, приводила его в неконтролируемое бешенство. — Станет всё только хуже. Знаешь, как я сейчас себя чувствую? Дерьмом и сволочью. Предателем, недостойным любимой женщины!

— Так зачем ты всё это сотворил с нами? Почему тебе понадобилась та, другая женщина? — закричала Вика, отступая от него. — Кому и что ты пытался этой выходкой доказать? Или берешь пример с Фартового, жена которого даже не представляет сколь ветвистые рога ей наставил муженек? Лена молча ждет и прощает нечаянно всплывшие факты неверности, но я не она, Саша. Я так не смогу!

Виктория специально поддерживала в себе нужный уровень злости, чтобы не дать боли полностью завладеть собой. Гнев давал ей иллюзию контроля над своей жизнью, не давал чёрной дыре в груди разрастись ещё больше и полностью поглотить её.

— Женская позиция, ждать мужа босой и беременной на кухне, пока тот нагуляется вволю, не для меня. Я терпеть не собираюсь! — жестко закончила она, уже зная, что будет делать. Тратить время на сборы больше не видела смысла, это давало больше возможности для Саши изменить её решение, а спорить с ним, что-то доказывать она больше не собиралась. Слишком много сил уходило на это. Вместо этого она направилась обратно в коридор. Её наряд не слишком подходил для выхода из дома, старый спортивный костюм и смешная, нелепая футболка, но расходовать драгоценные минуты на переодевание не стала. Ей нужно было срочно покинуть эту квартиру, оказаться, как можно дальше от Забелина.

— Вика, что ты задумала? — насторожился Саша, следуя за ней по пятам и с подозрением наблюдая за её действиями.

Трясущимися пальцами подхватила сумочку, лежавшую на тумбе в коридоре. Телефон оказался там же. Видно Александр отложил его в сторону, не став разглядывать компрометирующие его фотографии, что были присланы ей. Быстро надела балетки, что удачно стояли у входа.

— Вика! — отчаянно закричал он.

Она обернулась и посмотрела прямо ему в глаза.

— Я ухожу, — сообщила Разумовская, горько усмехнувшись. Внешне спокойная, а внутри разверзлась самая настоящая буря. — Я не прощу, Саша. Не смогу. И жить так не сумею. Когда мы только начинали, я сразу сказала, что если ты меня разлюбишь, или я надоем тебе, просто скажи, и я уйду, не буду держать.

— Но я люблю тебя, — запротестовал Забелин и снова оказался совсем рядом, только руку протяни, и часть неё хотела прижаться к Сашке, позволить ему обнять её и всё забыть, но это было бы лишь слабостью, которую Вика не могла себе позволить. — Люблю тебя. Мне никто кроме тебя не нужен!

— Это только слова, Саша, поступки указывают на другое, — опустошенно произнесла Виктория, качая головой. — Если бы я нужна тебе одна, ты бы не искал утешения в объятиях другой после нашей ссоры.

На это ответить ему было нечего, и Саша просто снова выругался. У него не имелось в запасе больше аргументов для спора. Просто сжал её плечи большими руками, словно хотел удержать. На его фоне Вика всегда смотрелась миниатюрной, хотя рост имела средний, да и худышкой её не назовешь. Ей всегда нравилось ощущение, когда она оказывалась в его сильных объятиях и чувствовала себя хрупкой, рядом с ним можно было полностью расслабиться и на время избавиться от амплуа бабы с яйцами, которое Вика приберегала для работы, но иногда автоматически переносила и на другие сферы жизни. Забелин напоминал ей о том, что она женщина, а не пахотный конь. Но если раньше Виктория жаждала его прикосновений, то теперь мечтала от них избавиться. Двойственное чувство, вроде до сих пор внутри всё стремилось к нему, но в то же время от его касаний хотелось передернуться, появлялось омерзение, ведь Саша этими руками касался другую женщину.

— Я тебе не отпущу, — категорично заявил Александр, удерживая её взгляд. Хватка на её плечах усилилась и стала почти болезненной. — Никуда ты не пойдешь, слышишь меня?! Останешься здесь, в нашей квартире. Ты дала слово, что всегда будешь со мной и в горе, и в радости, что бы не случилось. Ты слово дала, черт возьми! Я люблю тебя, и ты меня любишь. Не пытайся отрицать, чувства никуда не делись.

Чувства обоих переполняли, жаль только негативные. Он тоже захлебывался эмоциями, злился. Ей было хорошо знакомо это состояние, когда ничего не можешь изменить, и от этого гнев внутри нарастает, а выплеснуть его некуда. Сама сейчас в схожем положении находилась. В его глазах Вика ясно видела укор, и как ни странно, что-то внутри дрогнуло. Ей пришлось закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы немного отрезвить себя и не раствориться окончательно в родных, любимых и таких жестоких глазах.

— Ты тоже дал слово, что будешь защищать меня и любить, а в итоге не защитил от самого страшного, — произнесла надрывно Виктория. — Думала, что мы сможем пронести наше чувства через жизнь, не познав предательства. Все вокруг говорили, что подобное невозможно и первая любовь кратковременна и порой болезненна, а я не верила. В сказку поверила. Верила в наше «навсегда». Дура я, причем дура доверчивая. Построила воздушные замки, а теперь они осыпались пеплом. Да, я люблю тебя, но просто не выдержу повторения того, что чувствую сейчас, а гарантий того, что это не повториться нет. Веры нет. Измена — это слишком больно.

— Всё равно ты никуда не уйдешь, — он резко притянул её к себе и встряхнул. — Я не отпущу меня! Если нужно будет, привяжу к кровати и выпускать из квартиры не буду!

— Это ничего не изменит, — хохотнула она отстраненно. — Можешь удерживать меня хоть на привязи, но между нами уже всё кончено. Как ты этого не понимаешь? Сегодня ночью ты перестал быть моим.

Забелин шумно выдохнул и поморщился, словно от головной боли.

— Вика, поверь мне, я — твой, — экспрессивно выкрикнул он, — со всеми потрохами. Всё, что произошло, ничего не значит. Дебильная и глупая ошибка.

— Пусти, — потребовала она, и видно было что-то твердое в её взгляде, потому что Саша послушался. Виктория и сама не поняла, откуда взялись силы на подобное упорство, потому что внутри ощущала лишь пустоту и усталость. — Я не смогу продолжить жить с тобой, будто ничего не случилось. Случилось, Саша. Ты предал меня. Одним своим поступком разрушил меня меня до основания. Твою мать, Забелин, еще три дня назад я думала, что беременна от тебя. Хотела этого ребенка, хотела ребенка от тебя, и очень расстроилась, когда беременность не подтвердилась. Теперь понимаю, что это только к лучшему. Я тебе не нужна, а дитя тем более.

— Нужна, Вика, — сипло прошептал Саша. — Ты вся мне нужна от макушки до кончиков твоих пальчиков. И ребенок нужен. И всё у нас обязательно сложится, только дай мне шанс. Всё исправлю. Я докажу, что ты можешь мне доверять!

— Нет, — Виктория себя возненавидела в этот момент, потому что всё-таки расплакалась. Слёзы потекли по щекам, несмотря на все её усилия их сдержать. — Ничего уже не будет, потому что нас нет, Саша. Ни-че-го! Потому что если останусь с тобой, я перестану себя уважать и буду тихо сходить с ума от ревности. Каждый раз, когда ты будешь задерживаться в клубе, я буду себя накручивать и подозревать. Каждый раз после очередной небольшой ссоры гадать, не решил ли ты снова спустить пар в объятиях другой. Постоянно буду думать об измене, и пилить тебя, ненавидеть и себя и тебя. Как я могу забыть о том, как легко ты можешь повторно причинить мне боль? Ты ведь уже однажды так поступил и даже не подумал, как это сильно ударит по мне. Как я могу быть уверена, что ты снова не переспишь со случайной знакомой из бара, просто потому что тебе в этот момент было плохо? Как смириться с тем, что в определенный момент тебе стало мало меня?

Слова текли рекой и исходили из самого сердца. Вика говорила всё это прямо ему в лицо, хотя горло перехватывало от переполнявших её эмоций, не таила собственных чувств, смотрела в его потемневшие глаза. Она причиняла боль Саше своими словами, но произнесла лишь чистую правду, а за правду, как известно, не извиняются. Боль стала их реальностью, и чтобы избавиться от неё, Виктория видела только один путь — разойтись. Его измена стала точкой невозврата для их пары.

Слёзы всё никак не останавливались, Разумовская лишь раздраженно размазывала их по лицу. Сашка молчал. Застыл статуей и молчал, лишь сжатые до побеления кулаки говорили, что Забелин на грани.

— Ты слишком многого от меня хочешь, Саш, — устало вынесла вердикт Виктория, рыдала она уже в полный голос. — Я принадлежу тебе полностью и безраздельно, и того же хочу от тебя. Не хочу и не буду делить тебя с кем-то, даже с воспоминаниями о случайной женщине, что скрасила однажды твой досуг. Ты или мой безраздельно, или чужой. Сегодня ночью ты стал для меня чужим.

— Прошу, не уходи, — попросил Саша тоном, которого Вика никогда не слышала от него. Слишком много отчаяния и потерянности. — Пожалуйста, останься со мной. Я всё исправлю. Прости меня. Давай забудем всё и начнем всё сначала!

— Ты так и не ответил на мой вопрос, Саша, — напомнила Разумовская ему, пытаясь хоть немного заглушить плач. — Смог ли бы ты простить меня, если бы пришла от другого мужика к тебе? Простил бы ты мне мой нечаянный загул?

Она смотрела на него сквозь слёзы, ожидая ответ, а Саша всё тянул. Забелин шумно дышал, а на щеках заходили желваки.

— Ну, что ты молчишь? Отвечай! — её терпение закончилось. — Простил бы ты меня?

— Не знаю, — рыкнул Александр наконец. — Не знаю, довольна?

Вика улыбнулась дрожащими губами, правда на улыбку её гримаса мало походила. Скорее на оскал смертельно раненного животного.

— Так чего ты хочешь от меня, Саша? — выдохнула Разумовская, понимая, что нужно бежать отсюда. Как можно скорее, потому что стоит ей здесь еще немного задержаться, то никуда уже не уйдет. — Я вот тоже не знаю, смогу ли я тебя хоть когда-нибудь простить.

— Я тебя никуда не пушу! — упрямо продолжать он твердить, словно раздраженный маленький мальчишка, у которого отобрали любимую игрушку. Но Вика не игрушка, у неё есть чувства и право выбора, и она никому не позволит играть своими чувствами, даже любимому человеку.

Разумовская вырвала свою руку из его хватки и отрицательно качнула головой. Ей нужно на волю. Сейчас же. Оказаться как можно дальше от него. Забраться в укромное надежное место и зализать раны.

— Не уходи, — продолжал Саша говорить, но Вика обошла его и открыла входную дверь. — Давай поговорим. Мы всё решим.

В ответ девушка судорожно всхлипнула.

— Ты всё решил за нас этой ночью, Саша, — Виктория целенаправленно не обернулась, когда говорила, боялась, что сердце дрогнет, а она должна быть сильной. — Вечером просила тебя остаться, не уходить из дома взвинченным, успокоиться и не обижаться на меня, но ты решил, что какая-то кукла из клуба более достойна твоего внимания.

Виктория тихо закрыла за собой дверь, даже не став хлопать дверью. Зачем? К чему подобный драматизм? Его и так хватало с лихвой… Аккомпанементом её уходу служили полузадушенный крик и удар тяжелого предмета о стену. Вика трусливо бежала от него, потому что знала, что еще чуть-чуть и останется тут, в его квартире, и предаст собственные принципы, но для неё это был путь в никуда. И только дома, в своей старой квартире Виктория дала волю своим слезам и истерике, а потом произошло непоправимое…

Забелин оказался в больнице на грани жизни и смерти.