Анна Авзалина.

—  Доченька!

Знакомый  голос  прорезает тяжелый воздух, вырывает  меня из пучины  мыслей. Я оборачиваюсь и вижу отца, стоящего в дверях. Он одет в идеально сшитый костюм, в  руках  держит небольшой букет, который кажется жестокой шуткой. Его глаза настороженные, он пытается улыбнуться, пытается быть сильным.

Для меня.

Я иду к нему, молча  шагаю в его объятия, когда они раскрываются.

В  ту секунду, когда его тепло окутывает меня,  внутри меня что-то ломается.

 Слеза, горячая и быстрая, выскальзывает, но я быстро смахиваю  её. Он не должен видеть мои слёзы. Не хочу добавлять ему боли, вина  и так  его съедает. На нём нет лица.

— Как ты? Держишься? — Его голос звучит  грубее обычного, когда он вручает мне букет,  маленький, нежный, как я. Как прежняя я. —  Ты хочешь, чтобы я остался? Я могу побыть  с тобой, пока не настанет час….

 —   Не стоит. Я в порядке, папа. Это же день моей свадьбы, забыл?— Я выдавливаю из себя такую ​​натянутую улыбку, что становится больно. — Я самая  счастливая невеста!

Ложь горько пахнет на моём языке. Он видит её  насквозь, его челюсти сжимаются, когда он протягивает руку и касается моей щеки. Его  прикосновение слишком мягкое для этого момента, для кошмара, в который превратился этот день.

—  Тебе не нужно этого делать. Я могу найти другой способ. Мы можем отложить...

— Нет,  — перебиваю я его, мой голос звучит  резче, чем я предполагала. Букет выскальзывает из моей руки, приземляется на пол с глухим звуком. — Мы оба знаем, что другого пути нет!  

Его лицо сморщивается, тяжесть мира давит на него.

Он был моей скалой, моим защитником, всем для меня с того дня, как умерла моя мама. Он был тем, кто поддерживал меня в каждом разочаровании и  в каждой победе.

И теперь я должна спасти его.

Слезы наполняют его глаза,  впервые в жизни я вижу, как он плачет.

Мой отец — человек, который не дрогнул, когда его людей расстреливали, человек, который выстоял, даже когда его империя сгорела. Теперь он плачет. Я проглатываю крик, царапающий моё горло.

—  Папа, — шепчу я, хватаю салфетку  с комода и промокаю его глаза. Вид его слез разрывает меня на части, но я не могу развалиться.

Не сейчас. Пока нет.

—  Ты всегда мечтала о свадьбе, когда была маленькой, — говорит он, его голос надламывается от ностальгии.  — Твои куклы, платье принцессы.  Ты любила  говорить об этом!

—  Это было до того, как я узнала, каков мир! — горько улыбаюсь, в моей груди распространяется боль.

 Он качает головой, притягивает  меня ближе.

— Мир может быть уродливым и жестоким, доченька, но твои мечты всегда с тобой.  Я должен был защитить тебя от всего этого. Не смог. Я  заставляю  тебя платить за мои ошибки!  — его голос срывается,  мне кажется, что моё сердце вырывают из груди. — Мне нет прощения.

Я больше не могу сдерживаться. Слезы льются, горячие и неконтролируемые, они струйками текут по моему лицу.

—  Со мной всё будет хорошо, — умудряюсь сказать я, хотя это ложь. Ложь, которую я твержу  себе с того дня, как начался этот кошмар. Я научилась у отца  как надевать маску, как заставить мир поверить, что ты несокрушима, хотя ты уже разбита. Его рука падает, боль  в его глазах убивает меня.

— Я знаю, что ты справишься,  — шепчет он, его голос полон гордости и печали.  — Ты моя дочь.

Мы стоим в тишине, тяжесть того, что предстоит, давит на нас.

Эта комната кажется могилой, с  холодной, удушающей атмосферой, полной противоположностью тому, какой должна быть свадьба.

Я всегда представляла себе день, наполненный светом, любовью и смехом.

Я мечтала о красивом платье, о том, как я иду по проходу к мужчине, который смотрит на меня так, словно я — весь его мир.

 Вместо этого я пойду к человеку, которого презираю.

Через пару часов  я дам клятву незнакомцу — мужчине, за которого  выхожу замуж не по любви, а ради спасения. Другая бы  отказалась.

Но у меня нет такой роскоши.

Если я не выйду за него, мой отец потеряет всё. Свою империю, своих людей, может быть, свою жизнь.  Какая больная, извращенная сказка. Мой отец отступает, прочищая горло.

 —  Я должен проконтролировать,  как  идут дела,  — говорит он, хотя его голос дрожит от неуверенности. Я качаю головой, обрываю его, прежде чем он успевает снова предложить остаться.

—  Со мной всё будет в порядке. Я дочь Германа Авзалина, в конце концов! 

Слова должны были утешить его, но гордость в моем голосе кажется пустой.

Тем не менее, это заставляет его улыбнуться,  появляется проблеск надежды в его усталых глазах. Он притягивает меня в последнее объятие,  я прижимаюсь к нему, держусь крепче, чем когда-либо.

—  Увидимся в зале, дочка, — шепчет он. Я целую его щеку, борясь с желанием умолять его не уходить. Беспомощно  смотрю, как за ним закрывается дверь.

В тот момент, когда он уходит, мои ноги подкашиваются,  я падаю в кресло, зарываясь лицом в ладони.

Мои слезы продолжают свободно литься,  я молюсь о чуде. Чтобы земля поглотила меня целиком и выплюнула куда-то далеко-далеко отсюда.

Где-то, где я смогу забыть, что этот день когда-либо был.

 Но я больше не ребенок.

Я не могу убежать и спрятаться. Это мой долг, моя судьба, и я скажу «Да»!