Даже самая распрекрасная жизнь может превратиться в кошмар, так же внезапно, как разлетается вдребезги любимая бабушкина ваза.

Прекрасный дом с гаражом на две машины. Детские качели и игрушки раскиданные по хорошо постриженному газону. Муж, который может встать утром раньше тебя, и сварить кофе. Да что кофе! Он и обед мог соорудить такой, что закачаешься. Даже сейчас, не смотря на всю трагичность ситуации, стоит мне вспомнить его лазанью, как слюнки так и текут, а в желудке начинает урчать. А его суп с блинчиками... ммм! Но это все в прошлом. Потому что в тот день, вернувшись из парикмахерской домой, я обнаружила его мертвым.

Он полулежал с закрытыми глазами в своем любимом кожаном кресле возле камина. Его голова покоилась на подголовнике, а рот был слегка приоткрыт. Одной рукой он еще продолжал держать газету, раскрытую на деловой странице.

Сначала я подумала, что он спит, и даже постаралась не шуметь. Газета из его руки с шелестом скользнула на пол. Я ожидала, что он откроет глаза, но этого не произошло.

Смутная догадка, о близком горе шевельнулась где-то под сердцем. Я сделала два шага к нему. Два. Я хорошо это помню. Потому что на третьем шаге я внезапно замерла как в стоп-кадре. Из приоткрытого рта моего мужа вылетела муха. Большая мясная муха с золотым отливом.

Гудя, он деловито закружила по комнате.

Мой муж не шелохнулся. Это было жутко. Он был идеально мёртв. Мёртв и холоден как звук сквозняка в заброшенном здании. Позже эксперт приехавший вместе с полицией, скажет, что он умер за несколько часов до моего возвращения. Остановка сердца.

Последующие дни передо мной, сплошной чередой размытой слезами, проплывали лица дам и господ разного возраста, знакомых и незнакомых. Люди приходили и уходили. Кто-то что-то приносил и уносил. Помню даже какую-то женщину с подносом выпечки. Люди скорбно склонялись ко мне, брали за руки, и что-то говорили.

"Мужайся, он защитит тебя свыше", – гудело мне в одно ухо.

«Какой кошмар, я видел его на днях, и он был в полном порядке", – трещало в другое.

"Мой бедный друг, рассчитывайте на меня и мою супругу... все, что мы можем.. в вашем распоряжении"

«бу-бу-бу-бу-бу бу-бу-бу бу-бу...»

Все речи были удивительно похожими по содержанию, поэтому, когда на десятый день моего положения вдовы, я услышала слова Жанны – моей двоюродной тети – ее голос словно лучик света рассек траурное царство угрюмо бубнящего хора.

« ...и она прекрасно вышла снова замуж», – с этого момента я начала слушать, – «А ведь тоже, сколько было слез, сколько отчаяния. Пришлось даже за ней присматривать одно время – боялись, что она может с собой что-нибудь сделать. Слава богу, подвернулся этот инструктор по йоге. Это я ей, кстати, йогу посоветовала. Отличный парень. И стоит у него не в пример покойнику, я извиняюсь. В общем, одни бонусы от новой жизни. Я не говорю, что до этого было плохо. Но нет пределов совершенству, как в песне поется»

«Такой песни нет».

«А тебя не проведешь!», – Жанна обняла меня за плечи.

Я впервые с момента смерти мужа улыбнулась.

«Ну, вот и умничка. Теперь от новой жизни не увернешься. Так пусть она будет без слез и соплей. Ты об этом подумай»

И я подумала, когда наконец осталась одна.

Да. Новая жизнь, Жанна права. Без слез, соплей, и красных глаз обрамленных темными кругами. Мне всего лишь сорок четыре. И задница у меня подкачана в спорт-зале как мяч перед важным матчем. О груди и губах позаботились хирурги, о банковском счете – покойный супруг. Вдова мечты, если двумя словами. И тот мужик с сединой на висках и в черном костюме от Бриони так на меня смотрел. Как его? Ах да, Анжело. Итальянский бизнесмен и плейбой ,совсем недавно начавший стареть. И пахнет от него просто волшебно, – что бы это ни было, но я хочу их женскую линию! Как его сюда занесло? Наверное мутил какие-то дела с моим...

Гудение подлетающего бомбардировщика напугало бы меня не так, как это внезапно раздавшееся в тишине жужжание мухи.

Это была она. Та самая золотистая муха.

Она снова кружила по комнате, летая прямо у меня над головой.

Я быстро встала. В руках у меня оказалась газета – та самая, которую покойный читал перед смертью (совершенно дикое совпадение).

Муха словно все поняла, и вылетела вон из комнаты. Ее присутствие где-то в доме меня пугало. Я не могла согласиться с мыслью, что она останется жить. Ее надо было убить, и сделать это как можно быстрее. Пока я шла за мухой в кухню, где только что слышалось ее жужжание, руки сами свернули газету в трубку.

Гудение прекратилось. Неужели она улетела в окно?

Нет. Окна на кухне зимой всегда закрыты. Черт, откуда вообще зимой взялась эта муха?

Я внимательно оглядывала кухню. Ее размер и оснащенность в свое время стали главной причиной покупки этого дома. Сорок пять квадратных метров набитых новейшей бытовой техникой; черная мраморная столешница полтора на три метра под большой и причудливой дизайнерской лампой; идеальный дубовый пол.

Муха молчала. Ну, и хорошо: будет лучше, если я ее увижу раньше, чем услышу. Если она снова начнет летать, придется бегать за ней по всему дому. А так можно будет покончить с ней на месте. Я осторожно закрыла дверь, отсекая ей возможный путь к побегу.

Где же она?

Я старалась двигаться осторожно, чтобы не спугнуть ее, и наконец заметила. Золотистый маленький блик выдал ее на присыпанном мукой черном мраморе – на том самом краю, где мы с Жанной возились вчера с оладьями. Там осталось не убрано.

Муха была там. Но вела она себя довольно странно. И в ее поведении было что-то пугающее. Она быстро бегала туда-сюда по столу по просыпанной муке. Мухи так делают только если им оторвать крылья, да и то я сомневаюсь, что они будут носиться так быстро. Но у этой с крыльями все было в порядке. И бегала она по столу с огромной скоростью, будто хотела что-то срочно найти или очень торопилось покончить с каким-то делом.

Я подходила все ближе и ближе, сжимая газету. Уже были видны ее крылышки и золотистая спинка. Ее лапки оставляли на тонком слое мучной пыли малюсенькие следы. «Сколько лапок у мухи?» – зачем-то стукнул у меня в голове неуместный вопрос. Он внес дисгармонию в мой поток сознания. Муха это словно почувствовала, и опять поднялась в воздух, наполнив кухню своим невыносимым жужжанием.

«Так я ее никогда не убью», – зло подумала я.

В нижнем ящике был спрей с жидкостью, которой мой покойный муж травил муравьев этим летом. Да, это будет то, что надо. Сбить ее как вражеский самолет или злого дракона шипящей струей этой отравы. Открытых продуктов нигде нет, а поверхности завтра протрет Марина – наша... то есть, моя домработница.

Первый же залп оказался удачным. Муха пролетела сквозь смертельное облако, и теперь была обречена. Нужно было только подождать. Она начала нарезать свои круги все быстрее и быстрее, так что за ней стало трудно уследить. Изо всех сил она пыталась убежать от уже пожирающей ее смерти. Даже люди иногда ведут себя так же, что взять с глупого насекомого. Тембр ее жужжания резко сменил тональность, будто у самолета в моторе что-то сломалось. Но она не хотела падать. Она отчаянно продолжала работать крыльями, которые ее уже не слушались. И вот наконец, взмыв в последний раз под самый потолок, она с протестующим ревом, словно дымящий бомбардировщик из старого фильма про войну, рухнула на черный мрамор стола.

Некоторое время она еще пыталась взлететь, нелепо кружа по столешнице, но потом замерла, и больше не двигалась. Ее жирный золотистый трупик лежал посреди рассыпанной муки. Я подошла для контрольного удара газетой, и даже занесла ее снова, но опять замерла как в стоп-кадре, как тогда, когда впервые увидела эту чертову муху. Меня сковал ледяной ужас.

Цепочки следов, где она бегала до этого, оказались вытоптанной на муке надписью.

Там было написано: «Я вернулся».