Если невеста ушла к другому, неизвестно кому повезло.

Возвращение домой одним приносит радость, другим разбитые мечты. Где бы ты ни был, если тебя ждут, не всё потеряно. Есть ради чего просыпаться по утрам, о ком думать бессонными ночами, на что надеяться.

Когда над головой свистят пули, теряешь друзей, с которыми свела судьба и война, обязательно нужен якорь, удерживающий в этом мире. Воспоминания об улыбке любимой, её глазах, сверкающих подобно изумрудам, помогали не сойти с ума, когда было чертовски тяжело. И наверное хорошо, что письмо где-то затерялось. Иначе каждая пуля могла стать роковой.

Сокол предполагал, что «затерялось» письмецо намеренно. Командир берёг каждого бойца. Вот только и он не заговорённый. Хороший был мужик. Правильный. Смелый. И много таких же смельчаков полегло на далёкой чужой земле. Тех, кого дома ждали, любили и по ком теперь льют горючие слёзы.

А Соколов выжил. Он перечитывал полученную весточку о том, что невеста его не дождалась. Выскочила замуж за другого. Просила понять и простить. Девка она молодая и не готова ждать его вечно. Годы идут. Лучшие её годы. Так и написала. Честно.

Мужчина смял многострадальный листок и тяжело вздохнул. В последнем бою он тоже схватил ранение. Лёгкое. Но от строк, сообщающих о расставании, больнее. Предательство. У него есть вкус. Горький такой. Противный.

Нина Ромашова сменила фамилию. Стала чужой женой. Вот так просто. Будто и не было меж ними любви. А ведь он любил. Сильно. И готов был всю жизнь с ней душа в душу. Деток хотел. Особенно теперь, когда понял как близко смерть ходит и как мало от человека зависит. Не договориться со вздорной старухой с косой. Она решает перекрыть кислород или пущай человек ещё подышит.

— Не кисни, Илюх! Всё у нас будет пучком. Молодые, живые, даже почти целые. Это главное. Поглощаем кислород. Прилетим и в госпиталь определят. Там сестрички в белых халатиках. Ух! — Пытался подбодрить Санёк. Пусть и гоняли их в хвост и гриву, а Болотов всё равно здоровее всех. Будто с поварихой какой сдружился. Если бы таковая имелась, Сокол бы знал.

— Тебе лишь бы по бабам… — Спокойно ответил Илья, но на душе скребли кошки.

— А чего? Я, знаешь ли, не евнух! В полной боеготовности! — Гоготнул приятель.

— Дайте вздремнуть, черти. — Прохрипел Медведев.

— Э-э-э-эх! Кому что, а тебе лишь бы посопеть в две дырочки.

— Да хоть в три, маньяк! Смотри, чтоб от твоего взгляда дикого и фантазий разгулявшихся, все сестрички не разбежались.

Сегодняшнее утро отличалось от других. Сокол летел на Родину. В отличие от него, боевые товарищи его холосты и сердца их не раскурочены вестями с родной земли. В их руках нет конверта, окраплённого кровью с весьма ясным содержанием. Окончательная точка и никакого многоточия.

Если вышла девушка замуж, тут уж без вариантов. Беда в том, что Нина не была просто девушкой. С её именем на устах Сокол засыпал и просыпался. Первая мысль о ней, а уж потом обо всём остальном. Всегда.

Они знали друг друга с самого детства. Много всего пережили вместе. Из детского дома вышли. У Ильи с ранних лет инстинкт защищать её появился. Сколько раз по зубам получал, рёбра ему ломали и кровью плевался, но девчонку в обиду не давал. Знал, сдохнет, но Ромашку, как ласково он её называл, никто не тронет. Его она от макушки до пятушек.

Мужчина прикрыл глаза и причиняя себе ещё большую душевную боль вспоминал её красивые светлые волосы, которые любил пропускать сквозь пальцы. Они на солнце светились, будто нити золотые. А глаза колдовские. Приворожила его словно ведьма и бросила.

От усталости и какой-никакой потери крови, Сокол провалился в сон. А проснулся от того, что их лихо тряхнуло. Самолёт терял высоту. Неужто подбили? Быстро сориентировавшись в пространстве, мужчина нырнул в кабину пилота.

— На одном двигателе идём и тот кривой! — Дополнил сказанное бранью Дубров. Совсем зелёный. Нервничал, но старался виду не подавать.

— Гриш, харе дрыхнуть! Пора подключаться к управлению, пока нас всех дружно не уронили. Не в обиду будет сказано, малец, но в таких ситуациях лучше не геройствовать в одиночку. — Похлопал по плечу более старшего и опытного Сокол и сразу допёр, всё вообще не сказочно. — Гриш?

— Крепко спит, да? — Нервно выдал парень. — Я его зову-зову, а он не отвечает. — Предательски дрогнул голос паренька.

— Крепко. Да. Будить не станем. — Подтвердил Сокол, заметив как побледнел второй пилот. — Ты дыши давай и смотри куда надо, всё остальное потом.

— Мы падаем, сержант!

— Никогда не говори таких слов, Дубров! Мы не падаем, а стремительно снижаемся. — Раздалось позади. — Уступи-ка место, дяде. — Обратился к неподвижному первому пилоту Медведев. Двое подхватили и скоренько вынесли тело из кабины. Ещё минус один.

— Твою ж! — Выругался, хромающий Болотов. От былого юмориста не осталось и следа.

— Ну ты-то куда со своей костяной ногой? — Бросил, усаживаясь на место второго пилота Иван Медведев.

Снижались они не просто стремительно, а очень стремительно. И казалось бы, кто станет трындеть в такой ситуации о всякой ерунде, но мужчины действовали слаженно по привычке. И трёп не мешал пониманию, что скоро им всем возможно кабзда.