Стена напротив покрыта рисунками неумелых детских рук – солнышки с лучами-палочками, домики, похожие на коробки, и нечто абстрактное, должно быть, динозавр.
– Какие клутые щупавца, м-да? – София, сидя у меня на коленях, тычет пальчиком в красного осьминога и радостно лепечет.
Я рисую ей смешную рожицу на запотевшем стекле, щекочу ее ладошку, чтобы хоть как-то отвлечь от ноющего ожидания.
Очередь к педиатру – это всегда пытка. Она движется со скоростью замерзшей улитки.
Душный воздух давит на грудь, как бетонная плита. Вокруг плач, хныканье, бесконечные «Мам, ну когда же?».
Я глажу округлившийся живот, стараясь унять подступающую тошноту. Беременность – это не только девять месяцев радостного ожидания, но и девять месяцев испытаний на прочность. А тут еще и у Сонечки температура подскочила.
– Мам, мне скучно, – дергает меня за рукав дочка, ее щечки горят.
– Сейчас, солнышко, еще чуть-чуть, – шепчу, обнимая ее.
Пытаюсь отвлечь кроху сказкой про принцессу, но мои мысли где-то далеко, в водовороте тревог и усталости.
И это мы еще в частной клинике, а что творится в обычной поликлинике? Страшно представить.
Напротив нас с дочкой сидит молодая женщина. Она нервно теребит в руках упаковку с одноразовыми платочками.
Рядом с ней мальчик лет трех, он тихо играет с машинкой, но мать все равно делает ему замечания то и дело, отчитывая за несуществующий шум.
Смотрю на мальчишку. Такой хорошенький. Я тоже мечтаю о сыне, ведь кнопка дочка у нас с Арманом уже есть.
Мальчик… Что-то в нем кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, где мы могли видеться.
Женщина поднимает глаза и смотрит прямо на меня. Ее взгляд тяжелый, полный какой-то обреченности.
И тут, словно гром среди ясного неба, ее слова:
– Мой ребенок, мой сын… Он похож на вашего мужа, не правда ли? – ее голос дрожит, как осенний лист на ветру.
Однако во взгляде появляется нечто дерзкое, торжественное, высокомерное.
– Это не случайно. Он его отец, – произносит достаточно громко.
Люди вокруг начинают шептаться.
– Ваш муж – отец моего сыночка, – она притягивает к себе мальчика и обнимает небрежно, чересчур крепко, наигранно улыбаясь при этом.
Мир вокруг меня плывет. В ушах звенит. Кажется, я сейчас упаду в обморок, хотя сижу в кресле.
Слова незнакомки эхом отдаются в моей голове, словно в пустом, ледяном колодце.
– Что, простите? – робко переспрашиваю, потому что уверена: ослышалась.
Либо женщина сказала это кому-то еще, но точно не мне.
– Твой муж – отец моего ребенка, – мгновенно переходит на «ты». – Я родила его от Армана, известного музыканта и телеведущего. Ты же Мира, верно?
Киваю заторможено в ответ.
Перевожу взгляд на мальчика и чувствую, как по спине пробегает холодок. Что-то неуловимое, знакомое мелькает в его чертах – изгиб губ, посадка глаз…
Нет, этого не может быть.
Я резко поднимаюсь с места, потому что мне вдруг становится очень душно. Прошу Сонечку посидеть спокойно на месте, а сама иду к приоткрытому окну, вдыхаю весенний воздух, пропитанный ароматом вчерашнего дождя.
– Если сомневаешься, можно сделать тест ДНК, – бросает мне в спину незнакомка.
Ее слова слышит вся очередь. Впору сквозь землю провалиться, хотя лично я ничего дурного не сделала.
Не я раздвинула ноги перед чужим мужем.
Не я предала близкого человека, как сделал это Арман. Возможно.
Верить словам первой встречной так просто не собираюсь.
– У меня есть наше совместное фото, – добивает без ножа.
Мои ноги становятся ватными, я еле удерживаюсь на месте. Все вокруг расплывается, будто я смотрю сквозь толстое стекло.
Неужели это правда? Неужели мой муж, мой любимый муж, способен на такое?
Разворачиваюсь и иду обратно.
– Покажите, – выдыхаю, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, готовое вырваться наружу.
И женщина показывает. Мой Арман, а рядом она. Счастливая, прижимается к мужчине, будто он для нее – целая Вселенная.
– Где вы познакомились? – голос сипит.
Женщина опускает взгляд, продолжая комкать упаковку с платками.
– В студии. Больше трех лет назад.
Больше трех лет…
Это значит, когда мы планировали Сонечку. Это значит, пока я мечтала о нашей семье, он…
Возможно, я уже была беременна на тот момент.
Предательство. Омерзительное, липкое ощущение предательства окутывает меня, как паутина. Внутри все сжимается от боли и злости.
Как он мог? Как он мог предать меня, нашу любовь, нашу семью?
– Я… я не понимаю, – шепчу, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Почему вы мне это говорите сейчас?
– Я больше не могу молчать, – ее голос становится тверже, в нем появляется решимость. – Он не помогает нам, не интересуется сыном. Я хочу, чтобы Арман знал, что у него есть ребенок, и чтобы помогал ему.
Я смотрю на нее, на этого маленького мальчика, который невольно стал орудием мести или, может быть, надеждой на справедливость. И мне становится его жаль.
Жалею и себя, и его, и даже… ее.
– Как зовут… сына? – спрашиваю, стараясь сохранить самообладание.
– Максим.
Максим. Маленький Максим, так похожий на моего мужа.
Моего… бывшего мужа? В голове проносится вихрь мыслей. Что делать? Как жить дальше?
«Три года назад…» – слова незнакомки проносятся в голове, и время словно замирает.
– Вы знали, что он женат? И вам не помешало…
– Я знаю, это звучит невероятно, – перебивает женщина, глядя на меня умоляющими глазами. – Но это правда. У нас был роман… Это было ошибкой, я знаю. Но у нас родился ребенок. Я долго молчала. Но теперь… я больше не могу молчать.
Она делает глубокий вдох и смотрит на меня прямо.
– Я не прошу у вас денег. Я просто хотела, чтобы вы знали. Чтобы Арман знал, что у него есть еще один ребенок.
Мир вокруг меня начинает расплываться. Я вижу лица других ожидающих, слышу детский плач, но все это словно происходит в замедленной съемке.
В голове лишь одна мысль: предательство.
Он предал меня. В самый счастливый период моей жизни. Когда я была так уязвима, когда я ждала нашего ребенка, он… с другой.
Я чувствую, как к горлу подступает тошнота.
– Вы… можете сами поговорить с ним, – выдавливаю я из себя. – Это ваше дело. И его, – отворачиваюсь, прижимая Софию к себе.
Как раз подходит наша с дочкой очередь. Врач осматривает Сонечку, выписывает назначение.
Мы выходим из кабинета. И снова она. Будто стояла возле двери и только нас и ждала.
Может эта женщина и вовсе следила за мной?
Не верю в подобные совпадения, будто мы случайно пересеклись в очереди к педиатру.
Ускоряюсь. Мне нужно быстрее уйти, потому что продолжать этот разговор нет никаких сил.
Мне нужно подумать. Мне нужно увидеть Армана и посмотреть ему в глаза.
Женщина молчит. Я чувствую ее взгляд на себе, но не оборачиваюсь, иду прямо по коридору. Я больше не могу. Не сейчас.
– Арман не станет меня слушать. Я надеялась, ты, как мать, меня поймешь. Вот, – догоняет меня и протягивает носовой платок, завернутый в пакет.
Я видела, она им вытирала нос своему сыну. Зачем тканевым платком – не знаю, у нее ведь были в руках одноразовые.
Возможно специально, чтобы потом отдать его мне в качестве образца.
– Если захочешь узнать правду, сделай тест ДНК.
Машинально забираю пакет, хотя не должна этого делать.
Пусть муж сам разбирается со своим нагулянным ребенком.
Встаю, шатаясь, и направляюсь к выходу из поликлиники. София недоуменно смотрит на меня.
– Мама? – тихонько спрашивает дочурка. – Тебе плохо?
Я целую ее в макушку.
– Все хорошо, солнышко, – говорю, хотя понимаю, что это далеко не так.
Ничего уже не будет хорошо. Моя жизнь, моя любовь, моя вера – все это сейчас висит на тоненькой ниточке, готовой оборваться в любой момент. И я не знаю, смогу ли я это пережить.
Сонечка дергает меня за руку, ее глаза полны испуга.
Я прижимаю ее к себе, чувствуя ее маленькое тельце. Ради нее, ради этого невинного ребенка, я должна быть сильной.
– Нет, солнышко, все хорошо, – повторяю, стараясь улыбнуться.
Мы выходим из поликлиники. Свежий воздух немного проясняет голову. Впереди неизвестность, боль, разочарование.
Но я знаю одно: я не позволю сломать себя.
Я сильная. Я справлюсь.
Придя домой, укладываю Сонечку спать и смотрю в окно. На улице идет дождь, словно оплакивая мою разбитую жизнь. Я беру телефон и набираю номер мужа.
– Нам нужно поговорить, – говорю, когда он отвечает. – И это очень серьезно.
– Что случилось? – в его голосе слышится удивление и неподдельная тревога.
Он самый внимательный муж и отец из всех, что я знаю. Именно поэтому я не могу поверить в то, что он мог меня так жестоко предать.
– Случилось то, что у тебя есть сын, о котором я не знала, – выпаливаю без лишних раздумий.
На другом конце линии повисает тишина.
Тишина, которая красноречивее любых слов…
