Пожалуйста, не шарахайтесь от честного признания – я тунеядец!

Причем закоренелый, наглый, скользкий. Правда, правда преступного безделья никто не замечает, но это так. Полагают, что журналист, как представитель клана творцов, может расслабиться, но все же ему носиться по белу свету – если устал, не грех отдохнуть. Но я утверждаю: усталости нет и в помине. Я сознательно избегаю любых встреч, умных разговоров, мой суперкарандаш с вечным грифелем давно не касался чистого блокнотного поля. Теперь я люблю лежать в кресле-качалке, без конца всматриваясь в прошлое, перебираю то, что со мной, да и не только со мной произошло.

Я точно знаю, что трудолюбие мое надломилось девятнадцать лет назад, когда Лора вернулась из долгого звездного путешествия. Она привезла малыша – как она утверждала моего кровного сына. Я стонал от счастья, но Лору мои отцовские чувства не тронули. Она даже на порог меня не пустила, а по видеоинформатору потребовала убраться на все четыре стороны. Сына своего я так и не увидел и, как побитая собака, поплелся на Космодром. Убравшись на Землю, я все же надеялся на благополучный исход – авось Лора одумается, позовет! Но за девятнадцать лет ни одного проблеска со стороны планеты Белянчикова, ни одного зовущего слова… Полное молчание!

От Вильяма и Деметре, моих самых близких друзей, я узнал : Лора дала малышу имя Викдан.

Викдан – значит данный Виктором!

Выходит, обо мне не так уж и забыли! Но Вильям узнал и про такую подробность, там, в семейном кругу, частица «Вик» забыта – мальчика зовут просто Дан.

Трещину в душе я вовсе не старался как-то замазать, залечить. Наоборот, откровенно злорадствовал – так тебе и надо! Ты даже хорошо не уяснил – в чем же перед Лорой провинился; ты слабак, недотепа с дрожащими неловкими руками, не сумел удержать хрупкое счастье, вот и брызнула  во все стороны острые осколки…

Деметра сочувствовала мне, стараясь подбодрить. Она по-прежнему работала инженером на телевидении, заглядывала ко мне в редакцию, стараясь вовлечь меня в работу, подбрасывала интересные сюжеты.

Но, со мной случилась беда. Трещина в душе углублялась, вовсе не хотелось куда-то мчаться, кого-то интервьюировать. Лучше подремать в кресле, открыть в себе чакры, погрузиться в самосозерцание, а если надоест по поехать к Вильяму и Деметре, выпить винишка, поиграть с Виктором, маленьким сыном друзей, которого они назвали в мою честь. Вильям, спасибо ему, оказался большим дипломатом, старался не тревожить воспоминаниями, сидел в своей лаборатории, он так и остался ученым-изобретателем. Правда мне казалось, что у него в душе тоже появились трещинки. Он постарел, а Деметра, ласковая и внимательная жена его, расцвела, как «Роза – дар прекрасный рая…»

Почти ежедневно я звонил родителям, старики радовались, видео связи было достаточно. Прямых контактов я избегал, врать не хотелось, отец постоянно допытывался : « Где твои передачи? Что снимаешь сейчас?».

Сестрам я тоже позванивал и на все расспросы отшучивался. Они, вероятно, что-то подозревали, особенно в последние годы, но я с важным видом сообщал, что все в порядке, потерпите, я пишу!

Иногда я и сам без малейшего страха, задумывался – долго ли тайной веревочке виться? Ведь всему на свете приходит конец!

Конец пришел неожиданно, на мягких лапках, прекрасным весенним днем, через семнадцать лет.

В своем модерновом скворечнике на тридцатом этаже я возлежал в кресле и привычно околачивал груши, то есть бездельничал. В открыты окна впивалось ослепительное солнце, шустрый ветерок  листал на письменный столе сразу несколько блокнотов.

« Пусть покопается, - усмехался я.- Хочет убедиться?».

В небесной сини взбрызгивали огнями аэры и медлительные винтопланы: густо раскрывались цветы-парашюты, а над ними, на воздушных канатах, взлетали разноцветные россыпи гимнастов. В юные годы я и сам парил над землей, наслаждался полетом, а сейчас… Если захочется, вознесусь, конечно, в виртуальную высоту с помощью компьютера. Но сейчас  и виртуальных выходов не устраиваю. Не то настроение.

На полу передо мной топорщится ворох свежей периодики. Хотя бы просмотреть, а я все хмурюсь, оттягиваю привычную обязанность на вечер. Успеется!

Мелодичный звонок видеотелефона  заставил меня приподняться, включит экран.

Вот так сюрприз! Со мной изволит желать пообщаться Главред Телецентра. Сколько лет мы не виделись? Лет пять?

Главред бодро заговорил:

- Извини, Виктор. Свежую информацию читал?

- Не успел.- чистосердечно признался я. – Что-нибудь сногсшибательное?

- Вот именно. Проснись, Виктор, и пой! Ознакомься и за дело. Нужен репортаж.

Главный повесил трубку.

Я поднял «Столичные ведомости» и стал изучать. Что же ,интересно, произошло? Если сам Главный просит?

Ага, вот что. Во Дворце правосудия, который почти полвека бездействовал, состоится суд. Почти на полстраницы – три великолепных портрета – два парня и девушка. Всем по девятнадцать, писаные красавцы!

Ну и в чем дело?

А вот об этом как раз ни слова. Вероятно, и нужно будет рассказывать. И показать! И убедительно представить на экране криминальные материалы.

Давненько не судили, да еще девятнадцатилетних! Меня, по известной причине, резанула цифра «девятнадцать». Ну так что ж, бывает совпадение и похлеще.

После недолгих ленивых размышлений принимаю решение : « Нет, не возьмусь». И без меня покажут, как надо.

Забренчали колокольцы дверного замка. Я вздрогнул, насторожился. Кто? Без предупреждения, в ранний час?

Замереть? Раствориться, что в квартире – никого?

Я вскочил и щелкнул задвижкой.

Увидел на пороге Вика, я еще больше удивился. Парень загадочно улыбался, взирая на дядю Виктора с двухметровой высоты, он был выше меня на целую голову. Краснощекий крепыш с изумрудными глазами и лукавыми ямочками не щеках! Я любил его как родного сына, и он похоже платил мне тем же.

Вик вальяжно вошел, поздоровался. Он сиял, словно северное сияние.

- Выкладывай, - не сдержался я. – Не томи душу.

Вик ткнул пальцем в « Столичные ведомости».

- Читали последнюю сенсацию?

- Разумеется, - кивнул я , благодарно вспоминая Главного.- Молодые ребята. Интересно, в чем они провинились?

 - Ребята сложные, у каждого свое. Суть в том, что Президент издал указ. Молодых будут судить молодые.

Я удивленно крякнул.

- За плечами у нас века, - пафосно вещал Вик. – Знания тоже есть. В юридический колледж кого попало не принимают.

-Уж не ты ли будешь судить?

- Представьте себе, этот процесс поручили мне. Дипломная работа.

- Поздравляю. Чувство справедливости у тебя есть.

-Спасибо, дядя Виктор. И еще, я хочу, чтобы процесс снимали только вы.

- У нас много хороших журналистов…- заметил осторожно я.

- Значит, не хотите?

- Дай подумать. Не торопи.

- До завтра надо дать ответ. Все материалы у меня.

Я проводил Вика до дверей. Призадумался. Казалось бы, все просто. Просят- иди да выполняй. Но что-то меня останавливало. Лень? Привычка праздности? Я же опасный тунеядец, и имею ли право, тварь  я дрожащая …

Лучше откажу я этому прекрасному юноше. Пусть лучше репортаж сделает профессионал. Вик будет доволен крепко сработанным материалом  и ленивца дядю Виктора простит!

Какая разница – кто снимет?

Опять колокольцы. Сегодня  у меня день приема? Открывать или не открывать ? Вот в чем вопрос! Кто этот гунн посягнувший на покой мирного дома?

Вильям! Собственной персоной! Сколько лет, сколько зим! Вот этого я не ожидал!

Я радостно завопил:

- Только что ушел Вик!

- Знаю.

Вильям, в отличии от сына, свечения был лишен начисто. Только я и Деметра знали , что в его притемненных глазах сильные зеленые искры – вестники душевной бури и огня. Вильям заметно сутулился, ходил медленно и в последнее время имел какой-то старообразный вид. Но при этом оставался неунывающий, бодрый, смекалистый…

Меня природа не обделила, во всяком случае чувства юмора.

- Ты тоже интересуешься криминалом?

Вильям уставился на меня, растерянно подтвердил.

- Тоже.

- Не понимаю, что в этом процессе особенного? Ну, ладно, мы отвыкли от преступлений. Разберутся. Накажут. А возраст? Ну, кто не совершает ошибок в молодости.

-  А! Ты не видел «Курьера»! – догадался Вильям.

 – Так. «Вестник Мира», «Столичные Ведомости»,  « Курьер». Не все ли равно. Все одно и тоже. – скептически отозвался я.

- Прочитай это. – И Вильям ткнул мне листок с нужной колонкой, напечатанной крупным шрифтом.

Ну-ка, ну-ка, весьма любопытно, чем уж таким сверхъестественным меня желают потрясти? Необыкновенной биографией юных преступников? Начну с девушки. Имя прекрасное- Леда.

Родилась в небольшом курортном городке на брегах Азовского моря. Лауреат конкурса скрипачей в Атланте. Обвиняется в безнравственном поведение. Реликт трудно искореняемых наклонностей?

Смотрю на Вильяма. Тот, скрюченный, даже не пошевелился. Ладно, читаем дальше.

Второго крамольника  величают Теодоро. Выпускник металлургического колледжа. Варит сталь. Похвально! Подвела парня чрезмерная любовь к животному миру. Он стал воровать …лошадей! Устроил за городом выгон, нагнал целый табун.

Третий « нарушитель конвенции» - знаток физики, математики, астрономии. Победитель многочисленных Олимпиад.  Шахматист. Родился и вырос  на планете Белянчикова, мать – известный деятель культуры.

Я обомлел.

Читаю черным по белому –Дан!

Что же это такое? Что это все значит?

Строки поплыли, ухватить смысл не могу…

Вильям встал и многозначительно на меня посмотрел. Молча направился к выходу. О чем говорить? Все сказано!

- Спасибо, дружище! – растерянно крикнул я ему вдогонку. И опять остался один! Со своею бедой… Мой сын – преступник! Его будут всенародно судить! Эх ты , Лора! Меня отвергла, сына упустила!

Бормоча проклятия, стеная и причитая, я причесываю бороду, приглаживаю свои локоны и в лифт.

Теперь-то Дворец Правосудия не избежать.

Вик , похоже, меня ждал. Он ничуть не удивился, когда я не попросил, а потребовал для изучения  дела подсудимых. Мне вручили на несколько часов три тоненьких папки и препроводили в особое помещение. Здесь никто не помешает.

Быстренько перелистал дела Леды и Теодоро. Ладно, подробности потом!

Открываю папку с обвинительными материалами на Дана. Господи! Бог ты мой! Разве так мы должны были встретиться ? Разве я заслужил всемирного позора?

Чем же, собственно ты отличился? Ну-ка, рассказывай!

Рассматриваю фото Дана. Красивое открытое лицо! Такой человек на плохие поступки не способен!

Ага… Вот и видеоматериалы. Посмотрим попозже. Пока есть что изучать. Например, признание Дана, им самим изложенное и подписанное. Почерк уверенный, прямой, лишь кое-где вылезают из строчек смелые закорючки…

Пишет астроном-шахматист бойко, складно, иной журналист позавидует. Только о чем он пишет? Оказывается Дан убежденный противник всего бюрократического. Прилетев на Землю и включившись в работу в компьютерном Центре Астрономии, он увидел, что большинство специалистов, образно говоря, бьет баклуши. Пан  директор, услышав критику, посмеялся – вон заказы, вон расчеты, хочешь, бери домой! Дан возмутился: разве такое учреждение имеет право на существование? Вот и взорвал офис – теперь, други, гуляйте на полную катушку, чего уж скромничать!

То же самое Дан проделал в офисе на проспекте Кораблестроителей. Пусть задумаются бездельники над своей социальной никчемностью!

А вот еще одно признание: « Я вызвал на дуэль господина Галкина и предложил ему драться на шпагах. В результате моего противника отправили в больницу с проколотым плечом. Он теперь имеет возможность подумать -  по- человечески ли обошелся со своим лучшим другом, уведя у него горячо любимую женщину Ю…»

Да, откровенно продолжал Дан, я позволил Ю влюбиться в собственную персону. Но я открыто ёрничал, всячески показывал – «я тебе презираю». Но бесполезно! А разве глупость не должна быть наказана? «Тем более я эту Ю и пальцем не тронул – объяснил ей на словах…»

Точно также Дан поступил еще с двумя сонными глупыми женщинами. Пусть просыпаются, созревают!

Он утверждает, что его действия глубоко обоснованы и преследуют благородную цель: не дать заплыть человеку жиром, успокоиться! Мы должны помнить о своей великой ответственностью перед  грядущими веками! Это не громкие слова, а святая обязанность каждого жителя Вселенной!

Самому себе, заключил Дан, он изменять не собирается. И впредь все лживое, застойное будет высмеивать и громить.

Твердая, без закруглений подпись подтверждала заявлению решимость.

Медленно, с тяжелым чувством я закрыл папку. Достаточно!  Дан унаследовал от матери мятежный, непримиримый нрав. Может само по себе это неплохо, если бы не взрывы и дуэли…  Главное – Дан не обещает остановиться!

Как тут быть? Что делать?

Нужно думать и думать.

Рука опять потянулась к папкам. Более внимательно просмотрел дела Леды и Теодоро.

- Ваши впечатления? – поинтересовался Вик.

- Ужасное, - вздохнул я. – Хуже не бывает.

-Хорошего действительно мало. Но повода для уныния нет. Ребята слишком молодые, отбудут наказание – и вернуться к нормальной жизни.

Я похолодел.

- Наказание?

- Ну да. Или вы считает, нужно простить?

- Неплохо бы… Если можно.

- Давайте доживем до суда! Суд решит. А ваше дело – рассказать о процессе.

- Нет, не возьмусь, - решительно заявил я. – Не имею право.

- Понимаешь, Вик, я хочу выступить на стороне защиты. Я должен. Потом ты поймешь.

- Ого! Поворот интересный, - Вик скривился , словно укусил лимон.

Мы вполне дружелюбно распрощались.

По дороге домой, в мотокроте, я позвонил на Телецентр.  Главному я сообщил, что не взыщите, с репортажем не получиться. Буду ребят защищать. Парни прекрасные, девушка – особенно…Не, не родственники…Нет, не влюбился… Беспокоюсь за судьбу этих отроков… Побольше снимайте меня, не прогадаете! До встречи.

Мне страшно захотелось увидеть Дана, потолковать с ним с глазу на глаз , смягчить его жесткую, непримиримую позицию. Так ведь нельзя! Бороться нужно, но бороться – с умом, с учетом жизненных реалий.

Хорошо. Предположим, я добьюсь свидания. Но как воспримет Дан неожиданное появление папаши-бездельника? Как отнесется к его назиданиям? И вообще – что н обо мне подумает, узнав, что я его отец и у него такой отец? Не создаст ли это ненужные проблемы…

Моя задача – помочь сыну! А дальше разберемся…

Решено- рисковать не буду. Познакомлюсь с Даном поближе, а там и откроюсь. А пока имя мое – большой секрет. Вильям и Деметра, конечно же, поддержат. С обязательным условием – Вику не слова! Пусть судья действует, как ему подсказывает совесть…

Вои две комнаты на тридцатом этаже немедленно привел в боевую готовность, окна закрыл наглухо, даже зашторил – солнце и высотные игры не должны отвлекать стрелу-мысль, когда она летит в цель. Из десятка газет и журналов вырезал портреты троих карбонариев, приколол где только можно- на стенах, дверях, занавесках… Размножил свой последний, десятилетней давности фотоснимок – возле Оперного театра меня заснял на память знакомый писатель Ник Бонд. Черно-белые отпечатки великолепно дополняли троицу, весь квартет выглядел изумительно гармонично. Жаль только – возраст не совпадал.

Я раскачивался в кресле – любовался четверкой отважных, раздумывал, привыкал…За едой бегать не надо – кухонный комбайн работал безотказно.

Позвонил Вильям, беспокоится:

- Чувствую, что-то надумал!

Терпеливо разъясняю свою роль в предстоящем суде и прошу помочь. Никто  на этом белом свете, и в первую очередь Вик, не должен знать о моей родственной связи с Даном. Возможно, я когда –то что-то Вику рассказывал, но уверен – имени сына не называл.

Всё! С досужими разговорами покончено. Фокусируюсь на ожидании, перестраиваю себя на активные действия, мышления своё настраиваю на новый лад, готовлюсь к плюрализму мнений. Держись, лодырь, на тебя смотрит весь мир!

Но весь мир на меня не смотрел. Даже в самый ответственный день во Дворце Правосудия. Мир во все глаза смотрел на трех молодых людей, обвиняемых  в недостойных поступках.

Троица злоумышленников вела себя так, будто ничего не происходило. Парни переговаривались, смеялись, молодая женщина держалась несколько обособленно, но тоже улыбалась, не обнаруживая даже намека на смятение души. Должен признать – Леда просто прелесть, опубликованные фото лишь частично передавали живую, особенную красоту. Мой сын  все-таки больше похож на Лору оказался небольшого роста и худенького телосложения. Зато Теодоро выглядел былинным богатырем.

Подсудимые, открытые для обозрения со всех сторон, находились за невидимым силовым барьером, почти в центре зала. Справа – в черной шелковой мантии судья и присяжные. Слева – обвинение и защита. Молодые умные лица, уверенные движения – некоторых ребят из судейского состава я знал – познакомился в разное время у Вика.

Мне определили место рядом с группой защиты. Сиди и слушай, когда понадобишься – объявят.

Почему-то начали с Леды. Она, как требовали правила, встала. Обвела зал синими невинными очами. Тысячи людей затаили дыхания.

Обвинение громыхнуло, как из тяжелой пушки: девушка обвинялась в легкомысленном, безнравственном развратном поведение! Леда встречалась с  молодым человеком . А потом бегала на свидание к его отцу. И даже, как бы это сказать помягче, завела шашни с его дедом.

Леда ни одного факта не отрицала. Она согласно кивала красивой головой и каждый раз повторяла : « Я по-настоящему полюбила…По-настоящему!»

Сотни глазах в удивлении переглянулись.

Еще вопрос: « У вас были другие любовные связи? Кроме этих?»

- Любовные связи? Вы так грубо говорите… - Леда попробовала убедиться, но не смогла. – Разве это связи? Это же радость! Счастье!

По рядам глухо прокатилось: « Радость? Счастье?»

Защита подала веское слово:

- Разве, гражданин судья, не очевидно, что перед нами дитя природы, соловей! Когда хочу, тогда и пою. Разве мы соловью запрещаем?

- Речь идет о человеке – хорошо развитом, мыслящем существе, - последовал четкий ответ. – Или вы не знаете, что инстинкт существует только под присмотром разума!

- Вы отказываете девушке в разуме? –не сдается защита. – Разве не разум помог ей отлично учиться и получить красный диплом? Разве не разум помогли заглянуть в дебри сложнейшей музыки и донести до нас потаенную мысль композитора? Леда – лауреат самого престижного конкурса исполнителей! Ее игра на скрипке не имеет равных себе!

Обвинение  пТройтовило ответные доводы, но судья, к неудовольствию зрителей, дебаты прекратил и стал вызывать свидетелей. Странно! Ни один из них  не появился. Зал, казалось, тайно торжествовал, не веря обвинителям. Красота Леды брало свое.

Судья долго не раздумывал – назвал следующего подсудимого.

Теодоро , гордо поднявшись, спокойно выслушал осуждающий речь. Так же спокойно подтвердил. Да, он воровал. Воровал где только можно. Удалось угнать из пТройродных хозяйств двадцать четыре лошади!

- Расскажите подробнее.

- Как выслеживал? Да совсем просто. Садился в автолет, изучал округу. Где лошадку примечу, там и остановлюсь. Выберу подходящий момент. Выберу подходящий момент – и верхом своим ходом домой.

- Был случай, вы увели сразу одиннадцать.

- Да, мне повезло.

Леда засмеялась, простодушно захлопала в ладоши. Публика заволновалась. Теодоро поклонился молодой женщине.

- А чем кормили? Ворованным сеном?

- В загоне полно травы.

- А потом, когда съедят? Станете чужое прихватывать?

- Ну, корма хватит!

- Зачем вам столько лошадей?

- Вопрос хороший. Каждая лошадь – это особый мир! А все вместе – как произведение искусства. Представьте радугу на зеленом полотне! Рыжая, вороная, гнедая, каурая, чалая…

-Голубой, случайно, нет? – донеслась чья-та насмешка.

- Есть и голубая! – радостно ответил Теодоро. – Даже красно-гнедая есть!

Торжественно захлопал Дан. Леда поддержала. Судья сделал строгое замечание:

- Подсудимые, прошу не мешать!

Новый вопрос обвинения:

- Ну и как? Налюбовались? Золотом на голубом?

- Нет, - откровенно ответил Теодоро. – Наверное, всей жизни не хватит.

* Можно любоваться… и не воровать!

- Да, можно. Только не мне.

- Странная самоуверенность.

-Во мне испанская кровь. А испанцы, к лошадям, неравнодушны.

- Ясно.

 Судья попросил потерпевших подтвердить факты воровства. Владельцы украденных лошадей, один за другим, поднимались на кафедру и однообразно сообщали подробности. Воцарилась скука. Свидетели  тоже ничего нового не добавили, и в огромном гулком помещении запорхали приглушенные голоса. Присутствующие опять заинтересовались Ледой!

 Судья властным голосом ( я даже не ожидал, что Вик так умеет) установил тишину и произнес имя третьего подсудимого. Я напрягся : ни одно слово, ни один жест не должен ускользнуть!

Обвинение бросилось в атаку. Дана красноречиво укоряли и обличали. На моего парня смотрели как на отъявленного бандита, совершившего нечто такое, что трудно даже представить. Диверсии в учреждениях. Нападение на человека с колющим оружием. Заведомая ложь с целью унизить женщину. Не слишком ли? Не следует ли остановить зарвавшегося и потерявшего берега юного негодяя, возможно будущего сексуального маньяка?

Дан попросил дать ему слово. Обвинение и защита посовещались и великодушно разрешили. Дан уверенным звонким голосом заговорил:

-  Ваша честь, гражданин судья и вы, достопочтенные жрецы храма Фемиды! Многоуважаемые граждане города, всей Земли и все здравомыслящие существа  части известной Вселенной! То,

что вы сейчас услышали, чистейшая правда! Скажу словами одного великого поэта,

«Я волком бы
                 выгрыз
                         бюрократизм.
К мандатам
               почтения нету.
К любым
          чертям с матерями
                                    катись
любая бумажка.
                      Но эту...
По длинному фронту
                            купе
                                   и кают
чиновник
             учтивый движется.»

Но я, взрывами  вселял ужас в сердца и мозги ленивых  чиновников, но посягал на жизнь и свободу ни одного человека. Я только хотел сказать, обратите внимания на себя! Во что вы превращаетесь? В сонным ,ленивых лягушек. Вот-вот  потянет гнилью, как из застойного болота!

Закончу другой цитатой:

«Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой!»

- Ты сам болотная лягушка! – кто-то истошно завопил из зала. И стены Дворца правосудия содрогнулись от хохота.  К моему удивлению, Теодоро и Леда тоже засмеялись.

Судья грозно призвал к порядку. Дан продолжил:

- Да, я  и сам болотная лягушка, если не могу внушить умным дядям и тетям, как пагубна внутренняя размагниченность.  Подумайте! Что вас ожидает, если всех вас свалит сон разума, самый губительный сон на свете? Сон разума порождает чудовищ!

- Кто вас так напугал? – ерничает обвинение. – Мама с папой?

- Отца у меня нет, только мама – самый прекрасный, самый справедливый человек на свете!

Я вздрогнул, повторяя про себя: « Отца у меня нет…» Да, сынок, в самом деле  у тебя отца нет, он только значиться, он только значится, и то в тайных списках.

Защита обрадовалась:

- Видите, гражданин судья, трудный ребенок!

- Неправда! – дерзко возразил Дан. -  Я был очень легкий ребенок. Никому не докучал, до всего доходил сам.

- Признайтесь вам хочется кого-нибудь …прикончить , убить, уничтожить? – хитро выпытывает обвинения.

- На убийство я не способен.

 -Ну а як же! А кто пронзил плечо гражданина Галкина. А могли бы ткнуть в сердце или горло. А моет в глаз.

- Это была честная дуэль. Я долго тренировался – чтобы в плечо. Он заслужил! Так порядочные люди не поступают!

- Ваши представления сильно радикальны. Если вас послушать, в этом зале – половина бессовестных!

Дворец правосудия замер.

- Я так не считаю, - недовольно ответил Дан. – Меня беспокоит нашествие беспечности.

Леда, красавица Леда вдруг встрепенулась и закричала Дану:

- А за что вы так поступили с  девушкой! Она вас любила, а вы!

Судья внушительно обратился к Леде:

- Без моего разрешения вопросов не задают!

Обвинение и защита высказалась  - вопрос девушки по существу, пусть подсудимый ответит.

Дан невозмутимо повернулся к Леде:

- Я же объяснил про сон разума. Нельзя спать! Нельзя!

Леда растерянно пробормотало:

- Не понимаю…

Судья скептически резюмировал:

- Вот и мы не понимаем! Но должны!

Он обратился к залу:

- Граждане! Без вашего мнения объективной оценки не получится. Пожалуйста, скажите хотя бы несколько слов.

Я сидел ни жив, ни мертв, охватило непонятное оцепенение. Один за другим поднимались оскорбленные и любопытствующие – негодовали, порицали, советовали, кто-то требовал сурово наказать, кто-то  - вкатить срок условно. Но были м мнения – отпустить , они больше не будут они все поняли! Кажется, меньше всего досталось Леде  - с нее по-прежнему не сводили глаз, сетовали на судьбу – злодейку.

Слышу громогласно обращенный ко мне вопрос. Вик, надо полагать, не выдержал моего молчания.

- Гражданин журналист! Второй ряд слева! Вы обещали что-то сказать.

- Обещал!- я резко встаю и направляюсь к кафедре. – Обещал сказать слово в поддержку! Этих молодых людей, которых хотят назвать преступниками. Убежден, если назовут, значит, правосудие наше несостоятельно, я не дам за него и ломаного гроша!

Ропот в зале. Судейская бригада напряженно меня изучает. Вик героически изучает меня. Я продолжаю:

- Внимательно посмотрите, кого посадили на скамью подсудимых! Прекрасную женщину Леду! Лауреата и отличницу. Разве она кого-либо обманула? Предала? На такие поступки Леда просто не способна. Прошу вашу честь гражданин судья и присяжных особо обратить внимание – даже свидетели не явились! А почему? А потому, что доказывать нечего! Там где любовь, посторонних быть не должно!

Раздались недружные хлопки, а Леда даже прослезилась.

- Теперь давайте посмотрим на Теодоро, - продолжал я.- По-моему замечательный парень. Никто не сказал – он металлург, варит сталь, да какую сталь! Для звездолетов и аэров. Ну, проснулась в человеке любовь к лошадям! А как с этой страстью справиться? Давайте поможем парню – разрешим ему уводить любую лошадь, - он же потом лошадей вернет! Переболеет – и вернет. Это же очевидно!

Зрители зааплодировали, хотя не очень уверенно. Судьи переглянулись.

Иду дальше. Вспоминаю классика « И снова двинем напролом! Святой Георгий! Англия! Вперед!»

- Остался еще один молодой человек. Непростой , пытливый, но отнюдь никак не преступник! Согласен, некоторое его действия требуют сурового порицания. Но вдумайтесь как следует в его слова. Поступки Дана мотивированы, он обостренно смотрит в будущее и зовет за собой! Тот, кто живет кое-как, вполнакала, должно быть очень стыдно. Меня он тоже заставил признаться – я бездельник!. Когда- то таких людей называли тунеядцами и строго наказали!

В зале гробовая тишина.

- Понимаю – я должен объяснить… Почти двадцать лет прозябаю в кресле и ничего не пишу! За это время – ни одной передачи на телевидении, ни одной, самой крохотной информации в газетах! Итак, спрашивается, кого надо судить? Этих ребят, чистых, возвышенных, честных, которых иногда подводят эмоции, или закоренелых бездельников – таких, как я?

Зал трагически  затаился, тишина не отступала. Иду до конца!

- Гражданин судья! Предлагаю, как многие уже предлагали. Леду, Теодоро, Дана отпустить. А меня злостного тунеядца, взять под стражу и судить по всем  суровым законам веков!

Под вопли и крики я приблизился к судье и склонил голову.

- Немедленно арестуйте! Меня! Сейчас же!

- Дядя Виктор, - почти беззвучно зашевелил губами растерявшийся Вик, не желая, чтобы его услышали, - вам явно не здоровиться!

- Стража! Где стража? – я похоже впадаю в истерику. – Арестуйте меня!

- Стража была когда- то, - вздохнул молодой судья, мой любимец. – А сейчас дежурные.

- Дежурные! – продолжал вопиять истошно я. – Вам приказано тунеядца и бездельника арестовать!

Два крепких парня в серых куртках подхватили меня за руки и вынесли в фойе.

-Идите домой, - доброжелательно сказал один из них. – Хорошенько отдохните!

Я воспользовавшись свободой, увернулся и помчался обратно в зал у дверей меня перехватили и заломили руки за спину.

- Не хотите  домой? Как хотите! – услышал я чей-то ласковый голос.

 Меня втолкнули в небольшую комнату с ажурными решетками. Щелкнул снаружи замок. Ну вот – свободы лишился, а добился ли своего? Ребят освободили?

Осмотрелся. Телекомбайн, видеотелефон, мягкий диванчик. Так, то что нужно…

Включаю главный телеканал « Мы, земляне». Камера показывает крупным планом судью – Вик уныло и хмуро объявляет перерыв на два часа. Подсудимых уводят, они безучастно смотрят себе под ноги. Публика не спеша разбредается в буфет наверное… За рюмкой чая обсудить мою выходку.Я устраиваюсь на диванчик и стараюсь осмыслить ситуацию. Может быть позвонить Президенту? Потребовать? Я имею на это право!

Заверещал видеотелефон. Вильям! Я был уверен – он за мой наблюдает фиксирует каждый шаг.

- Ты с ума сошел! Ведешь себе как мальчишка! – занервничал он.

- Разве дело во мне? Спасай ребят!

- Пойми Виктор это суд  а не кулачная потасовка! Давай подождем что решат присяжные. Не бойся тюрьмы не будет!

- Ты уверен?

- Тюрем на Земле просто-напросто нет. Забыл?

Я пообещал своему другу терпеливо дождаться окончания суда.

Вильям успокоился и оставил меня одного. Хорошо повторял я себе дергаться не буду подожду. От нечего  делать щелкаю каналы телекомбайна ищу что-нибудь повеселее. Наткнулся на старую-престарую передачу шоу Бена Хилла. Смеюсь!

Опять ожил видеотелефон. Отец! Он молчит с тяжелым укором смотрит на меня.

- Папа прости! Все будет хорошо. Скоро сами поймете!

И я отключил экран. Больше на звонки не отвечаю.

Бен Хилл  на экране смешил видеотелефон без конца звонил а я сидел и тупо ждал.

Видно от нервного напряжение меня сморило.

Когда я очнулся трансляция с зала суда уже шла. Вик непривычно занудливым и мерзким голосом читал пТройвор.

Леда,Теодоро ,Дан получают ссылку на вновь  открытую , но пТройдную к жизни землян, планету.

Наказание предельно мягкое. Осужденные фактически обретают полную свободу. В распоряжение троицы целая планета. У них будут стройматериалы и инструменты для возведения жилищ. На два года запас продовольствия. Остальные три они обязаны кормиться сами. Через пять лет, если они не переборют свои вредные привычки, Земля с радостью примет свих заблудших детей обратно. А если с перевоспитанием не получиться, срок будет продлен…

Так. Я зря опозорился, на весь мир объявил себя бездельником. Вик даже не счел нужным обратить внимание на мою благородную истерику и решил по своему.

Что делать?

Угнать звездолет – и вдогонку? Нереально.

А что реально? Что?

Вбежали дежурные. Один тормознул у двери, другой включил видеотелефон.

- Говорите!

Великий Зевс! На экране сам Президент. Сергей Дмитриевич , улыбаясь, доброжелательно говорит:

- Тебя не узнать. Борода, усы! Что ты там придумал? Тунеядец! Я от души посмеялся.

- Обмана нет.

- Понимаю. Душевная травма. -  Сергей Дмитриевич задумался. – Виктор, что ты хочешь?

- А вы не знаете о замечательных ребятах , которых засудили?

- Так решил суд. Думаю пойдет на пользу.

- Тогда и меня сошлите! – вдруг осенило меня. – Вместе с ними!

Президент живо смекнул:

- Хочешь о них написать? Так бы сразу и сказал. Выходит твоя речь  на суде не лишена смысла, хитрец. Ладно что0нибудь придумаем, сеньор Робинзон!

В этот же день меня осудили , как злостного тунеядца сроком на пять лет ссылкой на Теплую планету.

Отцу , матери, Вильяму, в редакции я выдал новую версию – буду писать роман.

Вильям подарил мне миниатюрные самопитающийся компьютер , и носители с музыкой и  всемирной библиотекой.

- Там есть рассказы о нас с тобой. О том, что было на планете Белянчикова. Запомни название рассказов КР-один, два и так далее. Будешь коротать долгими зимними вечерами, почитаешь. – сообщил мне Вильям.

Простился я со всеми коротко , по мужски…

Меня отвезли на Космодром, и запустили в грузовой звездолет

В полутемной тесноватой кабине я разглядел четыре плетенных кресла, в трех из которых , вольготно расположилась крамольная троица.

- Не стесняйся, тунеядец, заходи! – сказал, смеясь Дан. – Ничего , что на ты.? Или?

- Без всяких или. Мы все равны!

- Молодец, тунеядец!

Так началось мое общение с сыном.

Теодоро не стерпел:

- У человека есть имя! Мы же не зовем тебя террористом!

- Резонно.

- У меня неплохое имя – Робинзон.

- Будем знакомы, Робинзон!

Через минуту завыли двигатели  и мы взлетели.

Через короткое время звездолет вошел в царство невесомости.

Неожиданно засигналил космический телефон. Засветилось пустое стекло и обнаружило …знаменитого красавца Кентавра.

Я сразу узнал его! Трой! За девятнадцать лет он заметно изменился – черты лица заострились, особенно скулы и подбородок

Голос Кентавра переливался бархатными оттенками.

- Наконец-то ! Все – таки нашел героя!  - Трой красиво захохотал.

Я напрягся. Сейчас Трой меня назовет и все испортит. Дану нельзя пока знать мое имя.

Я приветливо замахал рукой

- Трой! Дружище! Ты откуда?

- Из Милана!

- Поешь?

- Конечно. Петь – это моя жизнь.

- Как супруга?

- Прекрасно! Спасибо, что познакомил. Что за галиматью я узнал. Тунеядец? Ничего не понимаю.

- Так надо, Трой. Встретимся через пять лет расскажу. А сейчас прощай. Спасибо за визит.

И я сам резко отключил связь.

Дан заметил.

- Непонятная поспешность.

Я молчал.

Дан продолжал:

- Трой. Знакомое имя.

- Мировая известность! – сказала Леда. – Великий певец.

- Слышал ли что-нибудь о Кентаврах? – спросил я Дана.

Дан оживился:

- Теперь понятно. Ну конечно ,Кентавр! Один из самых могучих.

- У меня в компьютере есть рассказы о Кентаврах. Воспоминания друга. Лететь долго, посмотри?

Все заинтересовано закивали головами.

На некоторое время мы перенеслись на планету Белянчикова , на двадцать