I

  Этот осенний вечер был необычайно прекрасен. Садящееся солнце, лёгкий и тёплый ветерок, разносящий по городу пожелтевшие листья, громоздящиеся на памятниках и площадях голуби… Казалось, что всю эту гармонию и красоту не мог нарушить даже шум безумного города.

  В ресторане, не далеко от главной городской площади, сидит молодой мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами и вольготно расстёгнутым воротником. Он – поэт и писатель, Владислав Меланин. Для него день и ночь одинаково тёмны, утро и вечер одинаково мрачны, октябрь и апрель одинаково холодны. Ему на всё наплевать, всё постыло, всё не нужно. Единственное, что его волнует это алкоголь, которым он заливает свою больную душу. Влад сидит за столиком совершенно один. Периодически выкрикивая «Повторите», он выпивает один бокал вина за другим. Череда неудач сломила его. Сначала критики забраковали его роман, над которым он работал два года, затем в трёх издательствах не приняли его стихи, так как посчитали их «слишком слабыми и недостойными», почти сразу же издательство, печатавшее его пять лет, расторгло с ним контракт, назвав его «самым не перспективным поэтом». А через пару месяцев от него ушла любимая жена Виктория, потому что Меланин стал много пьянствовать и все деньги спускал на выпивку. После официального развода с супругой, Влад запил ещё сильнее. Он потерял все душевные силы, смирился со всеми неудачами, принял своё поражение перед жизнью. Такой слабости Меланин никогда не ощущал. И слабость эта была сладка. Он выпил уже три бутылки дорогого вина, но ему хотелось ещё.

  Когда Влад в очередной раз крикнул «Повторите», в ресторан вошёл мужчина средних лет в прекрасном бежевом плаще и в шляпе с узкими полями. Ловко обогнув все столики, он уселся прямо напротив Влада. Тот равнодушно посмотрел на своего гостя и запрокинув принесённый бокал, осушил его в несколько глотков.

– Может хватит уже?

– Ты пришёл сюда морали читать? – безэмоционально спросил Меланин, – или у тебя дело какое?

– С тех пор, как ты начал пить ни у кого к тебе никаких дел нет и не появится, пока ты не прекратишь. Я был вчера в издательстве. Носил туда твои последние стихи. Если ты их подправишь, издательство согласится их печатать.

  Человек, сидевший напротив Влада был никто иной, как Дмитрий Городов – один из самых выдающихся поэтов современности. Самый близкий друг Меланина. Городов сделал для него очень многое за время их дружбы. Благодаря ему Влад вошёл в общество писателей. И даже сейчас, когда сам Меланин утратил веру в самого себя, в свои силы, городов продолжает бороться за стихи своего друга.

– Подправить? – обиженно выдал Влад, – почему мои стихи не хотят принять такими, какими я их создал? Почему я должен что-то исправлять? Почему я должен подстраиваться под кого-то? Почему?

– Потому что из-за своей гордости ты останешься без денег и окажешься на улице. У тебя прекрасные стихи. Ты пишешь не так, как все остальные, но исправления внести всё-таки нужно.

– В этом вся и беда, – вздохнул Влад, – что «не так, как все». С самого детства я отличался от других. Все ходили в школу в синих костюмах, а я в чёрном. Все ели в школьной столовой, а я приносил еду с собой. Все шли вечером в клуб, а я читал книги. И тогда я этим гордился, стремился быть не похожим на них. Только сейчас я понял… У всех есть стабильная зарплата, у меня лишь зыбкий контракт. Все живут семьями, а от меня ушла жена. Все счастливы… а я – нет. Почему я не стал каким-нибудь адвокатом или простым полицейским? За что мне это? – тихо спросил Меланин.

– За что? – усмехнулся Городов, – а ты никогда не пробовал задать другой вопрос: «для чего?». Ты не думал о том, что это твой крест, крест поэта, который ты должен пронести достойно до самого гроба, а не сбросить как только он начнёт давить тебе в спину и натирать плечи?

– Опять ты со своей философией, – недовольно буркнул Влад, – официант, коньяк, пожалуйста.

– Это не философия, это жизнь, на которую ты смотришь сквозь чёрные очки, которые не дают тебе увидеть ничего светлого.

– Да что светлого может быть в жизни? Тем более в моей, – возмутился Влад, – мой свет меня покинул. А что хорошего остаётся, когда от тебя уходит любимый человек? Ты же прекрасно знаешь, как она любила стихи, и что я писал только для неё. А теперь писать не для кого. Я даже писал стилем, похожим на Гумилёва, потому что это был её любимый поэт. Но она меня бросила, – Меланин принялся за, принесённый официантом, восьмилетний коньяк.

– И как ты дальше жить собираешься? – вздохнул Городов.

– Не знаю, – задумчиво ответил Влад, – ты будешь доволен собой и женой, своей конституцией куцой, а вот у поэта – всемирный запой, и мало ему конституций, – процитировал Блока Меланин, глядя на стакан с коньяком, и сразу же его выпил.

  Разговор прервался недолгим молчанием. Городову надоело смотреть на то, как его друг губит самого себя. Он решил уйти.

– У тебя есть талант, дар, а ты его в стакане топишь, – сказал Дмитрий, уходя.

  Меланин ничего не ответил, но эти слова его сильно задели, заставили задуматься хоть на пару мгновений: правильно ли он поступает? Ведь сколько бы мы не падали, всегда можно найти в себе силы встать и продолжить бороться. Но нет. Запах коньяка подавил все размышления и Влад продолжил пить.

II

  Когда Меланин проснулся на следующий день, он не помнил, как оказался дома. Болящая голова и пустота в душе омрачали и без того серое утро. Доковыляв до холодильника, Влад достал оттуда начатую бутылку вина и решил её закончить. Увы, пустую душу алкоголем не заполнить. Сон в глазах постепенно таял. Вспомнились причины, по которым он так сильно напился. И вместе с ними вернулась депрессия. В голове закрутились те назойливые вопросы, на которые никто не может дать ответа: «почему?» и «за что?». Вино не может заглушить боль души, оно лишь на миг скрывает её.

  Выпив немного, Меланин сел за свой рабочий стол и начал перебирать свои тетради, блокноты и прочие рукописи. Перелистав всё, что было на столе, он ссыпал в один пакет как ненужный хлам и поставил на пол. Затем он принялся за свои книги. Доставая с полки, даже не просматривая, Влад бросал их на пол. Сбросив все свои книги, он подобно и рукописям, уложил в пакеты. Вызвал такси. Как только машина подъехала, Меланин накинул своё пальто, сделал напоследок несколько глотков вина, схватил все пакеты и вышел. Он отправился в свой загородный дом.

  Прибыв, он первым делом достал из холодильника виски и сделал несколько глотков. Теперь он был готов к сожжению. Да, Влад собирался сжечь все свои книги и рукописи, а это: больше, чем семьсот стихотворений, двадцать семь рассказов, четыре повести, четыре романа и несколько мелких очерков и статей. Этого всего ему было совсем не жалко.

  Все пакеты Меланин вынес на задний двор и поставил возле мангала. Вернувшись, он принёс спички и выпивку. Сначала он принялся за рукописи. С непонятной ему самому ненавистью и жестокостью, Влад рвал каждую тетрадь и складывал в пустой мангал. Дорвав последний лист, он взялся за книги. Вырывая листы пачками, Меланин бросал их к изорванным рукописям. Последняя книга и всё, связанное с его творчеством было готово к уничтожению. Все стихи, посвящённые некогда любимым женщинам, все романы, над которыми он трудился ночи напролёт, все рассказы и повести, написанные в этом загородном доме, его первая напечатанная книга, всё, абсолютно всё сгорит в безжалостном пламени. Влад плеснул немного виски на груду разодранных листов и изувеченных книг, и сам сделал несколько глотков. Жжение в горле прошло. Одно движение руки – и огонь вспыхнул. Языки пламени жадно лизали каждый листик, они слизывали каждое слово, каждую букву. Бумага таяла от огненных прикосновений. Влад лишь смотрел и попивал виски. Но всё же, ему было больно видеть, как горели его воспоминания, как горело его прошлое, как горела его жизнь. Вместе с этими рукописями Меланин сжигал самого себя. Ради чего? Увы, но даже он не мог ответить на этот вопрос. Стоит ли оно того? Несомненно. Из глаз Влада побежали слёзы, но не от того, что он стоял слишком близко и не от того, что выпивка сильно обжигала ему горло, а от того, что в груди что-то нестерпимо жгло его душу. Жгло, и его огонь угасить нельзя. Меланин сделал ещё глоток и плеснул виски в огонь. Всё догорело. Всё. Остался только пепел. Прах.

  Спустя несколько минут Влад уже сидел в такси.

  Серая осень с горящими листьями. Сколько боли и страданий ты принесла несчастному поэту.

  Над крышами домов, нехотя, поднималось солнце. Оно заливало город своим золотым светом, но серые улицы его поглощали. Ветер всё по-прежнему разносил листья от одной площади к другой. Люди спокойно гуляли по безмятежным паркам, выгуливая своих излюбленных питомцев. Обычное серое утро, которому так не хватало красок, но не красных, как кровь и вино и не чёрных, как непроглядная ночь. Нет. А каких – кто знает.

III

  До глубокой зимы Меланин продолжал пьянствовать. Он снял деньги со всех своих счетов. Все его сбережения уходили на выпивку. Вино, коньяк, виски – Влад покупал практически всё. Он пил до тех пор, пока не заснёт и спал, пока снова не захочется пить. Меланину снились кошмары, похожие на бред.

  Во сне каждый стих Влада обретал форму. Огромной толпой эти стихи приходили к нему и, глядя со злобой прямо в глаза, спрашивали: «Почему ты нас сжёг?» Меланин пытался прогнать их, но всё было напрасно – стихи приходили снова. При попытке Влада сбежать, начинался дождь из рукописей и заваливал его с головой. И всё повторялось сначала.

  В середине января к Владу заявился Городов. Пошатываясь, Меланин лениво открыл дверь.

– Дима, это ты… что ты хочешь? – недовольным голосом спросил Влад.

– Твоя бывшая жена умерла четыре дня назад.

  От этих слов Меланин протрезвел. Около минуты он стоял молча и пытался понять: это всё на яву или же это, не развеявшийся до конца, бредовый сон.

– От чего она умерла? – вдруг вырвалось у Влада.

– От тебя, придурок, – буркнул Городов.

– Что? – едва слышно спросил Влад, не понимая слов своего друга.

– Она совершила самоубийство.

  Меланину стало плохо – поднялось давление.

– Собирайся, – сказал Городов, – для тебя кое-что есть.

– Сейчас, только таблетку выпью.

  Через полчаса поэты сидели в такси.

– Как это произошло? – робко спросил Влад.

– Вика позвонила мне и попросила приехать помочь, сказала, позже расскажет с чем. Когда я был уже в пути, мне пришло от неё SMS: «Дверь не заперта». Когда я вошёл в квартиру, Вики нигде не было. На столе лежал конверт с надписью: «для Влада». Вскрывать я его не стал. Обойдя все комнаты, я нашёл её тело в ванной. Она лежала в воде, покрасневшей от крови. На лице были не высохшие следы слёз. Вика вскрыла вены вдоль руки – шансов на спасение не было. Я вызвал скорую и позвонил её матери. Пока ждал приезда врачей, звонил тебе, но ты не взял трубку, – Городов вздохнул, – следующий раз я звонил тебе в день похорон и история повторилась. А сегодня я решил лично заехать к тебе, потому что от пьянства ты ничего, кроме стакана не замечаешь, – короткое молчание, – ведь это ты убил её, Влад, – тихо начал Городов, – всего этого можно было избежать, если бы ты не начал пить…

  Всю оставшуюся дорогу Меланин молчал. Мириады, роящихся в его голове, мыслей сплетались в длинные цепочки и мгновенно распадались в прах. Перед его глазами плыли воспоминания. День знакомства с Викой, день свадьбы, первый опубликованный роман.., но все эти воспоминания сжигал какой-то невидимый огонь и обращал в пепел. Этого всего больше нет. Всё ушло. Безвозвратно. Навсегда.

– Приехали, – голос Городова словно ветер развеял туман мыслей, окутавших Меланина.

  Поэты поднялись в квартиру Вики.

– Вот тот конверт. Я к нему даже не прикасался.

  Влада объял страх перед неизвестным. Он боялся узнать, что скрывает этот конверт. То ли обвинения в загубленной жизни, исполненные страданий, то ли горькое признание, исполненное жгучих слёз.

– Ну же, – поторопил Городов

  Влад опомнился и, робко протянув руку, взял конверт. Достав письмо, Меланин, затаив дыхание, начал читать.

«Милый Влад, я так больше не могу. Эти полгода я не могла найти себе места. Каждый вздох был для меня пыткой. Ты был нужен мне, но только тот ты, которого я когда-то полюбила, а не тот, которым ты стал. Я не хотела жить без тебя, но и вернуться к тебе не могла.

  P.S. Я люблю тебя.

  Твоя Вика».

  Словно мелкий дождь падали на письмо горячие слёзы Меланина. Его сердце разрывалось на части, его грудь пронизывали сотни мечей. Какая нестерпимая боль разъедала его изнутри.

– И правда, – прошептал Влад, – её погубил я, – слёзы лились, обжигая щёки, поросшие щетиной.

  Меланин не хотел возвращаться домой. Там он останется наедине со своими мыслями, которые могут свести его с ума.

  Всю ночь Влад лежал, глядя в потолок, и лил слёзы. В его душе скорбь, а в сердце отчаянье. Все мысли сходились в одной точке – смерть его любимой женщины, в которой он виноват сам. Это разжигало боль в его груди ещё сильнее.

  Как только рассвело, Меланин отправился на кладбище. Как найти могилу, ему объяснил Городов.

  Шёл снег. Улицы были укрыты белой пеленой словно саваном. Жизнь текла медленно и спокойно. Люди шли на работу, дети – в школу. Всё как всегда. Всё по-прежнему.

  Белые хлопья так сладко хрустели под ногами, что отдавали болью в душе несчастного поэта.

  Влад нашёл могилу Вики. Виктория Сергеевна Меланина. На фотографии она так счастливо улыбается и с этой улыбкой она умерла. Влад принёс букет роз, алых как кровь и красивых как его любимая. «Да, я всё ещё люблю тебя, – прошептал Меланин, кладя кровавый букет на заснеженную могилу, и роняя слёзы, от которых таял снег, – и всё прощаю. Обещаю тебе, я начну писать снова, ради тебя. Ты хотела, чтобы придя сюда, я прочёл тебе Гумилёва в последний раз…» Влад закрыл глаза и отёр слёзы.

«Кто лежит в могиле,

Слышит дивный звон,

Самых белых лилий

Чует запах он.

Кто лежит в могиле,

Видит вечный свет,

Серафимских крылий

Переливный снег.

Да, ты умираешь,

Руки холодны,

И сама не знаешь

Неземной весны.

Но идёшь ты к раю

По моей мольбе.

Это так, я знаю,

Я клянусь тебе.

  Николай Гумилёв».

  У Меланина не хватало сил сдерживать слёзы, а они всё лились…

  Снег припорошил его чёрное пальто и букет роз. Люди всё так же куда-то спешили, всё так же лениво плыли автомобили – всё по-прежнему.

  Через полтора месяца, как и всегда, придёт весна и всё расцветёт, но обагренный кровью снег, никогда не станет белым…

IV

  Меланин сдержал своё слово.

  После его визита на кладбище прошла неделя. От потрясшей его трагедии он оправится ещё не скоро, но, собрав все оставшиеся душевные силы, Влад снова взялся за перо. На свои последние копейки Меланин купил бумагу, а оставшуюся выпивку слил в раковину.

  Двое суток Влад не спал – всё писал и писал. В свои стихи он вложил всю свою боль, все свои страдания, все свои чувства. Этот вдохновенный фонтан лился из са́мой его души – Меланину оставалось просто подставить тетрадь. Так прошла ещё одна неделя. Все написанные стихи Влад передал Городову. Их одобрили в пяти издательствах. Спустя ещё два месяца Меланин написал роман, который имел невероятный успех. Почти сразу после выхода его разбили на цитаты и афоризмы. Издательства стали сами предлагать высокооплачиваемые контракты. Имя Владислава Меланина снова запестрело на страницах литературных журналов. Всё наладилось.

  Снег уже давно сошёл. Город зазеленел. В тихом и безоблачном небе летали ласточки. Всё как всегда. Всё по-прежнему, кроме одного…

  Истерзанную душу несчастного поэта Меланина ждут новые испытания и потрясения, о которых он даже не подозревает, и их отвратить нельзя.

  «…Только пережив великое отчаяние, человек способен найти в себе силы встать с колен, чтобы идти дальше, зная, что будет смерть и прольётся кровь…»