Питер отражался в небе. Это было так странно, хотя мне не раз говорили об этом, но увидеть своими глазами край между Питером и не-Питером всё равно было как откровение – граница проходила по небу, чёткая граница между лёгкими белыми облаками и мрачной многоярусной тьмой. Тучи жили над Питером, как будто у них там был дом, вечно холодная сырая многоэтажка, где они бродили, никуда не спеша, слушая сквозняки, думая о вечности и ворча на суетливых.

Чем ближе поезд подъезжал к Питеру, тем тише становилось в вагоне, люди начинали говорить медленнее, потом шёпотом, потом вообще перестали разговаривать, каждый уткнулся в свою книгу или закрыл глаза, делая музыку в наушниках погромче. Я наоборот сняла наушники – боялась пропустить свою остановку. И почти пропустила, потому что её почему-то объявили только тогда, когда поезд начал отъезжать, я схватила рюкзак и почти бегом выбежала на платформу, я была единственной, кто здесь вставал. Поезд набрал скорость и скрылся почти мгновенно, хотя казалось, что его ещё долго должно быть видно – дорога прямая. Я не понимала, куда он делся.

Посмотрев на экран мобильного, я узнала ещё одну новость – я приехала на сорок семь минут раньше, чем планировала.

"Здравствуй, Питер. Часом больше – часом меньше, какая разница? Кто понял жизнь, тот не спешит, да?"

Саша мне рассказывал об этом чудесном свойстве Питера, он это критиковал, но сам постепенно стал вести себя точно так же – видимо, затянуло. Он ругал доставщиков, которые могли приехать на три часа раньше, чем было условлено, а могли не приехать вообще, позвонив на следующий день в семь утра и без всяких извинений предложив привезти заказ прямо сейчас, как будто клиент сидел под дверью круглосуточно и только курьера и ждал; ругал магазины, которые работали каждый день по новому графику и устраивали себе обеды по три часа; ругал социальные службы, до которых было не дозвониться, и скорые, которых не дождаться. А сам вёл себя точно так же, мог сказать, что отойдёт на минутку, и пропасть на два дня, мог пойти в магазин за хлебом, а через час прислать фотографию какой-то реки на другом краю города.

"Я в Питере первый день, а уже начинаю подстраиваться."

Я знала, что поезд может опоздать, но о том, что он может приехать раньше, я не подумала бы никогда. И вот, я здесь.

"Саша обещал меня встретить. Но он обещал меня встретить в половине седьмого, а сейчас шести нет. Обалденно."

Я стояла на крохотной платформе у железной дороги, справа до горизонта тянулись блестящие рельсы, освещённые ярким сентябрьским солнцем, прямые, как стрела. Слева стоял туман, рельсы слегка изгибались сначала правее, потом левее, без всякой нужды, хотя линия была красивая. Эти две прямые железные полосы как будто были единственным горизонтальным в мире, потому что с двух сторон от дороги шёл частокол вертикалей из сосен, которые макушками тонули в сиреневых тучах. Эти тучи как будто кто-то обрезал ровной линией, поделив небо надвое, а я стояла на границе и смотрела вверх, как заколдованная, внезапно поняв, что стою так уже довольно долго, я успела замёрзнуть.

"Сколько времени?"

Я опять посмотрела на телефон – я стояла на платформе семь минут, за это время ни разу даже птица не пролетела.

"Странное место. И холодное, надо отсюда уходить." 

Я набрала Сашу и долго слушала гудки, нервно вышагивая по платформе туда-обратно, он взял трубку:

– Алло?

– Привет.

– Как дела? Ты едешь?

– Я уже приехала, – я нервно рассмеялась, осматриваясь, он сказал без малейшего удивления:

– Блин, мне полчаса идти. Подождёшь?

– Может, я сама дойду?

– Не надо, я приду сейчас, никуда не уходи.

– Поздно, я уже иду. Просто скажи, в какую сторону, – я уже спускалась с платформы по ржавой трясущейся лестнице, осторожно переставляя ноги, Саша спросил как-то слишком серьёзно:

– Где ты сейчас?

– На той станции, на которую ты сказал приехать! Где ещё?

– Подожди. Остановись. Просто перестань идти, стань ровно, посмотри вокруг и скажи мне точно – что ты видишь?

Я мрачно фыркнула, запрокинула голову и всё-таки остановилась. Осмотрелась вокруг, потом посмотрела под ноги – я вроде бы шла по бетонным плитам, но сейчас не могла их найти, я стояла на влажной грунтовке из бурого гранитного песка, и плит не было ни впереди, ни за спиной. Платформы тоже не было, и путей, я даже просвета между деревьями не видела, хотя не понимала, как это возможно, он же здоровенный.

"Где сосны? Здесь были одни сосны, огромные…"

Вокруг был влажный лиственный лес, с веток капала вода, хотя минуту назад не было ни единого намёка на дождь. В воздухе пахло затхлым подвалом, грибами и плесенью, осенними лужами и желудями, я опять посмотрела под ноги – тропинка была засыпана влажными дубовыми листьями, когда я переступила с ноги на ногу, след наполнился водой с мерзким болотным звуком.

– Алло! Ты слышишь меня? Где ты?

– Я… не уверена.

– Просто скажи, что ты видишь.

– Лес. Не тот, который возле платформы.

– Тропинку видишь?

– Да, я на ней стою.

– Она там одна, просто иди по ней, она короткая. Выйдешь на широкую улицу возле моста, он там тоже один, повернёшь направо и иди вдоль дороги, я тебя там встречу, я уже выхожу.

– Скажи мне адрес, я забью в навигатор.

– Он тебе не поможет.

– В смысле?

Саша долго молчал, я слышала по звукам, что он одевается и затягивает шнурки.

– Саш? Что значит "он мне не поможет"?

– Как тебе сказать… Это Питер, он не для всех.

– В смысле?

– Ну, ты видишь, где ты находишься? Как думаешь, где это на карте?

Я опять осмотрелась – между деревьями виднелся холм, на вершине стоял полуразрушенный двухэтажный дом, который когда-то явно был шикарным, но сейчас превратился в коробку с колоннами, провалившейся крышей и пустыми проёмами вместо окон и дверей. Там кто-то работал, вроде бы, мешал раствор в корыте, я видела только спину, потом из дома вышла рыжая девушка в длинном белом платье, что-то сказала работнику и посмотрела на меня, улыбнулась с понимающим видом, как будто здесь постоянно терялись туристы и она уже от них устала.

– Слушай, я людей нашла, я сейчас у них спрошу, куда идти.

– Не надо ни к кому приставать. Если говорят с тобой, отвечай, но сама лучше не трогай никого. И ни с кем не спорь. И не сходи с тропы, я тебя умоляю, здесь везде болота.

– Ага, – я уже сошла с тропы, но решила промолчать об этом и положила трубку. Мне казалось, что до этого холма со старым домом два шага, но я шла довольно быстро, а он не приближался, хотя девушку я видела так отчётливо, как будто рукой могу до неё дотянуться.

На следующем шаге земля под ногами вдруг поехала, я вскрикнула и взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие и понять, что творится с этой дорогой, и с ужасом осознала, что стою на тонком слое твёрдого дёрна, который лежит на чём-то мягком и податливом, как желе.

"Болото. Так вот, какое оно. Буду знать."

Я стала поустойчивее, слегка покачалась на этом дёрне, как на батуте, поняла, что он вполне надёжен, хотя и ощущается жутковато, как будто идёшь по ковру, постеленному на воду. Но ноги не проваливались, только следы наполнялись водой, я видела цепочку своих извилистых следов, хотя вроде бы шла всё время прямо.

"Ну и ладно. Я всё равно не спешу, прогуляюсь."

Следующий шаг я ступила на асфальт, разбитый и старый, но всё-таки это была дорога, она вывела меня к длинному туннелю, над которым шла трасса с плотным движением, я слышала машины, но не видела их. В переходе играл на гитаре парень, и пел, настолько хорошо пел, что было сложно поверить, что у него просто гитара и голос, звучало как студийная запись. Он был в туннеле совершенно один, а пел так, как будто его слушает стадион.

И капают слюни на
На пламя, на боль, я налью вина,
И весь изо вне приходящий свет
Гашу до последнего люмена.

Я поняла, что текст, который он поёт, написан на стене туннеля. Рядом были стихи Ахматовой, портрет Цоя, стихи Бродского, ещё какие-то надписи и рисунки, я шла мимо них, а потом чуть не наступила в корыто с цементом, стоящее возле старого дома. Мужчина с лопатой посмотрел на меня недовольно, я сделала шаг назад и тихо сказала:

– Извините, – он продолжал молча смотреть на меня, я оглянулась – это был тот самый дом, я вышла из него, и прямо сейчас стояла в пустом дверном проёме. Внутри дома были голые стены и разбитый паркет, там шёл ремонт, работники таскали ящики и мешки. Я опять посмотрела на мужчину с лопатой и сказала: – Я не знаю, как я сюда попала. Как отсюда выйти?

Он посмотрел куда-то внутрь дома и сказал:

– Проводи.

Меня тут же взяла за руку рыжая девушка и улыбнулась:

– Пойдём.

Её кремово-белое платье состояло из накладывающихся друг на друга слоёв ткани и кружева, выглядело как театральный реквизит, как будто я попала в спектакль о событиях прошлого века.

"Очень тонкое платье."

Девушка крепко держала меня за руку, её тонкие пальцы были тёплыми, как будто она этого влажного сквозняка вообще не ощущает.

– Пойдём быстрее! – она обернулась и улыбнулась мне, потом побежала вверх по лестнице, выше и выше, я бежала за ней, практически ничего не видя, кроме волн рыжих волос и белого кружева. Мы наматывали круги по ступенькам так, как будто это был небоскрёб, а потом она резко остановилась и обняла меня сзади за талию, укладывая свой подбородок мне на плечо и указывая пальцем вниз:

– Смотри, как красиво!

Я опиралась на полурассыпавшиеся от старости перила балкона, и смотрела вниз, высота была такая, как будто мы действительно поднялись на двадцать этажей, хотя я вообще не устала. Внизу был залив с полукруглой бухтой, матовую поверхность воды разрезали белые следы от кораблей, вдоль побережья светились рестораны и бары, маленькие причалы.

"Красиво, да. Но в Питере нет такого места. Или есть?"

– Пойдём туда! – девушка опять схватила меня за руку и побежала по ступенькам вниз, так быстро, что я еле успевала, с грохотом перепрыгивая половину пролёта, но отпустить её руку не могла, она вцепилась как клещами, а мои попытки освободиться игнорировала, как будто вообще их не ощущала.

"Надо позвонить Саше."

Я достала телефон на бегу, разблокировала, но что-то было не так, это вообще был не мой телефон.

"Или мой? Мой! Просто старый. Я взяла старый телефон?"

Это было не самым странным, что со мной сегодня случилось, так что я решила просто позвонить Саше, в старом телефоне тоже был его номер, но записан он был по-другому, я стала искать его в списке контактов, но никак не могла найти.

– Смотри! – рыжая девушка крутанулась вокруг себя, закрыв своими белыми кружевами весь мир, потом обхватила мою руку, крепко прижимая к своей груди и мешая мне копаться в телефоне, пришлось убрать его в карман, потому что я боялась, что уроню его – девушка была потрясающе сильная, когда она меня дёргала, я за ней просто летала. Мы стояли на балконе на втором этаже, отсюда было видно весь мой путь от железной дороги до тропинки под желтеющим дубом, вокруг холма и до туннеля, над которым шумела трасса, порыв ветра принёс обрывок песни: "И весь изо вне приходящий свет…", потом машины опять его заглушили. Я продолжила про себя: "Гашу до последнего люмена".

Здесь так потрясающе пахло осенью, что я закрыла глаза и вдохнула полную грудь, до треска в рубашке, влажный воздух как будто по коже изнутри прошёлся, обдав промозглым холодом, с которым ничего нельзя сделать, только принять как данность и спокойно дрожать.

– Хочешь чаю? – радостно улыбнулась девушка, сама себе кивнула, схватила меня и потащила куда-то в дом, там была совершенно другая обстановка, новая и богатая, как в театре, на стенах светились старинные медные бра, тусклые и уставшие, но что-то в них было очень домашнее.

Я достала телефон, нахмурилась и повернула его в руке – это опять был другой телефон, тоже мой, но ещё более старый, кнопочный.

"Сашкин телефон тут всё равно есть. Как я его тогда записывала? Это было не имя, а ник в интернете, как же… Чёрт. Как?"

– Побежали! – девушка тащила меня за руку, экран прыгал перед глазами, я опять спрятала телефон, пытаясь смотреть под ноги, под ногами пронеслась дорога у дома, податливая мягкость болота, тропинка с дубовыми листьями, разбитый асфальт.

"На пламя, на боль, я налью вина…"

Мы пробежали по туннелю, выскочили на ту сторону, там стояли маленькие магазинчики и ларьки, у прилавка с шаурмой толпились люди. Парень за стойкой улыбнулся мне, потом рыжей девушке, кивнул ей и отошёл вглубь магазина, вернулся с двумя бумажными стаканчиками с кипятком, бросил туда чайные пакетики, поставил на прилавок и продолжил обслуживать очередь, как будто ничего не случилось. Рыжая девушка отпустила меня и протянула две руки за чаем, я быстро шагнула за угол магазина и достала телефон, я вспомнила ник и нашла его сразу, и набрала, а он сразу ответил:

– Алло! Где ты?

– Саш, меня леший водит.

– Что?

– Дух, демон, я не знаю, что это. Выглядит как девушка. Она меня водит. Я просто хожу за ней и не могу остановиться.

– Где ты?

– Возле туннеля под трассой.

– Ты шутишь? Это чёрт знает где.

– Туннель, без ступенек, просто ровный. Стены исписаны стихами, самый большой стих Ахматовой, рядом портрет Цоя в чёрном солнце, с другой стороны Бродский про "где-нибудь на свете потанцуй", в туннеле парень играет на гитаре, "и весь изо вне приходящий свет"…

– "Гашу до последнего люмена", я понял, где это. Я сейчас буду. Не уходи никуда.

– Не могу обещать…

На моём локте повисла рыжая девушка, заставляя оторвать телефон от уха, протянула мне бумажный стаканчик с чаем, улыбнулась и с восторгом потребовала:

– Пей скорее, пока горячий!

Я спрятала телефон, взяла стаканчик, обжигая пальцы, осторожно поднесла к губам, вдохнула терпкий запах самого дешёвого чёрного чая, который обычно можно было выпить только на заправках и в аэропортах, и он почему-то всегда оказывался нереально вкусным и именно тем, что остро необходимо в данный момент. Я сделала маленький глоток, прокатившийся внутри огненным комом до самых глубин души, сразу стало жарко, и так хорошо, как бывает только от чая в нужный момент. Я открыла глаза, поймала взгляд парня, который готовил шаурму, он смотрел на меня и смеялся. Рыжая девушка застёгивала на себе кожаную куртку, подозрительно похожую на мою.

"Это точно моя куртка. Один в один."

Я посмотрела на свой рукав – моя куртка была на мне. И на ней тоже. И мои джинсы, и мои ботинки. И моё лицо. Она смотрела на меня, как в зеркало, собирала волосы, улыбалась, опять мягко взяла меня под локоть, прижимая мою руку к своей груди с тем волшебным звуком, который издаёт кожаная куртка, когда кого-то обнимаешь в начале осени.

– Пойдём гулять? Давай, ну пожалуйста! Я так давно ни с кем не гуляла.

Я отвела глаза и сделала ещё глоток чая, он как будто заряжал батарею где-то во мне. Когда я допила и опустила стаканчик, то увидела Сашу, который шёл к туннелю и осматривался, помахала ему рукой, он заметил меня и пошёл быстрее, подошёл, взял меня за руку и осмотрелся, спросил шёпотом:

– Где она?

Я указала глазами на девушку, он посмотрел туда, потом левее и правее, опять посмотрел на меня:

– Где?

– Вот, – я кивнула на девушку, осторожно посмотрела на неё, она нахмурилась и вцепилась в мою руку ещё сильнее, я отвела глаза, потом посмотрела опять – на моей руке висела чёрная кошка, вцепившись когтями в плечо и прижавшись всем телом. Её маленькие лапки сдавливали мою руку всё сильнее, она прошипела мне на ухо:

– Погуляй со мной ещё!

Я посмотрела на Сашу, он её точно не видел, и никто не видел, судя по всему. Я тихо сказала:

– Давай я тебя кому-нибудь передам?

Она перестала сдавливать мою руку, осмотрелась, прищурившись, указала глазами на двух парней, стоящих в очереди за шаурмой, они выглядели как-то слишком хорошо для окружающей обстановки – оба красивые, с модными укладками, в яркой одежде и украшениях, как будто сбежали со сцены. Кошка сказала:

– Передай меня им.

Я пошла туда, но мне преградила дорогу странная девушка в чёрном, похожая на готку, её чёрные губы на белом лице сложились в невинную улыбку, она сказала:

– Какая красивая кошка. Можно подержать?

Я вопросительно посмотрела на кошку, кошка переводила взгляд с парней на готку, потом медленно сказала:

– Я пойду с ней, хорошо.

Готка протянула мне белую руку с чёрными ногтями, я взялась за неё, кошка перетекла с моей руки на её руку, как змея, выпустила когти, впиваясь поглубже в плечо, прижалась всем телом и улыбнулась, как победитель. Готка мягко погладила кошку по голове, а потом резко изменилась в лице и схватила кошку за горло.

Кошка зашипела, серебряный крест на груди готки ослепительно вспыхнул, за её спиной возникло мутное зеркало в полный рост, а потом его нижняя часть развернулась изнанкой, гибко скрутив зеркало, как ленту.

Все магазины вокруг тоже стали поворачиваться вокруг себя или нырять фасадом вниз, каждая стена, которую я видела, отвернулась и изменилась. Улица светящихся магазинов превратилась в ряд одинаковых закрытых контейнеров, я следила за этими метаморфозами, а когда повернулась к девушке с кошкой, ни её, ни зеркала больше не было. Мы с Сашей стояли посреди пустой улицы совершенно одни, где-то рядом шумела трасса, завывал между гаражами ветер. Саша тяжко вздохнул, осмотрел меня, погладил пальцем следы от кошачьих когтей на рукаве, тихо сказал:

– Ты ещё легко отделалась.

– Что это было?

– Это Питер, – он осмотрел пустую улицу, серые тучи, тонкую полосу светлого неба на горизонте. Посмотрел на меня и серьёзно сказал: – Никогда не сходи с тропы. Пойдём, – обнял меня за плечо и повёл в сторону центра.

18.10.2021
Питер, в честь Хэллоуина :)