Святые крендельки, он здесь.

Этот запах. Не парфюм – нет. Это запах его. Холодный, чистый, как снег на скалах, с едва уловимым металлическим оттенком, будто лезвие, только что вынутое из ножа. Он пробивался даже сквозь вездесущий аромат дешевого офисного кофе и пыли, осевшей на вентиляционных решетках. Он въедался в ноздри, заставляя мой желудок сжиматься в тугой, неприятный комок.

Я замерла на пороге переговорки, как кролик перед удавом. Только вместо страха – кипящая, густая ярость, поднимающаяся по пищеводу горячей волной.

Он стоял спиной к двери, у большого окна, за которым небоскребы Манхэттена сверкали стеклом и сталью в утреннем солнце. Безупречный серый костюм, сидящий так, будто сшит на нем и вырос вместе с ним. Темные, почти черные волосы, аккуратно уложенные – ни одной лишней прядки. Как у него это получается? В девять утра? У меня волосы сегодня больше напоминали гнездо рассерженной вороны, несмотря на героические усилия и полбанки лака.

Он повернулся. Медленно. Как хищник, знающий, что добыча уже в ловушке. И его глаза… О, эти глаза. Цвета арктического льда, того, что крошится под ногами и режет до кости. Ни тени тепла. Ни искорки человечности. Просто оценка. Холодная, безжалостная, сканирующая меня с головы до ног.

— Анна Викторовна, — произнес он. Голос. Низкий, бархатистый, как гудение высоковольтной линии в тишине.

Красивый. Опасно красивый. И абсолютно лишенный интонации. Просто констатация факта моего присутствия. Как будто я – неодушевленный предмет. Папка с документами. Кофемашина. Я прошла внутрь и села за стол.

— Марк Степанович, — выдавила я из себя, пытаясь вложить в его имя столько же ледяного презрения.

Получилось? Сомневаюсь. В горле першило, пальцы под столом непроизвольно сжались в кулаки. Ногти впились в ладони – маленькие острые боли, отвлекающие от желания швырнуть в него тяжелый степлер. Он не отвел взгляда. Его глаза скользнули по моему платью – сегодня это было что-то ярко-бирюзовое, с цветочным принтом. Попытка добавить красок в этот серый офисный ад. Его взгляд был как прикосновение наждачной бумаги. Оценка? Критика? Просто констатация факта: «Ага, опять что-то кричащее и не по протоколу».

— Отчет по проекту «Нексус»?» — спросил он, делая шаг вперед.

Он был высоким. Чертовски высоким. Приходилось запрокидывать голову, чтобы встретиться с этими ледяными осколками. Это унижало. Заставляло чувствовать себя маленькой, уязвимой мышкой перед котом, который просто еще не решил, стоит ли игра свеч.

— На вашем столе. С восьми утра, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Внутри все клокотало. 

На твоем столе, придурок. Ровно в восемь. Как швейцарские часы, которые ты так любишь цитировать. Неблагодарная сволочь.

Он слегка наклонил голову. Всего на сантиметр. Но это было похоже на поклон палача перед казнью.

— Эффективность. Радует. — Его губы тронуло что-то, отдаленно напоминающее улыбку.

Беззубую, холодную, как зимний ветер в лицо. Это не было комплиментом. Это был укол. Намек на то, что это – минимум, чего он ожидает. И что мое существование имеет ценность ровно до тех пор, пока я укладываюсь в его безупречные рамки. Я почувствовала, как горячая волна краски заливает шею, щеки. Стыд? Гнев? Смесь того и другого. Кровь гулко стучала в висках, заглушая гул кондиционера.  Ненавижу. Ненавижу его самоуверенность. Его безупречность. Его ледяные глаза. Его этот… этот запах снега и стали. Ненавижу то, как он заставляет меня чувствовать себя дефектной, кричаще-неправильной в моем бирюзовом платье.

— Если все… — начала я, уже разворачиваясь к двери.

Мне нужно было уйти. Сейчас. Пока я не сделала что-то глупое. Пока не схватила этот дорогой хрустальный стакан для карандашей и не запустила им в его безупречно выбритый подбородок.

— Минуту, Анна Викторовна. — Его голос остановил меня, как невидимая стена.

Я замерла, не поворачиваясь, чувствуя его взгляд на своей спине. Он жег. Как лазер.

— Презентация для Смита. Она должна быть безупречной. Никаких… цветочков. —  Он сделал паузу, и я почувствовала его взгляд, скользящий по принту на моем платье.

— Чистые линии. Только факты. Вы поняли?

Это было уже не просто указание. Это было публичное унижение. Намек на мою якобы некомпетентность. На мой якобы несерьезный подход. На мои цветочки. Я резко обернулась. Гнев, горячий и острый, как нож, вытеснил все остальное.

— Безупречно, Марк Степанович, — прошипела я, вкладывая в слова весь яд, на который была способна. — Чистые линии. Только факты. И ни одного живого существа в поле зрения, чтобы не отвлекало от вашего величия.

Глаза его сузились. Ледяные щелки. В них мелькнуло что-то… опасное. Но я уже не могла остановиться. Адреналин оглушал.

— Будет сделано. Сэр.

Последнее слово прозвучало как плевок. Я выскочила из переговорки, не дожидаясь ответа, хлопнув дверью чуть громче, чем следовало. Сердце бешено колотилось, как пойманная птица в клетке ребер. Воздух в коридоре показался густым и спертым после ледяной стерильности той комнаты. Я почти побежала в сторону дамской комнаты, чувствуя, как предательская дрожь поднимается от коленей к животу.

Тварь. Ледяная, бессердечная тварь.

Мысль крутилась в голове, как заевшая пластинка. Одно его присутствие – как скребок по нервам. Как будто кто-то влил тебе в кровь жидкий азот. Как он вообще существует? У него есть душа? Или там только схемы и алгоритмы?

Я ворвалась в пустую дамскую комнату, прислонилась спиной к прохладной кафельной плитке, закрыла глаза. Вдох. Выдох. Еще раз. Ладони были влажными, колени подкашивались. В зеркале передо мной стояла девушка с растрепанными темными волосами, слишком ярким платьем и глазами, полными слез бессильной ярости. Я ненавидела это отражение почти так же сильно, как ненавидела его. Это слабое, дрожащее существо, которое он с такой легкостью выводит из себя.

«Спокойно, Аня. Спокойно», – пыталась я уговорить себя, глядя в эти широкие, испуганные глаза в зеркале. — «Он не стоит твоих нервов. Он просто… фон. Шум. Раздражающий, неприятный шум в твоей жизни.»

Но почему тогда каждый мускул был напряжен до боли? Почто во рту стоял вкус железа – будто я действительно грызла лезвие? Почему его образ – высокий, холодный, безупречный – стоял перед глазами, как навязчивая галлюцинация?

Я плеснула ледяной воды на запястья. Капли скатились по коже, оставляя мурашки. Не помогло. Только подчеркнуло внутренний жар. Жар ненависти.

«Одно СМС»,– пронеслась вдруг абсурдная, безумная мысль, пока я пыталась привести в порядок ресницы, смазанные непрошеной влагой. «Всего одно злое, язвительное СМС в нерабочее время. Чтобы выплеснуть этот яд. Чтобы он знал…»

Я резко тряхнула головой, отгоняя глупость. Нет. Никогда. Это ниже достоинства. Почти.

Последний взгляд в зеркало. Подправила платье. Сделала глубокий вдох, пытаясь выдавить на лицо что-то отдаленно похожее на уверенность. Получилось криво. Как маска клоуна.

Впереди – целый день. Целый день в одном офисе с этой ледяной глыбой, которая, кажется, питается моим раздражением. Целый день, когда каждый его взгляд, каждое слово будет как укол булавкой под ноготь.

«Выжить », – приказала я себе, выходя из убежища. «Просто выжить до вечера.»

Но где-то глубоко внутри, под слоями гнева и неприязни, шевельнулось крошечное, гаденькое чувство. Предвкушение следующей схватки. Адреналиновый допинг этой бесконечной, изматывающей войны. Оно было таким же отвратительным, как и он сам. Но оно было.