Этим утром Броса шла на работу совершенно без настроения. Всё было одно к одному: и проливной дождь, и ссора с сестрой, и проблемы в родимой больнице. Да и вообще, как говорится, понедельник — день тяжелый.

Хотя, конечно, называть то, что произошло у них с Вондур, ссорой — существенное, да нет, просто грандиозное преуменьшение. Когда перестаешь общаться с единственной сестрой, потому что застаешь её со своим парнем в постели, причем в своей собственной постели — это всё-таки нечто большее. Ландрава она, разумеется, выгнала взашей, даже вещи толком не дала собрать и еще целую неделю передавала ему то одно, то другое через общих знакомых. Ну, кроме Вондур, конечно.

Броса не знала, да и, положа руку на сердце, и знать-то не желала, продолжает ли сестра встречаться с Ландравом. Но это не имело значения. Потому что найти в себе силы, чтобы простить Вондур, она пока не могла. Вот если бы они с Ландравом прямо сказали, что хотят быть вместе, а Бросу побоку, тогда еще туда-сюда, но вот так, тайком, да еще и прямо в Бросиной любовно обставленной спальне на Бросиных белоснежных простынях! Нет, простить такое было совершенно невозможно! Настолько, что она даже сожгла эти самые простыни вместе с наволочками. Подушки, правда, пожалела, ведь удобную подушку поди найди, а простыни — ладно, другие купит, благо зарплата целителя-ликанолога в Центральной больнице Фокунни позволяет не считать медяки.

Работу свою Броса в принципе любила. Не то чтобы она вот прямо мечтала стать именно ликанологом, но когда в конце пятого курса по результатам тестов у нее была подтверждена высокая толерантность к оборотням, и ей предложили пойти в интернатуру на ликанологию, девушка согласилась почти без раздумий. А что? Специальность довольно редкая, поскольку среди самих оборотней желающих стать целителями почему-то всегда было очень мало, а среди людей не так уж много находилось тех, кто имел достаточно высокий уровень толерантности к оборачивающимся в различных животных собратьям по разуму. Поэтому платили ликанологам существенно больше, чем простым целителям, так что даже на зарплату ликанолога-ординатора уже можно было жить вполне неплохо, а уж теперь, когда Броса стала полноправным аттестованным целителем — так и вовсе очень даже хорошо.

Родители, как и бабушки с дедушками, любили Бросу и Вондур одинаково, во всяком случае, заподозрить иное по их поведению было невозможно. А вот прабабушка Хюнга, мама маминой мамы, всегда отдавала предпочтение старшей правнучке и свой маленький домик на окраине, окруженный небольшим, но ухоженным садом, завещала именно Бросе. Туда-то и переехала начинающая целительница, как только поступила в ординатуру. А Вондур с собой не позвала и все намеки сестры на то, как той надоело жить вместе с родителями, упорно игнорировала. Объяснялась такая неуступчивость Бросы довольно просто — всю свою жизнь она была вынуждена считаться с младшей сестрой и довольно часто ей уступать, так что, как только появилась возможность жить так, как хочется ей самой, не смогла от нее отказаться.

Да, наверное, нежелание Бросы пустить Вондур к себе обижало сестру, но неужели же настолько, чтобы соблазнить её парня? Хотя, с другой стороны, еще неизвестно, кто там кого соблазнил. Не зря же подруги постоянно твердили ей, что Ландрав — ужасный бабник и надолго с Бросой не задержится. Но влюбленная девушка, разумеется, не желала их слушать и была счастлива почти целый год, до тех пор, пока восемнадцать дней назад не вернулась с работы раньше времени и не застала Ландрава с Вондур предающимися необузданной страсти на той самой постели, на которой меньше суток назад он не менее страстно любил саму Бросу.

И если бы только это! Ведь и в больнице, точнее в отделении ликанологии, творилось демоны знают что! Уже четверо оборотней пострадали от неизвестной болезни, вызывавшей страшные приступы, напоминавшие эпилептические припадки, сопровождавшиеся чудовищными судорогами и страшными болями. В чем была причина заболевания, установить до сих пор не удалось. Ни версия с инфекцией, ни версия с воздействием неизвестного химического вещества не были пока ни подтверждены, ни опровергнуты.

Да еще и этот ужасный дождь! Конечно, дождь осенью — это нормально, но не когда он льет как из ведра целую неделю, а на дворе отнюдь не ноябрь, а всего лишь середина сентября.

В общем, погруженная в печаль Броса уныло плелась от автобусной остановки к больнице, укрывшись под большим оранжевым зонтом, когда почти у самого крыльца ей под ноги бросилась здоровенная рыжая собака, мокрая и грязная, и жалобно заскулила, припадая на правую переднюю лапу.

— Ох, бедная собачка! — кинулась на помощь сразу же позабывшая о своих горестях Броса. — Что там у тебя такое?

Лапа собаки была в крови, и под густой шерстью виднелась приличная рана, уже изрядно испачканная.

— Вот что, — решительно сказала девушка, — пойдем-ка со мной в больницу. Эту рану обязательно надо обработать.

И вцепившись пальцами в шерсть на загривке, поскольку ошейника на собаке не было, потащила её внутрь.

Надо заметить, что доступ в отделение ликанологии животным закрыт не был, поскольку считалось, что их присутствие благотворно действует на выздоравливающих оборотней. Так что там постоянно жили две кошки и один кот, каждую весну и осень исправно размножавшиеся, что позволяло регулярно одаривать выздоравливающих котятами разнообразных расцветок «на счастье». Брали их, как ни странно, охотно, видимо, и впрямь верили, что они принесут удачу. А вот время от времени появлявшиеся в отделении собаки надолго не задерживались, довольно быстро прибиваясь к кому-нибудь из выписывающихся пациентов.

Как всякий ликанолог, Броса, разумеется, имела и навыки ветеринара, поскольку не так уж редко, заболев, оборотни переходили в животную форму чисто инстинктивно, потому что так выздоровление обычно шло быстрее. Поэтому никаких затруднений с обработкой собачьей раны у девушки не возникло.

Поразмыслив пару минут, она решила, что пострадавшую псинку лучше сразу вымыть целиком, чтобы потом не было проблем, куда пристроить грязное животное, что и проделала в процедурной без особого труда, поскольку собака вела себя терпеливо и смирно, явно решив довериться человеку. Высушить густую шерсть оказалось задачей посложнее, но девушка справилась и с ней при помощи фена, который держала в своем шкафчике в целительской на случай, если придется принимать душ на работе.

В процессе мытья выяснилось, что это кобель, так что время от времени Броса поощряла примерное поведение животного каноническим «Хороший мальчик!», от чего пес довольно прижмуривался, как все собаки, безошибочно улавливая, что его хвалят.

Несмотря на примерное поведение «хорошего мальчика», перед тем, как зашивать рану, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении довольно глубокой, целительница всё-таки сделала местную анестезию, чтобы зря не мучить животное. Так что и хирургический этап прошел мирно и гладко. А уж наложить повязку было и вовсе плевым делом.

Единственным неприятным моментом было то, что Бросе пришлось переодеваться, поскольку пес несколько раз отряхивался и изрядно её забрызгал, но это было нестрашно, запасная форма в шкафчике девушки тоже имелась.

Когда все манипуляции были закончены, пришло время делать обход отделения. Броса хотела оставить собаку в целительской на специально устроенной ею для этого лежанке из старого одеяла, взятого в кладовой, разумеется, с разрешения сестры-хозяйки. Но увидев, что девушка покидает целительскую, пес решительно поковылял за ней.

— Ладно, пошли вместе, что с тобой поделаешь, — махнула рукой Броса и отправилась на обход в компании своего нового шерстяного приятеля, которого решила пока звать просто «Кани», то есть «собачка», если на старонуэзском* (*Страна, в которой находится город Фокунни, называется Нуэзия).

***

Ковыляя за Бросой Солин, старший оперуполномоченный ОРППО, специализированного отдела по расследованию преступлений против оборотней Управления полиции города Фокунни, Кин Хундракур* (*у всех собак-оборотней фамилии начинаются с «Хунд») с удовлетворением думал о том, что внедрение прошло более чем успешно. И то, что внедриться удалось именно через рыжую, как и он сам, Солин, казалось бравому оперу хорошей приметой.

На данном этапе расследования разницы, с кем из трех потенциальных подозреваемых работающий под прикрытием оборотень попадет в отделение ликанологии, не было. Так что Кин решил положиться на судьбу и броситься к той, которая в этот день первой подойдет к служебному входу. Пришлось, конечно, сначала сильно поранить руку, а уже потом оборачиваться, и больно было демоны знают как, но оно того стоило — он в ликанологии под видом обычной собаки.

Непонятные припадки у оборотней, лечившихся в ЦБФ, привлекли внимание ОРППО еще после третьего случая, а теперь, когда их стало уже четыре, начальник отдела санкционировал проведение операции под прикрытием. Внедрять кого-нибудь из оперов под видом пациента побоялись — ведь неизвестно, что вызывает припадки, вдруг работающий под прикрытием сотрудник пострадает, так что внедрять решили оборотня в животной ипостаси, благо о том, что в отделении ликанологии можно держать животных, всем было прекрасно известно. А Кин для подобных дел был самой подходящей кандидатурой — обычные люди никогда не признавали в нем оборотня, поскольку на голове у него было белое пятно, а ведь всем известно, что шерсть у оборотней такой же расцветки как и волосы, а раз так, то собака с белым пятном оборотнем быть никак не может. Кин же был редкой аномалией, поскольку у него имелась белая прядь среди ярко-рыжих волос, превращавшаяся в это самое пятно при обороте. Ну и еще Кин в любом облике был потрясающе обаятельным. Так что шеф ОРППО Логриг Кофдююр* (*у котов-оборотней фамилии начинаются с «Коф») ни минуты не сомневался, кого следует послать на это дело.

На данный момент, проанализировав все имеющиеся данные, сотрудники ОРППО выяснили, что во всех четырех случаях в отделении ликанологии дежурили три человека: целитель-ликанолог Броса Солин и две медсестры: Кантир Лектири и Мактен Раартан. Теперь задачей Кина было проследить за ними во время работы, чтобы понять, причастен ли кто-то из женщин к этим загадочным заболеваниям. Конечно, уследить за всеми сразу Кин не мог, поэтому план был такой: сначала он плотно сопровождает одну из потенциальных подозреваемых под видом пострадавшей собаки, а если убеждается, что та к происходящему не причастна, предпринимает меры для проверки следующих.

Разумеется, кто-то из лечившихся в отделении оборотней вполне мог почувствовать, что Кин не настоящая собака, но тут уж приходилось полагаться на удачу и надеяться, что даже если такое случится, трепаться о своем открытии собрат не станет. На крайний случай Кин имел указание раскрыть цель своего пребывания в больнице, но всё же уповал на то, что до этого не дойдет.

***

Обход шел своим чередом и продолжался уже больше часа. Еще бы, ведь Броса внимательно просматривала истории болезни каждого пациента, чтобы выяснить, что изменилось с момента её предыдущего дежурства, и обязательно с каждым беседовала хотя бы пару минут, а с новенькими — и вообще разговаривала подробно и подолгу. За такое внимательное и ответственное отношение пациенты целителя Солин очень любили, и даже самые застенчивые из них охотно делились с нею подробностями о состоянии своего здоровья.

Но этот пациент, которого Броса всегда оставляла напоследок, был печальным исключением из данного правила. Пес-оборотень Трур Хундурин находился в отделении уже четвертую неделю, но за это время не сказал миловидной обаятельной целительнице Солин ни единого слова. Это было настолько необычно, что Броса даже навела подробные справки и выяснила, что пациент Хундурин вообще ни с кем не разговаривал: ни с другими целителями, ни с медсестрами, ни с теми, кто приходил его навестить. Целыми днями он лежал, отвернувшись к стене, и хотя в данный момент жизни Трура Хундурина ничего не угрожало, на поправку он упорно не шел.

Трур был полицейским оперуполномоченным, как и Кин, но работал не в ОРППО, а в ОРТНП, отделе по расследованию тяжких насильственных преступлений в том же городском полицейском управлении, занимавшимся не только насильственными преступлениями, повлекшими смерть потерпевшего, но и разбойными нападениями.

Двадцать шесть дней назад они с напарником Винуром Марнилундом преследовали отморозка, ограбившего девушку. По сведениям, полученным от потерпевшей, преступник был вооружен ножом, которым он ей, собственно, и угрожал. Но когда они загнали мерзавца в тупик, выяснилось, что у него был еще и пистолет, из которого гаденыш и начал палить по преследовавшим его полицейским. Первым же выстрелом ублюдок убил бежавшего впереди Винура, попав ему прямо в глаз, вторая пуля попала Труру в грудь, что не помешало переполненному яростью оборотню достать пистолет и начать отстреливаться. Мерзавца, оказавшегося, как выяснилось позже, особо опасным рецидивистом, сбежавшим из-под надзора после освобождения из тюрьмы, Трур, разумеется, застрелил. Но это не вернуло Винура, человека, ставшего его первым напарником. Человека, с которым они прослужили вместе больше десяти лет, который научил Трура всему, что знал сам о полицейской работе, человека, ставшего Труру вторым отцом.

Винуру оставалось до пенсии меньше года. Он уже строил планы, как будет возиться с внуками, как достроит лодку, начатую еще до того, как Трур стал его напарником, как наконец-то съездит с женой в санаторий на целый месяц, а не, как обычно, в лучшем случае на две недели. А теперь ничего этого не будет! И в этом Трур винил себя. Потому что это он, молодой здоровый оборотень, должен был первым сунуться в тот переулок, а не пожилой, хотя и всё еще крепкий обычный человек Винур. И рана Трура упорно не заживала, постоянно нагнаиваясь и воспаляясь снова и снова, несмотря на вот уже третий по счету курс антибиотиков.

Визиты рыженькой целительницы были для Трура единственным светлым пятном. Когда она была рядом, ему как будто становилось легче. В целительнице Солин Труру нравилось всё: и ярко-рыжие волосы, и симпатичное лицо, и ладная фигурка, и уютный, как будто родной, запах, и осторожные прикосновения нежных ладошек её маленьких ручек. Она была как воплощенная мечта о той самой женщине, самой близкой и самой замечательной на свете. Она была его единственной. Но ему, неуклюжему увальню, неспособному уберечь даже собственного напарника, о том, чтобы заполучить такое совершенство, и думать не стоило.

Историю гибели Винура Марнилунда знал, разумеется, весь город. И хотя в точности о сути переживаний пациента Хундурина Броса не знала, но прекрасно понимала, что тот явно винит себя в гибели напарника, поскольку у оборотней гораздо сильнее, чем у людей, выражена связь между физическим и эмоциональным состоянием, и раз оборотень, несмотря на адекватное лечение, не поправляется, значит, причина тут не физическая, а психическая.

Поэтому Броса всегда оставляла Хундурина напоследок и каждый раз пыталась его разговорить, не без основании полагая, что, поделившись своими переживаниями, тот сделает первый шаг к выздоровлению. Но пациент упорно молчал.

— Ну как вы сегодня, господин Хундурин? — с приветливой улыбкой спросила Броса, входя в предоставленную пострадавшему при исполнении полицейскому одноместную палату.

Пациент, лежавший лицом к стене, предсказуемо не ответил, но хотя бы обернулся на голос и даже сел в кровати, мрачно взирая на целительницу и сопровождавшего её Кани-Кина.

— Давайте посмотрим вашу рану, — продолжила девушка, присаживаясь на стул у кровати, и начала аккуратно снимать повязку.

Поскольку рана снова загноилась, повязка присохла, и, когда Броса стала её отдирать, Трур зашипел от боли. Мысленно обругав себя, что не сделала этого сразу, целительница наложила чары для местного обезболивания и, открыв наконец-то рану, не смогла сдержать печального вздоха — вроде бы начавшее уменьшаться воспаление снова усилилось.

— Тебя еще тут не хватало, Кани, — шикнула она на Кина, сунувшего любопытную морду ей под руку, и добавила, обращаясь с Труру: — Ну почему же вы никак не хотите выздоравливать, господин Хундурин?

— Меня зовут Трур, — охрипшим после долгого молчания голосом ответил тот и послал Кину, которого явно узнал, такой тяжелый взгляд, что опер под прикрытием шлепнулся на задницу от неожиданности.

— Приятно познакомиться, Трур! — с энтузиазмом откликнулась заметно повеселевшая целительница. — А меня зовут Броса. Сейчас я обработаю вашу рану новым лекарством и снова наложу повязку. Надеюсь, хотя бы это средство вам поможет.

— А разве не медсестры должны делать перевязки? — поинтересовался Трур, действительно недоумевавший, почему с ним постоянно возятся именно целители.

— Когда рана наконец-то начнет заживать, так и будет, но пока нет прогресса, её состояние должен оценивать непосредственно целитель, чтобы понимать, нужно ли корректировать лечение.

Закончив перевязку, Броса сделала запись в истории болезни и, пообещав заглянуть еще раз ближе к вечеру, вышла из палаты. Кин направился вслед за ней, но Трур успел тихо прорычать ему вслед: «Сунешься к ней, убью!» Он был премного наслышан о любовных подвигах этого ловеласа, менявшего женщин как перчатки, что вообще-то было псам-оборотням несвойственно. Но в случае Хундракура побеждала, по всей видимости, человеческая часть его натуры. А Трур никак не мог допустить, чтобы этакий легкомысленный тип дурил голову такой замечательной девушке. Кин к сведению позицию коллеги принял, но внешне никак не отреагировал, тем более, что он и сам еще не решил, стоит ли ему приударить за рыженькой Солин, если, конечно, выяснится, что она не замешана в этих происшествиях с оборотнями, или нет.

Вечером Броса действительно зашла снова, чтобы сделать перевязку, поскольку на гноящихся ранах следовало менять повязки два раза в день. В этот раз ей показалось, что воспаление стало чуть меньше, но, к сожалению, если прогресс и был, то слишком незначительный, чтобы можно было быть полностью уверенной в его наличии.

А ночью это случилось снова. У пациента Тигтальнена* (*фамилии тигров-оборотней начинаются с «Тиг»), оборачивавшегося в тигра, начались судороги. Зрелище, конечно, было жуткое, ведь у него еще и пена изо рта шла, причем кровавая, поскольку Тигтальнен прикусил язык, но Броса с медсестрами не растерялись и действовали четко и слаженно, так что Тигтальнен был надежно зафиксирован и получил все необходимые лекарства вовремя. Да и неудивительно, что всё получилось, ведь это был уже пятый случай, так что все прекрасно знали, что следует делать. Однако же на снятие приступа ушел почти час, поэтому когда Тигтальнену стало лучше, и его стало можно развязать, поставив капельницу с укрепляющим раствором, и Броса, и Кантир с Магтен были совершенно измотаны.

«А вот кстати, — подумал Кин, наблюдавший за происходящим из коридора через распахнутую дверь палаты, — ведь все случаи приступов происходили ночью, а ночью в отделении дежурит всего один целитель и две медсестры, не то, что днем, когда целителей трое, а медсестер — и вовсе пять».

Разумеется, всякому, работающему в больнице, это было очевидно, но ни Кин, ни его коллеги из ОРППО почему-то не задумались о том, что дневные и ночные смены в ЦБФ укомплектованы по-разному. Они просто отметили, кто именно работал в то время, когда имели место интересующие их происшествия, и всё. А ведь, как Кин теперь понимал, за день наслушавшись разговоров в целительской, и графики у работавших в отделении ликанологии были разные. Кто-то работал только сутками, кто-то — только днем, а кто-то — в основном днем, но с ночными дежурствами время от времени, и это еще не считая выходов не по своему графику для замены тех, кто болен или в отпуске.

Кину стало совершенно ясно, что ему срочно необходимо выяснить, какие именно графики за те полтора месяца, когда случались происшествия с оборотнями, были у всех трех потенциальных подозреваемых. Броса вроде бы работала только сутками, но и это всё равно требовалось уточнить. Конечно, сейчас Кин подозревал целительницу меньше остальных, поскольку не спускал с нее глаз и был абсолютно уверен, что Тигтальнена она не трогала, во всяком случае, лично. Этого пациента Броса посетила один раз во время обхода и никаких лекарств ему сама не давала. А если бы она делала пострадавшим какие-то неправильные назначения, это бы отражалось в историях болезней и давно бы уже стало очевидным. Но полностью исключить причастность Солин Кин пока всё-таки не мог, ведь она могла быть соучастницей, так что он собирался еще последить за целительницей, чтобы проверить, не будет ли у нее каких-то подозрительных контактов. Ведь если у нее имеются подельники, должна же она с ними как-то связываться?

Телефона у Кина с собой, разумеется, не было. Взрослые оборотни, конечно, умели при обороте помещать одежду в специальный пространственный карман, да так хитро, что при обратном превращении она снова оказывалась на них надетой, но никакие технические приспособления такого обращения не выдерживали, просто переставали работать. Звонить из дома Бросы, когда наутро он туда попадет, тоже представлялось довольно рискованным, ведь он не знал, насколько крепко девушка спит, да и самый крепко спящий человек может внезапно проснуться по совершенно неожиданной причине в самый неподходящий момент. Значит, звонить, надо было сейчас. Телефон с выходом в город был только в целительской, и, в принципе, Кин мог бы позвонить оттуда, но для этого надо было обернуться в человека, а это было рискованно, мало ли кто туда неожиданно заглянет.

Ситуация уже начала казаться бравому оперу безнадежной, когда Кин вспомнил о Труре Хундурине. Понадеявшись на то, что даже если Броса освободится раньше, чем он вернется, то не кинется разыскивать его по палатам, Кин бесшумной тенью метнулся в палату коллеги. Как только он вошел, Трур немедленно проснулся и уставился на незваного визитера отсвечивающими красным в неярком свете, падающем из коридора, глазами. «Надо отдать этому Хундурину должное, соображает он неплохо», — мысленно отметил Кин, когда Трур сначала подпер не имевшую запора дверь в палату тумбочкой и только потом негромко пробурчал: «Ну, чего тебе?»

Обернувшись человеком, Кин рассказал Труру, что работает под прикрытием над делом о пострадавших в ЦБФ оборотнях. Объяснил он, и какая именно информация ему нужна, а также — кому нужно позвонить, чтобы её уточнить. И Трур позвонил, но оказалось, что посреди ночи никто на его вопросы отвечать не готов — нужной информации никто просто не помнит. Так что пришлось договариваться, что нужные сведения коллеги передадут Труру, а тот передаст их Кину, когда он снова придет в больницу вместе с Бросой, но когда это точно будет, Кин пока и сам не знал — просто не догадался внимательно изучить график работы, висевший в целительской.

— И не вздумай к ней лезть, я серьезно, — сказал ему на прощание Трур, когда Кин, уже обернувшись собакой, выходил из палаты, и показал для острастки кулак.

Не то чтобы Кин и правда испугался Трура Хундурина, парня хотя и здоровенного, но выглядевшего в человеческой ипостаси совершенно неагрессивным, однако вывод о том, что Хундурин запал на рыженькую всерьез, сделал.

Утром дождя не было, поэтому по дороге домой настроение у Бросы было уже получше, да и радостно прыгающий вокруг рыжий пес был таким милым, что, глядя на него, всерьез расстраиваться девушка уже не могла. Ради того, чтобы Кани смог погулять подольше, Броса даже решила пройтись до дома пешком, а не поехать на автобусе, как делала обычно. Да и зайти в зоомагазин тоже следовало, так что в любом случае пришлось бы выходить на остановку раньше.

Вообще-то сначала Броса хотела оставить Кани в отделении. Собак она, конечно, любила, но вот прямо сейчас как-то не была готова заводить взрослого здоровенного пса. Однако рыжий прохвост так жалобно заскулил, когда она попыталась уйти без него, что девичье сердце не выдержало, и буркнув: «А, демоны с тобой, пошли!» — Броса разрешила Кани отправиться вместе с ней.

И теперь радостная рыжая бестия носилась вокруг нее кругами, временами взлаивая от восторга, а Броса прикидывала в уме, чего и сколько надо купить этому проглоту. Получалось, что помимо сухого корма и собачьих галет потребуются еще и поводок с ошейником. Неплохо было бы, конечно, прикупить специальные миски для корма и воды, а также собачью постель, но это могло и подождать, тем более, что Броса не была уверена, что Кани задержится у нее надолго. Пес был ухоженным и явно домашним, так что она собиралась после того, как выспится, разместить объявление о своей находке, позвонив в городское Бюро находок, и полагала, что хозяева симпатичной собачки вскоре объявятся. Поэтому всерьез тратиться на обустройство Кани в своем доме девушка считала явно преждевременным. Миски она найдет, а постель для пса можно будет обустроить из запасного одеяла, которым раньше пользовался Ландрав, вряд ли оно в скором времени понадобится, а даже если и да, то лучше будет купить новое.

Посоветовавшись с продавцом, Броса купила Кани ошейник с поводком, пакетик собачьих галет и немного сухого корма на развес, а доставку большого мешка корма заказала на дом, тащить шестнадцать кило на себе она была не готова, а брать в пакетах меньшей расфасовки получалось уж больно невыгодно.

Кин, разумеется, был не в восторге от необходимости питаться сухим собачьим кормом, но приходилось терпеть ради конспирации. Он, конечно, мог раскапризничаться и добиться того, чтобы Броса купила ему собачьих мясных консервов, но кормить пса его размера консервами вышло бы по-настоящему дорого, а девушке и так уже пришлось немало на него потратить. Сначала Кин планировал, когда всё закончится, просто пригласить симпатичную целительницу на обед, а лучше, конечно, — на ужин, плавно и приятно переходящий в завтрак, но теперь, учитывая предупреждения Хундурина, была вероятность, что план придется поменять. Ну да об этом можно было подумать и позднее.

А сейчас Кин, успевший изрядно набегаться по дороге, выхлебал полмиски воды и принялся за сухой корм, показавшийся ему с голодухи вполне приемлемым на вкус. Конечно, во время дежурства Бросы «милому песику» перепала еда повкуснее и не только из больничной столовой, но и из принесенных из дома её коллегами аппетитно пахнувших судочков и баночек, но к этому моменту он уже успел изрядно проголодаться.

Броса же направилась в ванную, где её уже поджидала набранная ванна с ароматной пеной. Она всегда принимала ванну после тяжелой смены, чтобы всё плохое ушло в воду. Наука не давала точного ответа, действительно ли вода способна забирать негативную энергию, но Бросе это помогало, и девушке было неважно, происходило ли это из-за объективных причин или из-за простого самовнушения.

Доев, Кин пристроился на выделенном ему одеяле, которое Броса положила на пол в углу гостиной, и задремал. Разбуженный звуком автомобильного гудка с улицы оборотень, взглянув на большие напольные часы, понял, что девушка принимает ванну уже почти час. Конечно, Кин прекрасно понимал, что женщины — довольно странные существа, и ожидать от них можно всякого, но такие долгие водные процедуры его всё же встревожили, и оборотень решил посмотреть, всё ли с Бросой в порядке. А то вдруг она там уснула? Захлебнется еще, ну или простудится в остывшей воде, тоже ничего хорошего.

Оборачиваться человеком Кин, конечно, не стал. Зачем рисковать, если нажимную ручку на двери ванной можно открыть, просто встав на задние лапы, при помощи этих самых лап, только передних? В ванной было тихо, и за задернутой шторкой виднелся силуэт девичьей головы с подколотыми, чтобы не намокли, волосами. Кин подошел поближе и, всунув морду за занавеску, негромко тявкнул.

— А? Что? — встрепенулась Броса и привстала.

В результате этого маневра упругая девичья грудь оказалась прямо перед глазами Кина. Впечатленный увиденным оборотень с размаху шлепнулся на задницу и даже тявкнул от избытка чувств.

— Ах ты, вуайерист мохнатый, — шутливо погрозила ему пальцем девушка, — а ну, брысь отсюда, нечего подглядывать!

Кин счел за лучшее подчиниться и даже на всякий случай не стал подсматривать из-за приоткрытой двери, хотя и очень хотелось.

***

Три выходных прошли довольно приятно: погода стояла отличная, и Броса со своим новообретенным питомцем много гуляли в парке неподалеку, где Кин с восторгом носился за вытащенным Бросой из кучи так до конца и не разобранных старых вещей, сваленных на чердаке, красным резиновым мячиком, как раз такого размера, что удобно помещался в собачьей пасти. Так-то оно, конечно, взрослому оборотню бегать за мячиком было уже даже и не совсем прилично, но всё равно приятно и весело, тем более, что имелось отличное оправдание — работа под прикрытием. А по вечерам, когда девушка усаживалась на диване с книжкой, Кин пристраивался рядом, уложив мохнатую голову ей на колени, и блаженно жмурился, когда она чесала его за ушами.

И да, никаких подозрительных контактов, представляющих интерес для следствия, за это время у целительницы не было.

В пятницу утром, собираясь на работу, Броса поинтересовалась:

— Ну что, Кани, пойдешь со мной на работу или дома дрыхнуть будешь? Еды я тебе оставлю, а по своим делам ты сможешь выходить в сад, собачью дверцу я запирать не стану.

В задней двери дома, выходившей из кухни в сад, действительно имелась собачья дверца с защелкой изнутри, проржавевшей настолько, что для того, чтобы проверить, пролезет ли Кани через эту дверцу, защелку пришлось не только смазать, но еще и предварительно пошкурить, благо наждачная бумага в доме имелась. В дверцу пес действительно пролез, так что теперь мог самостоятельно наведываться в окружавший дом сад в любое время.

Сложно сказать, какой выбор сделал бы в такой ситуации Кин, будь он и впрямь собакой, но он был опером на задании, поэтому всем своим видом продемонстрировал готовность пойти с Бросой на работу.

И они отправились в ЦБФ вместе.

Обоснованно предположив, что Броса не изменит заведенному распорядку и к Хундурину зайдет в последнюю очередь, Кин метнулся в палату к коллеге и выжидательно уставился на Трура, на этот раз лежавшего уже не лицом к стене, а просто глядя в потолок.

— А, это ты... — протянул Хундурин. — А Броса где?

Кин попытался взглядом передать Труру, что вопрос этот довольно глупый, и, судя по всему, ему это удалось, поскольку Трур продолжил:

— А, понял, она только-только начала обход, а ты сразу ко мне. Что ж, запрос ты сделал не зря. Действительно, одна из медсестер — Кантир Лектири не так давно сменила график работы. До первого происшествия она работала в основном в дневную смену с одним или двумя ночными дежурствами в месяц. Как раз во время такого её ночного дежурства и случился первый эпизод, после которого она сразу же поменяла график на суточные дежурства. Какую причину она при этом озвучивала своему начальству, ваши пока решили на всякий случай не выяснять, чтобы её не спугнуть, если эта Лектири замешана.

На этих словах Кин одобрительно кивнул и собирался уже выйти из палаты, чтобы пойти подремать в целительской и послушать, о чем там будут болтать коллеги Бросы, но Трур его остановил, сказав:

— Ко мне вчера начальник твой приходил, Логриг Кофдююр. Не люблю я эту кошачью породу, но Кофдююр мужик и впрямь дельный, он принес сигнальный артефакт с приемником и передатчиком, подойди, я тебе передатчик на ошейник прицеплю, а приемник у меня будет.

Кин подошел и позволил прицепить к своему ошейнику небольшой матово-черный кругляшок передатчика.

— Умеешь пользоваться? — поинтересовался Трур, а когда Кин кивнул, начал излагать идею начальника ОРППО: — В общем, Кофдююр сказал мне, что раз ты убедился, что Солин непосредственно к воздействию на пострадавших отношения не имеет, значит, ты должен будешь ночью ходить по отделению и смотреть, что вокруг происходит. Бродящая по ночам дозором собака действительно вряд ли кого-нибудь удивит. Кот, ясное дело, был бы еще менее заметен, но тут вы, конечно, правильно сделали, что решили не рисковать, неизвестно как бы он ужился с местными. Ну вот, а раз уж я всё равно здесь торчу, Кофдююр хочет, чтобы я тебя подстраховал. Поэтому, если ты заметишь что-нибудь подозрительное, ты подашь мне сигнал, и я сразу же прибегу. Вдвоем у нас будет больше шансов задержать злоумышленника. И не смотри так обиженно, Кофдююр тебе полностью доверяет. Просто нельзя исключать, что преступник действует не один, вот тут-то я и пригожусь. Но сигнал ты подай в любом случае, мало ли что.

С тяжелым вздохом Кин снова кивнул и отправился в целительскую.

Броса действительно появилась в палате Трура только в конце обхода. С удовлетворением отметив, что рана выглядит заметно лучше, она не замедлила поделиться этими новостями с Труром.

— Так вы теперь, значит, больше не будете мне перевязки делать? — с огорчением спросил оборотень.

— Почему не буду? — удивилась Броса.

— Ну вы же сами сказали, что когда рана начнет заживать, перевязки будут медсестры делать.

— Ну, во-первых, до этого еще далеко, а во-вторых, если вам комфортнее, чтобы перевязки делала именно я, а не медсестры, так и скажите, мне нетрудно.

— Хорошо, спасибо, — с облегчением выдохнул Трур.

— И вам бы очень желательно начать ходить на прогулки, для выздоравливающих оборотней свежий воздух очень полезен, — продолжила целительница. — У нас тут, кстати, чудесный парк, а сегодня еще и погода прекрасная, сухая, солнечная и теплая. Если вам пока тяжело так далеко ходить, попросите кого-нибудь из медсестер, чтобы вас сопроводили. Они не откажут, это тоже входит в их обязанности.

— А вы?

— Что — я? — не поняла Броса.

— А вы не откажете, если я вас попрошу сходить со мной на прогулку? — выпалил Трур и затаил дыхание в ожидании ответа.

Услышав такой вопрос, Броса впервые внимательно посмотрела на Хундурина не как на пациента, а как на мужчину. На его простое, но приятное лицо, на взлохмаченные пепельно-русые волосы, и да, на его мускулистый торс, пока еще не скрытый под больничной пижамой, тоже посмотрела. Целительница в ней в полный голос вопила, что непременно надо соглашаться, поскольку её присутствие явно способствует выздоровлению этого пациента, а вот обиженная женщина, совсем недавно обманутая, пусть и совершенно другим мужчиной, настойчиво шептала, что рисковать не стоит.

Пауза затягивалась, и только когда Трур, поняв молчание девушки по-своему, уныло пробормотал: «Простите, я зря спросил, не стоило», — Броса наконец-то решилась и сказала:

— Да нет, что вы, очень даже стоило, просто я прикидывала, в какое время это можно сделать. Да и долго гулять с вами я не смогу, а вам бы надо подольше.

— А вы ко мне завтра приходите, в часы посещений, а? — осмелел оборотень. — Если погода будет подходящая, я готов с вами гулять хоть весь день.

— Я подумаю, — широко улыбаясь, ответила Броса, — а сегодня сходим обязательно. Я за вами после обеда зайду, хорошо?

— Договорились! — радостно улыбнулся в ответ Трур.

Прогулка получилась довольно милой, вот только немного странной, поскольку стоило только увязавшемуся за ними Кани-Кину усесться рядом с Бросой, положив голову ей на колени, как Трур задал целительнице довольно неожиданный вопрос:

— А как вы думаете, Броса, мне полезно будет побегать в собачьей ипостаси?

— Да, конечно, — уверенно ответила девушка. — Если нет угрозы жизни, то оборот всегда ускоряет выздоровление.

И тут, безмерно удивив целительницу, пациент Хундурин обернулся здоровенной палево-серой псиной и стремительно рванул к ближайшим деревьям, а буквально через мгновение вернулся и с палкой в зубах уселся перед Бросой, просительно виляя хвостом.

Рассмеявшись, девушка забрала у него палку и постаралась зашвырнуть её как можно дальше. Радостно гавкнув гулким басом, Трур бросился за палкой, а когда он принес её назад, Броса, не удержавшись, погладила его по голове со словами: «Хорошая собачка!». Не поучаствовать в такой чудесной забаве Кин не мог, поэтому, когда девушка бросила палку в следующий раз, рванул следом за Хундурином. Так они с переменным успехом и гонялись за палкой в следующие полчаса, а призом победителю в очередном забеге было почесывание за ушами и звание «хорошей собачки».

Когда Броса сказала, что они, безусловно, отлично проводят время, но ей пора заниматься делами, Трур тут же обернулся человеком, а палку, которая в последнем раунде досталась ему, с ехидной улыбкой вручил Кину. Тот, как ни странно, отказываться не стал и с загадочным видом скрылся в ближайших кустах, по всей видимости, припрятывая свое собачье сокровище.

— Как вы себя чувствуете? — встревоженно спросила Броса, заметив, что Трур всё никак не может отдышаться.

— Вполне неплохо, хотя бывало и получше, — доложился тот.

— Так, давайте-ка, обопритесь на меня, я помогу вам дойти. И не вздумайте возражать! — строгим тоном сказала целительница.

Но о возражениях пациент и не думал, и когда Броса правой рукой обхватила его за талию, закинув левую руку Трура себе на плечо, охотно воспользовался ситуацией, постаравшись прижаться потеснее.

«Вот не видел бы, что ты в собаку оборачиваешься, решил бы, что ты из лис, несмотря на фамилию, — думал неспешно трусивший за обнявшейся парочкой Кин, — вот, как пить дать лисы у тебя в роду были, хоть ты и не рыжий».

Надо заметить, что смешанные браки у оборотней встречались даже чаще, чем пары, в которых оба супруга были оборотнями, тем более — оборотнями одного вида. Да и выбора-то особого не было, поскольку гены, отвечающие за способность оборачиваться, намного чаще передавались по мужской линии, поэтому мужчин-оборотней всегда было гораздо больше, чем оборотней-женщин. Так что браки с людьми оборотни заключали с незапамятных времен, тем более, что полукровок не бывало — ребенок либо наследовал способность к обороту и становился полноценным оборотнем, либо был обычным человеком. А вот браки оборотней разных видов лет пятьдесят назад еще были диковиной и стали обычным делом только после того, как ученые сумели бесспорно доказать, что никакая из животных ипостасей не была доминирующей при наследовании, так что вероятность передачи ребенку животной ипостаси конкретного родителя являлась равной, вне зависимости от видов, к которым родители принадлежали.

Проводив Трура в палату, Броса погрузилась в рабочую рутину. А снова придя к нему на вечернюю перевязку, с удовлетворением отметила, что воспаление вокруг раны почти исчезло, гноя уже совсем нет, и даже заметны следы заживления. Поэтому, когда пациент снова поинтересовался, придет ли она завтра, чтобы с ним погулять, внутренняя целительница победила внутреннюю паникершу, и Броса ответила, что придет, но только если не будет дождя. Всё-таки сидение в палате, по её мнению, слишком уж сильно напоминало свидание, а к такому девушка пока была не готова.

На этот раз, к удовольствию Бросы и разочарованию Кина, ночь прошла спокойно, так что целительница даже успела немного вздремнуть в целительской на диване. А вот Кин, наоборот, всю ночь шлялся по коридорам, уделяя особое внимание сестре Лектири, в надежде заметить что-нибудь подозрительное. Поэтому, когда они с Бросой добрались до дома, оборотень быстренько поел и завалился спать, не дожидаясь даже, когда уляжется девушка.

***

Когда Броса, а следом за ней и Кин проснулись, солнце светило так, что казалось, будто всё еще лето. Поэтому, пообедав, девушка, как и обещала, снова направилась в ЦБФ, чтобы погулять с Труром. Оборотень, поразмыслив, решил с ней в этот раз не ходить. Днем, да еще и не в ту смену, делать ему в больнице было нечего, а носиться за палкой наперегонки с Хундурином было, вне всякого сомнения, забавно, но только один раз. Повторять это снова было бы глупо. Так что, проводив целительницу Солин, парень обернулся человеком и с наслаждением завалился на диван с книжкой, которую с таким увлечением совсем недавно читала Броса. Это был мистический фэнтези-детектив Ольги Консуэло под названием «Восемь рун в сердце зимы», оказавшийся настолько захватывающим, что Кин чуть не пропустил возвращение своей временной хозяйки, твердо решив, что он и завтра с ней не пойдет, чтобы дочитать книжку.

Трур встретил Бросу такой радостной улыбкой, что последние сомнения целительницы развеялись — на эти прогулки она согласилась не зря.

— А где же собачка ваша? — поинтересовался оборотень, поздоровавшись.

— Кани сегодня остался дома, — ответила девушка, — он всю ночь по коридорам бродил, всё высматривал непонятно кого, так что остался отсыпаться.

Они снова отправились в парк, но в этот раз Трур, конечно же, оборачиваться не стал, а просто сел рядом с Бросой на скамейку и, жмурясь на солнышке, довольно охотно отвечал на заинтересованные вопросы целительницы. Слово за слово, девушка вытянула из него все нехитрые подробности биографии полицейского опера, настолько увлеченного работой, что времени на серьезные отношения с противоположным полом уже и не оставалось. Да и желания особого не было, если честно, до встречи с Бросой, разумеется. Но этого Трур ей пока говорить не стал, побоявшись отпугнуть внезапной серьезностью своих намерений. Ведь это он знал её уже почти целый месяц, знал её удивительный запах, тепло её нежных рук, музыку её милого голоса. А для Бросы-то он до вчерашнего дня был просто трудным пациентом Хундурином, одним из многих.

Так они просидели больше двух часов, пока больных не начали созывать на полдник. Тепло попрощавшись с Труром, Броса отправилась домой, размышляя о том, что если этот оборотень и впрямь на нее запал, то она, пожалуй, будет не против попробовать познакомиться с ним поближе, парень начинал ей по-настоящему нравиться.

***

А на следующий день снова полил дождь, и целительница осталась дома. Трур страдал, что она не пришла, Кин страдал, что не может дочитать интересную книжку, и даже сама Броса немного страдала, переживая за здоровье пациента Хундурина, но, положа руку на сердце, всё-таки не слишком сильно. Тем более, что дома у нее имелись и другие интересные книжки, которые она не так давно взяла у своей лучшей подруги Кайрасты, но пока еще не успела прочитать.

Но не зря говорят, что природа слышит чаяния оборотней и отзывается на них — дождливая погода не затянулась, так что в понедельник было сухо, хотя и пасмурно, и Броса после обеда отправилась в ЦБФ. На сей раз Трур обрадовался так, что девушке даже стало немного неловко от такого явного проявления чувств.

И может быть, эта радость сыграла свою роль, а может быть — и что-то еще, но Трур немного неожиданно даже для себя самого во всех подробностях рассказал Бросе о своем напарнике. Рассказал, как терпеливо Винур Марнилунд учил его, тогда еще совсем зеленого новичка, премудростям оперативной полицейской работы, о том, сколько дел они раскрыли вместе, о том, как прикрывали друг друга от пуль и от критики начальства, о том, как отмечали успешные раскрытия и переживали неудачи. Ну и, конечно же, о том, как его непредусмотрительность и нерасторопность стоили напарнику жизни.

— Никто не совершенен, и вы в том числе, — заметила Броса, выслушав оборотня. — Да, вы совершили ошибку, но разве существует на свете человек или оборотень, никогда их не совершавший? Если бы я и мои коллеги бросали бы заниматься своим делом из-за любой совершенной ошибки, мир остался бы вообще без целителей, ведь не зря говорят, что у каждого целителя есть свое маленькое кладбище.

— Это не любая ошибка, это ошибка, стоившая жизни моему напарнику и другу, — мрачно ответил на это Трур.

— Но ведь это непреднамеренная ошибка, — горячо возразила девушка. — И я совершенно уверена, что ваш напарник ни в коем случае не хотел бы, чтобы вы бросили работу в полиции из-за чего-то в этом роде. Ведь тогда все его усилия, потраченные на то, чтобы сделать из вас хорошего полицейского, пропадут зря.

— Вы правда так думаете? — спросил Трур, пытливо вглядываясь ей в глаза.

— Определенно, — твердо ответила Броса, выдерживая этот взгляд.

— Может, вы и правы, — вздохнул парень, — если так подумать, Винур и впрямь не одобрил бы мое решение уйти из полиции.

— Ну так и не уходите! — воскликнула целительница. — Возьмите себе в напарники какого-нибудь новичка и научите его всему, что знаете. Передайте эстафету. Пусть это будет искуплением вашей ошибки. Да и я думаю, что воспитание желторотика-неумехи потребует от вас полной мобилизации всех ресурсов, так что на депрессивные мысли у вас не останется ни времени, ни сил.

— Это точно! — рассмеялся воспрянувший духом Трур и всё время, оставшееся до полдника, травил байки времен своего ученичества.

***

Следующее утро снова было дождливым и, собираясь на работу, Броса без особой надежды поинтересовалась у радостно прыгающего вокруг нее Кани, не хочет ли он всё-таки остаться дома. Кин, может, и остался бы, трусить под дождем в собачьей ипостаси — удовольствие ниже среднего, но ведь злоумышленники ждать хорошей погоды не будут, так что надо было идти, пришлось даже жалобно поскулить, чтобы девушка уж точно не вздумала уйти без него.

Тяжело вздохнув, Броса надела псу ошейник, пристегнула поводок и, прихватив здоровенный прабабушкин зонт, чтобы хоть немного прикрыть от дождя Кани, отправилась на автобусную остановку. К счастью, долго ждать им не пришлось, да и дорога была не слишком грязной, так что по прибытии в больницу удалось обойтись только мытьем собачьих лап, а не всей собаки целиком.

Кин сразу же направился на свою подстилку в целительской, а Броса пошла на обход, не став изменять привычного порядка и оставив палату Трура напоследок. В этот раз рана пациента Хундурина выглядела просто замечательно: никакого воспаления не было вообще, да и края уже начали срастаться.

— Ну вот, еще два-три дня и вас можно будет выписывать, — улыбнулась Труру целительница.

Но, вопреки её ожиданиям, оборотень этой новости не обрадовался, а наоборот, с тяжелым вздохом печально произнес:

— Значит, у меня больше не будет повода увидеться с вами.

— А вам для этого нужен какой-то специальный повод? — с подчеркнутым удивлением поинтересовалась девушка.

— Могу ли я это расценивать как потенциальное согласие встретиться со мной за пределами больницы? — оживился Трур.

— Можете, — благосклонно кивнула Броса.

— И телефончик свой мне дадите?

— И телефончик дам, и даже ваш номер запишу, чтобы не пропустить звонок, а то я на звонки с незнакомых номеров не отвечаю, названивают тут всякие.

— Вам кто-то докучает? Кто? Вы только скажите, я с ним разберусь! — решительно заявил оборотень.

— Буду иметь в виду, но надеюсь, что до этого не дойдет.

Они обменялись телефонами, и Броса отправилась по своим делам, а Трур завалился на кровать, мечтательно уставившись в потолок и представляя, как уже совсем скоро сможет пойти с ней на настоящее свидание.

Когда ближе к вечеру Кин заскочил в Хундурину в палату, чтобы еще раз обсудить порядок действий в случае, если ночью заметит что-нибудь подозрительное, Трур спросил, предварительно снова подперев дверь тумбочкой:

— А ты не знаешь, кто там ей названивает?

— Знаю, — ответил Кин, оборачиваясь человеком, — мы же на всех троих потенциальных подозреваемых подробное досье составляли. Это её бывший, Ландрав Нимертуд, она его не так давно со своей сестрой застала, причем парочка развлекалась прямо у Бросы дома в её собственной постели, они же с этим Нимертудом жили вместе уже почти год как.

— Ну ничего себе! — присвистнул Трур. — И эта двуногая тварина еще имеет наглость ей названивать?

— Ну да, — подтвердил Кин, — прощения просит и помириться пытается.

— А Броса что? — встревожился Трур.

— Ну, я их-то разговоров не слышал, зато слышал, как она подруге своей, Кайрасте, кажется, жаловалась по телефону, что этот Ландрав её совсем достал звонками, она уже устала новые номера в черный список заносить, так что решила вообще на звонки с незнакомых номеров не отвечать.

— Вот оно что, — кивнул своим мыслям Трур и перевел разговор на обсуждение предстоящей операции.

А около трех часов ночи, когда Броса и сестра Раартан задремали, одна в целительской, другая — в сестринской, Кин, аккуратно передвигавшийся по коридорам, стараясь держаться в тени, заметил, что сестра Лектири скользнула в палату Тенарда Ульвтига, оборотня-волка* (*фамилии волков-оборотней всегда начинаются с «Ульв»). И самое интересное, что зашла в палату медсестра не одна, с ней был какой-то мужчина, и это притом, что никаких мужчин среди тех, кто дежурил в отделении ликанологии этой ночью, не было и в помине.

Бравый опер активировал передатчик и, обернувшись человеком, замер у двери палаты Ульвтига, поджидая Хундурина. Трур появился минуты через три, и, резко распахнув дверь в палату, полицейские хором гаркнули:

— Стоять! Полиция! Руки держать на виду!

А когда Кин, нащупав на стене у двери выключатель, врубил верхний свет, оказалось, что у кровати Ульвтига, подняв руки, стоят сестра Лектири, зажавшая шприц в правой руке, и приличный на вид пожилой мужчина-человек.

Трур оказался во всеоружии, поскольку привлекая смежника к заданию, Кофдююр снабдил его всем необходимым. Так что временные напарники сделали всё, как полагается: надели на злоумышленников наручники, тщательно упаковали шприц в пластиковый пакет для улик, уговорив медсестру аккуратно его туда опустить, и вызвали подмогу по телефону. А вот о последствиях того, что шприц-то был уже пустой, никто из полицейских не подумал. Поэтому когда у Ульвтига начались жуткие судороги, оба опера поначалу растерялись и только вопль сестры Лектири «Да позовите уже целителя, наконец!» привел их в чувство. Трур бросился в целительскую, а Кин остался сторожить подозреваемых. Влетевшая в палату Броса, увидев, что творится с пациентом, послала Трура за сестрой Раартан, а сама кинулась на помощь к Ульвтигу, велев Кину, которого в человеческой ипостаси она, разумеется, не узнала, держать пациента, чтобы ему можно было сделать инъекции необходимых лекарств.

Минут через сорок приступ у Ульвтига сняли, а Трур с Кином вместе с прибывшим следователем ОРППО УПФ* (*Управление полиции города Фокунни) Лейндом Лейдинлехтом, в производстве которого находилось дело о причинении вреда здоровью оборотней, начали обрабатывать подозреваемых, решив провести первичные допросы прямо на месте, пока злодеи еще полностью не оправились от шока, вызванного задержанием. Лейдинлехт занялся допросом мужчины-подозреваемого, а на допрос сестры Лектири быстренько выписал поручение Кину, который не стал возражать, когда к нему присоединился Трур, взявший на себя каноническую роль злого полицейского, правда, в связи с отсутствием официальных полномочий — молча маячившего мрачной тенью злого полицейского.

Броса же с сестрой Раартан остались присматривать за пострадавшим, тем более что и целительская, и сестринская были заняты полицейскими, допрашивавшими подозреваемых по отдельности.

Сопровождавшим Кантир Лектири мужчиной оказался Гернтиг Кофмагир, оборотень-кот и известный ученый, разрабатывавший способы усиления физических возможностей оборотней различных видов. Собственно, тот препарат, который они с сестрой Лектири вводили пациентам отделения ликанологии, и должен был приводить к такому усилению.

Надо отдать должное Кофмагиру, сначала он испытал препарат на себе и, убедившись, что изобретенный им состав действительно увеличивает скорость реакции и при этом не является опасным для жизни, хотя и имеет побочный эффект в виде сильных судорог и болей после введения, решил испробовать его на оборотнях других видов.

Разумеется, подобное исследование, если проводить его по всем правилам, потребовало бы много времени на оформление всех необходимых документов, да и обошлось бы недешево. Поэтому Кофмагир решил с помощью своей любовницы Кантир Лектири, работавшей медсестрой в отделении ликанологии ЦБФ, провести нелегальные испытания препарата на выздоравливающих пациентах отделения, а уже потом искать финансирование для официальных испытаний, демонстрируя полученные результаты «анонимных добровольцев», чтобы убедить инвесторов.

Получив первичные показания, задержанных увезли в изолятор временного содержания при УПФ, а Трур и Кин отправились в палату Хундурина, чтобы по горячим следам сделать наброски отчета о проведенном расследовании.

Сдавшая смену коллегам Броса сильно встревожилась, когда не нашла Кани на его обычном месте на подстилке в целительской. Никто из коллег пса тоже не видел. Обежав все коридоры и лестницы, девушка решила поискать Кани в палатах и начала, конечно же, с палаты Трура.

— Вы не видели Кани? — спросила она, заглянув к Хундурину.

— Ну... — начал Трур, почему-то уставившись на рыжего парня, сидевшего на стуле у его кровати, — я даже не знаю, как вам лучше это объяснить...

— Да ладно, я сам, — перебил его рыжий и решительно заявил: Кани — это я. Меня зовут Кин Хундракур, я старший оперуполномоченный ОРППО и, работая при расследовании это дела под прикрытием, я прикинулся собакой, чтобы внедриться в отделение ликанологии.

— Но как же... Ведь ты же... — Бросе всё никак не удавалось сформулировать свою мысль.

— Ну да, — улыбнулся Кин, — никто из людей не подозревает, что я оборотень, потому что у меня в собачьей ипостаси на голове белое пятно. Такая вот врожденная особенность, — и он продемонстрировал белую прядь надо лбом, не слишком заметную в коротко стриженых волосах.

— Но зачем ты домой-то ко мне напросился?

— Ну так ты же была одной из потенциальных подозреваемых, я должен был отследить твои контакты.

— А на мою грудь в ванной ты пялился тоже, чтобы отследить контакты?! — возмущенно вопросила Броса.

— Она красивая, — бесхитростно ляпнул Кин и чудом успел обернуться собакой, когда с леденящим душу рыком на него накинулся здоровенный пес, еще мгновение назад бывший мирно сидевшим на кровати Труром Хундурином.

Со стороны собачья драка выглядела настолько жутко, что целительница беспомощно замерла у двери, не в силах сообразить, бежать ли ей за помощью или попытаться каким-то образом разнять драчунов самостоятельно.

Трур был крупнее, а Кин — быстрее, поэтому борьба шла с переменным успехом, и то один пес, то другой жалобно взвизгивал, получив укус от соперника, а Броса так и не могла ни на что решиться.

— Ну-с, что тут у нас? — привлеченный шумом, в палату заглянул Теар Хундсньяль, один из немногих целителей-оборотней, как раз заступивший в дневную смену.

— Вот, — еле слышно прошептала Броса, дрожащей рукой показывая на дерущихся.

— Ну надо же! — хохотнул Хундсньяль. — Броса, вы можете собой гордиться, не каждый день два столь выдающихся экземпляра бьются из-за понравившейся им женщины. Тем более, в наше цивилизованное время. Вот в дни моей молодости такое случалось гораздо чаще, да я и сам когда-то...

— Надо же их разнять! — перебила коллегу девушка.

— Нет, не надо! — отрезал Хундсньяль. — Уж поверьте псу-оборотню, они должны разобраться с этим сами.

— Да-а-а? — обиженно протянула Броса. — А мое мнение, значит, никого вообще не интересует? Я что, по итогу должна буду достаться победителю?

— Конечно, нет, — рассмеялся оборотень, — но, независимо от того, кто победит, вы должны будете четко обозначить свое отношение к обоим участникам.

— Как это?

— Если вам кто-то из них нравится, то вы должны будете подойти к нему и обработать его раны. А если вам не нравится ни один, вы просто, дождавшись окончания драки, развернетесь и уйдете. Но имейте в виду, что в таком случае каждый из них будет считать, что у него еще есть шанс завоевать вашу благосклонность.

— А если я всё-таки выберу?

— Тогда второй должен будет оставить вас в покое. Бывают, конечно, исключения, но это если отвергнутый действительно очень сильно влюблен.

— Интересно, почему нам об этом не рассказывали в институте, ведь у нас был годичный курс по традициям оборотней? — проснулось любопытство в начавшей успокаиваться девушке.

— Ну, наверное, потому, что это считается пережитком прошлого, которого, якобы, уже давно нет, — пожал плечами Хундсньяль.

Как это чаще всего бывает в случаях, когда силы соперников примерно равны, победил тот, кто был более решительно настроен, то есть Трур Хундурин. Изрядно потрепанный победитель проковылял к Бросе и шумно обрушился на пол у её ног. Присев рядом с ним, целительница начала осторожно осматривать повреждения, а убедившись, что действительно серьезных среди них нет, попросила, забыв за всеми этими переживаниями, что на «ты» они с Хундурином еще не переходили:

— Давай, Трур, будь хорошей собачкой, оборачивайся, а то мне придется выстригать шерсть, чтобы обработать все твои боевые ранения.

И через мгновение неведомым для себя образом Броса оказалась в крепких объятиях оборотня, горячо и щекотно зашептавшего ей прямо в ухо:

— Выходи за меня, Броса Солин.

Порадовавшись, что Трур не видит, как от смущения запылало её лицо, девушка ответила:

— А ты не слишком торопишься? Ведь ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я тебе не подхожу?

— Я знаю тебя достаточно, чтобы понять, что ты — самая лучшая девушка на свете, подходящая мне на все сто процентов, что ты — моя единственная, — ответил Трур и прижал Бросу к себе еще теснее.

— Истинные пары у оборотней — это миф, — возразила Броса.

— Миф, — согласился Трур. — Но я не сказал, что ты моя истинная пара, я сказал, что ты — моя единственная.

— А в чем разница?

— В том, что единственная — значит, любимая. Обещаю, что я буду хорошим мужем. Выходи за меня, а?

— Нет, ну я так сразу не могу. Я к тебе еще и не привыкла толком, не то, чтобы тебя узнать как следует, — не согласилась Броса. — И вообще, а как же романтика? Свидания? Ухаживания?

Трур тяжело вздохнул:

— Не силен я в романтике, да и говорить красиво не умею. Не выйдет из меня галантного кавалера.

— А это и необязательно, — заверила его Броса, — главное, чтобы человек был хороший, ну или оборотень.

— Значит ты, Броса Солин, согласна принимать ухаживания хорошего оборотня Трура Хундурина и ходить с ним на свидания?

— Значит, согласна, — ответила Броса, — но не раньше, чем этот хороший оборотень наконец-то позволит мне обработать свои раны.

— А хорошему оборотню Кину Хундракуру придется просить обработать его раны сестру Раартан, — печально вздохнул обернувшийся человеком Кин, выходя из палаты вслед за целителем Хундсньялем.