Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым
Подёрнулись угли костра.
Вот и окончилось всё,
Расставаться пора.

Ю. Визбор

Глава первая

— Милостивый сударь! Не соблаговолите ли вы признать, что леди Катрин самая прекрасная и благонравная из всех женщин под этим солнцем?

Произносящий этот бред абсолютно серьезным тоном и с подобающим выражения лица, рыцарь сидел на отличном боевом коне, в левой руке держал шлем, а правой оглаживал рукоять меча. Белокурые волосы, остриженные на уровне плеч слегка шевелились на легком ветерке, чего нельзя было сказать о усах и бороде. Потому что их у этого, невесть откуда взявшегося, задиры еще не было. Только легкий темно-русый пушок на верхней губе.

— Для начала хорошо бы представиться, — беру паузу для обдумывания ситуации.

— О, прошу прощения за невольную неучтивость, сударь, — чуть склоняет голову рыцарь. — баронет Альберт фон Ройтенберг к вашим услугам. Итак? Что вы ответите?

— Антоний Полесский, — киваю в свою очередь, одновременно давя знак спутникам не вмешиваться. — Видите ли, сударь, я охотно признал бы правоту ваших слов, если б хоть раз в жизни видел вашу даму сердца. А поскольку судьба распорядилась иначе — не могу ничего ответить, как в отрицательном смысле, так и утвердительном.

— То есть, сударь, — улавливает в моей витиеватой речи лишь суть сказанного фон  Ройтенберг, — вы не считаете леди Катрин самой прекрасной и благонравной?

Ситуация меня слегка забавляет, но не на столько, чтоб после десятичасового сидения в седле, я был готов над ней посмеяться. И безусый юнец уже начинал меня раздражать, как муха, которая во всей комнате не нашла лучшего места чем твой нос, причем — именно в тот миг, когда сон уже почти лег на веки.  

— Если вам угодно именно так трактовать сказанное, сударь, то не стану вас отговаривать. Каждый вправе думать, что ему хочется. И закончим на этом…

— О, нет! — радостно, словно ему наконец-то поднесли что-то вкусное, вскричал юный рыцарь. — Вы, сударь, не уйдете так просто от ответа. Последний раз предлагаю вам признать леди Катрин самой прекрасной и самой благонравной из всех женщин. В противном случае я заставлю вас сделать это силой своего оружия!

— Да отцепись, ты… — произношу уже не так миролюбиво. (муха таки достала) — Повторяю: я никогда в жизни не видел эту даму, а посему ни с какого боку не могу оценить ее достоинство.

— Я вас услышал, милостивый сударь! — юноша буквально лучился радостью. — И вызываю на поединок. А поскольку вызов следует от меня, предоставляю вам выбор оружия. А также, соблаговолите решить, как предпочитаете сражаться? Конным или пешим? 

— Вообще-то, у меня были несколько иные планы на сегодняшний вечер… — ворчу не слишком громко, но достаточно для того, чтоб взбалмошный юнец меня услышал. — Может, разойдемся миром? Вы — езжайте дальше и благословляйте свою даму, а я — последую своим путем. Очень уж не хочется опять ночевать под открытым небом. Чай, не июль месяц.

— Мне бы очень не хотелось назвать незнакомого воина трусом, — слегка понизив голос, отвечает фон Ройтенберг. — Но если у меня не будет другого способа заставить вас обнажить меч… я сделаю это. Прошу вас, сударь, не заставляйте меня. Ведь куда благороднее сразиться за честь дамы, чем за нанесенное оскорбление.

Вот засранец… Похоже, таки придется немного задержаться.

— Добро… Если вам так угодно, я выбираю копья…

Не на пистолях же с ним сражаться, в самом деле. Тут никакие доспехи не помогут, если попасть в голову. А сейчас совсем не тот повод, чтоб судьбу испытывать. И хоть древковое оружие у меня прокачано куда хуже, все ж не настолько, чтоб я опасался выронить копье.

— Благодарю вас, сударь, — широкая улыбка делает лицо рыцаря совсем детским. Черт, да ему и двадцати еще нет… наверно. — Соблаговолите уточнить: копья турнирные или боевые?

Плохо представляю себе разницу, но если есть вариант «не боевые», то стоит воспользоваться. Убивать юнца, как и наносить или получить серьезное увечье, у меня точно нет желания.

— Турнирные.

— Сколько сшибок? — деловито уточняет фон Ройтенберг.

— Выбирайте сами, — перекидываю мяч на его сторону. Поскольку даже близко не знаком с правилами и понятия не имею, как должно поступать в подобных ситуациях. 

— Рад, что смогу помериться силами со столь благородным и учтивым соперником, — отвешивает поклон юноша. — Думаю, три раза будет достаточно. Что скажете?

— Вполне, — соглашаюсь на предложение. И сразу же уточняю. — Условия победы-поражения?

— Как обычно… — юноша уже собран и немногословен. — Проиграет тот, кто не удержится в седле или сломает копье.

— Хорошо… Одна только проблема… у меня нет с собой турнирного копья… только боевое.

— О, это ничего. У меня есть запасное. Не откажите в чести принять…

Фон Ройтенберг дает знак, и от его свиты отделяется оруженосец, держащий на плече копье, конец которого венчает не острый наконечник, а тупой набалдашник. Второе — такое же, подают рыцарю. 

— Благодарю. Осталось уточнить только одно: какова цена поражения?

Видимо, юнец уже давно продумал все до мелочей, поскольку ни секунды не замешкался с ответом.

— Если я окажусь победителем, вы — милостивый сударь, обязуетесь в течении месяца объявлять всем встречным рыцарям, что дама моего сердца, самая прекрасная и благонравная леди. А так же, скрестить оружие с тем, кто откажется это признать.

— А если я?

— В течении того же месяца мой меч к вашим услугам…

Надо отметить, приз так себе. Откуда мне знать, как юнец этим мечом умеет орудовать? Может, он способен порезаться, когда станет обнажать клинок? Но, здраво рассуждая, такие как он, упражняются с оружием чуть ли не с пеленок. Так что, лишний меч в отряде, наверняка лишним не будет. Тем более, что баронет — непись. А таких соратников у меня сейчас не слишком много. Большую часть соратников пришлось оставить дома. Строить замок и умножать население… в смысле, освобождать из плена.

Ну, что ж. Все условности соблюдены, пора и делом заняться.

Тут же ж на дороге мы разъехались шагов на тридцать, нахлобучили шлемы, опустили копья, прикрылись щитами и пришпорили коней.

Детские забавы… Если не знать из истории, сколько рыцарей погибло от таких вот тупых копий, а сколько получили увечье. Помниться, даже был случай, когда один из французских королей  погиб на турнире. Всего лишь от щепки, попавшей в глаз.

— Бух!

Копья одновременно ударили в щиты, и я едва удержался в седле. А баронет ничего, молоток. Даже не покачнулся. Вот что значит опыт и умение.

Разъезжаемся и занимаем исходную позицию. Даем минутку успокоиться лошадям, да и самим перевести дыхание. Оруженосцы тем временем осматривают подпруги, не лопнула ли какая. Потом баронет салютует копьем, мол, готов. Отвечаю тем же…

Разгон…

— Бамц!

В ушах звон, словно поленом по голове врезали. Точнее говоря — оглоблей. Хорошо, что вскользь. Таким ударом можно и вместе с шеей оторвать. Копье тяжелеет настолько, что едва не вываливается из руки, но все ж удается его удержать… Как себя на этот раз чувствует соперник сказать не могу, поскольку перед глазами стоит густой туман, поглотивший все изображение и звуки.

Кони сами разносят нас по противоположным концам. Там поводья подхватывают «болельщики»…

Чтоб быстрее прийти в себя, отдаю копье кому-то из своих и непослушными руками снимаю шлем. Не уверен, что правилами поединка это разрешено, но все равно он от удара чуть провернулся и заступает мне обзор.

Смотрю на баронета. Не могу сказать точно, куда я попал, но вижу, что юноша сидит чуть наклоняясь. И тоже снял шлем… Значит, разрешено. Ну и хорошо… Осталось выдержать третий раунд. Черт, настраиваясь на победу, мы совершенно позабыли обсудить: кто что кому будет должен в случае ничейного результата схватки?  М-да… Хорошая мысля приходит опосля. Ладно, разберемся.

Фон Ройтенберг нахлобучивает шлем и принимает от оруженосца копье. Салютовать уже не получается, всего лишь чуть приподнимает над головой коня. Готов, типа…

Не заставляю себя ждать, хоть охотно б передохнул еще с десяток-другой минут. Ну, да пускай. Надо заканчивать эту трагикомедию. Чтоб ей икалось… Это я о далекой и незнакомой леди Катрин.

Кони берут разбег, группируюсь…

— Бац! Хрусть!

Неужели?! Затаив дыхание смотрю на конец своего копья и с облегчением выдыхаю — уцелело. Значит… Сдерживаю коня и поворачиваюсь всем корпусом, шея словно одеревенела.

Есть! Баронет в седле удержался, а вот копье его третьей сшибки не перенесло. Обломилось. Я оказался более упертым. То есть — победил. 

«Вы заработали 400 очков опыта. Ваша известность повысилась на «+1». Персонаж барон фон Ройтенберг присоединяется к вашему отряду»   

* * *

Стоянку разбили прямо там же — у дороги, на опушке леса. Благо и ручеек небольшой рядом журчал.

И пока мы с баронетом снимали доспехи да приходили в себя после поединка, его челядь и мои спутники разожгли два костра. На одном жарились на вертеле и смачно брызгали соком на угли два жирных фазана, — для благородных животов, на втором — вкусно булькала пшенная каша, щедро заправленная ветчиной и солониной для остальных. 

— Милсдарь Антоний, не соблаговолите ли указать цель вашего путешествия… — поинтересовался фон Ройтенберг, когда мы уселись возле костра, но к трапезе еще не приступили.

— Не сочтите за неучтивость… Но, поскольку мне предстоит разделить с вами ближайший месяц, то хотелось бы хоть в общих чертах понять, куда мы направляемся. Если только это не является чужой тайной или — затрагивает честь дамы.

— Ну, какие могут быть тайны между друзьями, хоть и на короткий срок? — делаю самое простодушное лицо. — Нам ведь, вполне возможно, доведется сражаться бок обок. Но, сперва, расскажите о себе.

— О, — сделал пренебрежительный жест юноша. — Моя история коротка и совсем не интересна. Я — третий сын барона фон Ройтенберга, то есть — младший отпрыск, которому, после смерти отца, в наследство достался лишь боевой конь и фамильный меч. Тот самый, которым отец, в свое время, обрел славу и баронство. Так что, не желая мозолить глаза более удачливым братьям, я вручил себя судьбе, собрался и уехал из дому на поиски приключений. Ну и, чего таить — богатства. Не век же скитаться, как какой-то бастард.

— И как давно ты в пути?

— Пятый день…

— Ну, что ж. Судьба, как судьба. Еще не самая худшая.

— Вы думаете? — прищурился баронет.

— А то… Просто представь на минутку, что ты мог быть не третьим сыном, а к примеру — четвертым или пятым…

— Гм… — потер безволосый подбородок фон Ройтенберг. — С такой стороны я на события не смотрел. Теперь, благодаря вам, понимаю что зря роптал. Да, милсдарь, вы правы… Могло быть и хуже.

— То-то и оно… Пока молод и здоров, не стоит сетовать на жизнь. Поскольку никогда не известно, что она нам уготовила под занавес. Ну, а отвечая на твой вопрос… — тыкаю рукой в направлении темнеющегося на горизонте гряды холмов и невысоких, словно прилизанных, гор. — Мы направляемся вон к тому кряжу. А потом, если судьба будет благосклонна, то и дальше…

— Вы… — баронет чуть не подпрыгнул от избытка чувств. — Вы хотите отправиться в Антарию?

— Совершенно верно. А что?

— Здорово… — потер руки Альберт, словно не расслышал вопроса. — Да… Действительно, никогда не знаешь: где потеряешь, а где найдешь. Даже подумать страшно, что если б я победил вас, то такое великолепное приключение могло пройти мимо.

— Что ж, — цепляю легкую улыбку. — Тогда будем считать, что именно судьба укрепила мой доспех и ослабила твое копье…

Баронет немного помолчал, глядя на огонь, а потом перевел взгляд на меня.

— Простите за назойливость, милсдарь, но нельзя ли узнать хоть немного подробностей. Вы же не просто так собрались в дальние страны. Значит, есть, как минимум, конечная цель. Верно?

— Само собой… — киваю и снимаю с огня ближайшую ко мне, уже хорошенько подрумянившуюся тушку. — Вы заметили в моей свите монашку и амазонку?

— О, да! — щеки баронета слегка пунцовеют. Или отблеск огня так лег… — На таких красавиц только слепой бы не обратил внимание. И хоть их прелести не идут ни в какое сравнение с божественной красотой леди Катрин…

— Даю подсказку… — не слишком учтиво перебиваю его разглагольствования. — Одетая, как монашка — Мелисса. Послушница Церкви Ночи. А амазонка Иридия — сестра копья. И родной дом обеих девушек находится как раз по ту сторону гор.

Фон Ройтенберг украдкой бросает взгляд на моих спутниц и кивает:

— Понимаю. Сопроводить дам домой — весьма учтивое и благородное занятие. Достойное рыцаря. А посему, я — Альберт фон Ройтенберг, третий сын барона фон Ройтенберга клянусь, что не оставлю вас до завершения этой миссии, даже если она продлиться дольше месяца. Мой меч к их и вашим услугам, милорд.   

— Принимаю… — киваю в ответ. — А теперь, советую отвлечься от рассуждений и обратить внимание на фазана. Иначе он рискует превратиться в уголь.

Альберт какое-то время недоуменно моргает, не в состоянии переключиться от возвышенного к будничному, а потом торопливо снимает с огня свой ужин. Я, конечно, преувеличил, но не слишком. Затянись разговор еще минут на пять, и, как минимум, с одного боку мясо точно подгорело бы.

Ужинаем в молчании. Беседа с набитым ртом не приличествует людям благородного сословия. И только когда все съедено баронет пытается вытянуть из меня еще немного информации.

— А куда именно вы хотите попасть? Насколько мне известно — империя большая.

— Совершенно точно. Но, если вы не возражаете, давайте продолжим разговор завтра. Дорога не близкая, и у нас еще будет уйма времени, чтобы поговорить.

— Хорошо… — не спорит фон Ройтенберг, хотя по глазам видно, что юноша с превеликой охотой обменял бы сон на интересную ему беседу.

Баронет отходит в сторону и ложиться на уже приготовленную его оруженосцами постель из еловых веток накрытых попоной. Мое ложе тоже уже готово. Можно отдыхать, если б не мысли.

Завидую молодым… Только в детстве и юности человек может в любой обстановке лечь и уснуть без каких либо проблем. Тогда как к взрослым сон довольно часто не идет, уступая место размышлениям и воспоминаниям. Зачастую, не слишком приятным.

Вот и сейчас, лежу заложив руки за голову, гляжу на сладко посапывающего во сне своего новоприобретенного спутника и думаю: все ли я правильно сделал? Может, поторопился? Может, надо было задержаться? Дождаться хотя бы, пока в Полесье возведут каменные стены, а Мамай пришлет еще бойцов, освобожденных из басурманского плена? И правильно ли я сделал, оставив почти всех соратников дома? Может, имело смысл хотя бы Кирилла прихватить? Все же, целитель в отряде никогда не бывает лишним.

А с другой стороны: всем им и даром не нужна чужбина. Ведь даже я — подталкиваемый пророческими снами, Мелиссой и Иридией — с огромным трудом заставил себя бросить дела и отправиться в Антарию. Так что тащить кого-то с собой силком не имело смысла. Даже Кирилл в последний момент решил остаться. Ну, а если сами не изъявили желания присоединиться, то и не надо. Не хватало еще грызни в отряде и, как следствие — падение морали, которая тут же аукнется скоростью передвижения и стойкости в бою. Нет уж, лучше потихоньку собрать новый отряд неписей, нежели постоянно опасаться, что спутники могут дезертировать. При чем, как это обычно бывает — в самый неподходящий момент.

Десяток пятигорцев и сам по себе не подарок для врага. А вместе со мной и девушками вполне способен повергнуть в ужас и обратить в бег отряд многократно превышающий нас численностью, но уступающий в развитии и вооружении.

— Не спится? — присаживается рядом Мелисса.

— Да так… — таким же шепотом отвечаю девушке. — Мысли разные…

— Помочь уснуть?

— Нет, спасибо… Не то настроение.

— Настроение можно поправить, — не сдается Мелисса. — Зато потом будешь спать, как младенец.

— Говорю же: не надо, — слегка повышаю тон. — Лучше скажи, если мы перейдем через горы на том перевале, куда ведет нас Иридия, мы где конкретно окажемся?

— В королевстве валькирий…

— И вы с Иридией уверены, что нам позволят пройти через него?

— В этой жизни нельзя быть в чем либо уверенным, — пожимает плечами монашка. — Грамоты королевы, разрешающей проход, у нас нет. Зато есть амазонка — царица которых дружна с королевой валькирий. А еще, что даже более важно — среди нас нет крестоносцев, которых дочери севера ненавидят пуще всего. 

— Ну, что ж… Как говорится, делай что должен и будь что будет.

Мелисса ничего не отвечает, ложиться рядом, прижимается ко мне теплым бочком и, вроде, засыпает. Вот так… А я грешил на детство и юность. Оказывается, достаточно быть уверенным в своих действиях, и тогда — никакие мятежные мысли не призовут бессонницу.

— Спокойной ночи…

Мелисса лишь прижалась теснее и засопела ровнее.

М-да… Может, и в самом деле напрасно отказался от ее помощи? Сейчас бы уже спал, а не сводил дебет с кредитом поступков. Но не будить же девушку… Лучше еще раз посчитаю своих «баранов».

Деньги я доверил Насте. Так что ушлый староста не сворует даже медную полушку. Федот и Цепеш — и милицию понатаскают и за стройкой приглядят. Мамай мог бы, но тут уже я против. С отрядом панцирных казаков, он способен разграбить не один татарский обоз. А это денежки, и освобожденные из плена крестьяне и воины, что немаловажно для растущего селения. Так что я поступил правильно и нечего рефлектировать. Спи… пока есть возможность.

* * *

И все же степь я люблю гораздо больше. Простор, приволье… Врага или друга видно издалека, есть время подумать и убежать-спрятаться или наоборот — поторопить коня, приближая желанную встречу. А здесь, куда не поверни голову, деревья и кустарник. Местами отступающие от дороги, но большей частью — встающие рядом с протоптанной тропой непроходимой стеной, заставляя отряд вытягиваться долгой ниткой по одному, два в ряд. Вот и сейчас, как не вглядывайся в чащу, ничего не увидишь кроме сплошной серо-зеленой стены.

— Здоровья доброго, путники!

Сперва я услышал голос, и только потом увидел крепкого сложения мужика одетого в грязный зеленоватый камзол и в облезлой лисьей шапке на голове. Коротко обрезанная борода, косматые брови и обычный топор в руке. Правда, на более длинной рукояти чем у обычных дровосеков.

— Куда путь держите?

Интересный вопрос. Можно подумать, что мы встретились на оживленном перекрестке, а не на единственной тропе.

— Прямо…

— Ну, да… — мужик почесал затылок свободной рукой. — Выбор небольшой… Вот только незадача одна образовалась…

— О чем это ты? — продолжаю «светский» разговор.

— Проезд здеся платный… — объясняет незнакомец. — Сто целковых и езжайте дальше.

— А если нет денег? — так, на всякий случай уточняю я.

— Тогда, худо… — рука мужика переместилась на заросший густой грязно-рыжеватой порослью. — Тогда придется вас убить и обыскать трупы. Проверить, значится. А то мало ли, может врете? Потому что платить не хочется…  

— Серьезно тут у вас все.

— А то… — кивает мужик. — Ну так как? Будете платить?

— Так сколько ты сказал? Какая цена за проезд? Сто целковых?

—Сто? — мужик произносит эту фразу таким тоном, словно хочет от нас не золото, а медную полушку. — Разве я такое говорил? Вы, господин хороший, видимо ослышались. Я сказал: «Двести»!

— Что ж… — пожимаю плечами и тянусь к кошельку.

— Вот и славно, — мужик перекладывает топор в левую руку, освобождая правую для мзды.

— Двести — так двести… — рука минует кошель и ложится на рукоять торчащего за поясом пистоля. Из-за головы коня мои манипуляции разбойнику не видны, так что он даже успевает еще удивится, прежде чем выстрел дуплетом из пистоля сносит ему верхнюю часть головы. А в следующее мгновение трещат выстрелы у меня за спиной, а из лесу доносятся крики боли.

Чем хороши мои ветераны, так это умением правильно реагировать на любую обстановку.

Быстро перезаряжаю пистоль. С моим уровнем умения владеть огнестрельным оружием на это требуется не более шести секунд, но сейчас время тянется как вязкая патока. Поскольку я по-прежнему не вижу врага и не знаю откуда прилетит пуля или стрела.

Обошлось. Вместо выстрелов из лесу доноситься только удаляющийся треск хвороста и валежника…

«Победа. Вы разгромили отряд лесных разбойников. Из-за многократной разницы в уровнях, вы заработали опыт — «0», очки отряда — «0», известность — «0». Получена награда «5» талеров».

Офигеть! С одной стороны оно, конечно, неплохо. Ощущаешь себя почти богом. А с другой, как расти в уровнях, если до следующего повышения мне нужно всего ничего — три миллиона с хвостиком. Это ж в какое сражение надо влезть, и с каким врагом, чтоб заработать очередной «65» левел?    

— Здорово вы с ними… — Альберт фон Ройтенберг только головой покрутил. — Выходит, неправ был мой отец, земля ему пухом, утверждая, что честная сталь в умелых руках, самое лучшее оружие. И руки у меня подходящие, и меч фамильный имеется, а я за весь бой, пускай и короткий, только и мог, что торчать неподвижно, как чучело огородное.

— Извини, сразу не сообразил… На вот, держи…

Запускаю руку в седельную сумку и достаю оттуда богатый пистоль, завалявшийся у меня еще с Крымских времен. Потом, добавляю мешочек с зарядами.

— Спасибо… — розовеет от удовольствия баронет.

— Сочтемся… Прими к этому еще и совет. Во-первых, — держи пистоль всегда заряженным. А во-вторых, — пока есть время, учись его заряжать и разряжать. Не дите, сам понимаешь, что в бою каждая секунда иной раз цену жизни имеет.

— Странно, что они так близко от форта промышляют, — подъехала к нам Иридия.

— Форта? — переспросил я.

— Да, час-полтора пути и мы его увидим. Его возвели еще в те времена, когда Антария была единой империей. Вот император и распорядился установить форты на всех перевалах.

— А обойти его никак?

— Нет. С одной стороны отвесная скала, с другой — пропасть. И штурмовать тоже не получится. Тропинка узкая. Едва-едва двоим всадникам разминуться. А в самом форте гарнизон. Обычно — два-три десятка арбалетчиков и мечников.

— Плохо… И как же мы проедем? Ты ведь не просто так вела нас по этой дороге. Значит, план есть?

— Да, — кивнула амазонка. — Я и Мелисса поедем открыто. Послушницу церкви ночи и амазонку караульные должны пропустить. А мы уж попытаемся какое-то время удержать ворота открытыми.

— Вдвоем против двух десятков бойцов, если не больше? — сунулся в разговор фон Ройтенберг.

— Другого шанса нет. Да и продержаться нам надо не больше пяти минут. Чтоб вы подоспели.

— Нет… — помотал головой я. — Две девушки, почти без доспехов… против десятка арбалетчиков… Достаточно одного залпа, чтоб вас уложить.

— Согласен, — кивнул баронет. — Предлагаю пропустить вперед меня.

— В смысле?

— Рыцари частенько наведываются в Антарию в поисках божественных реликвий, доставшихся язычникам с тех времен, когда империи разделились. Я спокойно могу представиться одним из таких искателей приключений, волей случая отставшему от отряда. А пропуск… Вот.

Фон Ройтенберг достал из переметной сумы белоснежный плащ с вышитым на нем красным крестом.   

— Крестоносца никто не станет задерживать, опасаясь навлечь на себя неудовольствие церкви и папы.

— Но тебе тоже в одиночку не справится… хоть ты и закован в броню с ног до головы.

Баронет хотел было ответить, но после некоторого раздумья, промолчал. Хорошая, к слову, примета. Значит, взрослеет.

— Ладно, сейчас нет смысла спорить. Доберемся до форта, тогда и подумаем, как нам преодолеть это препятствие.

При слове «форт» воображение рисует некую каменную башню, окруженную защитной стеной и рвом. Но, не в данном случае. Выбравшись из лесу на опушку, я увидел впереди, примерно в двух верстах, всего лишь высокую стену, уставленную поперек поднимающейся в гору дороги. В три человеческих роста, с высокой аркой ворот посредине. Ворота в данный момент были широко распахнуты, а на стене, над ними, в лучах заходящего солнца, ярко поблескивал шлем стражника. Такая беспечность объяснялась мирным временем, и тем что форт на данный момент был не столько укреплением, как своего рода таможенным и миграционным постом. Чтоб не шастали взад-вперед через границу все, кому не лень.

Я даже было подумал, что не имеет смыла все усложнять. Поскольку, с большой вероятностью, нас бы никто не стал задерживать. Взяли бы за проезд некую мзду, записали в какой-нибудь журнал для порядка, что такие-то тогда-то и в такое-то время проехали из пункта «А» в направлении пункта «Б» — и все формальности. Но все ж решил не рисковать. Слишком далеко пришлось бы искать другой проход, вздумай стражники заартачиться.

— Ну, будем надеяться, что доблестной охране нет никакого дела до разных путешественников и ворота перед нашим носом не захлопнут, — высказался вслух. — И советую, прежде чем хвататься за оружие, попытаться использовать силу денег. Мудрецы древности говорили, что осел нагруженный мешками с золотом, лучший ключ для любых ворот.    

— Само собой, — кивнул фон Ройтенберг. — Оценим обстановку, и попытаемся договориться по-хорошему. Следите за знаками. Если проезд свободен — я сниму шлем и сойду с коня, и вы можете не торопиться. Если ж этого не произойдет — неситесь во весь опор.

— Добро… Но все ж лучше договориться миром.

Мелисса, Иридия и баронет, в сопровождении двух оруженосцев, не подгоняя коней, неспешно двинулись к форпосту. Я же с пятигорцами остался ждать, не высовываясь на открытую местность.  

 Небольшую группу путешественников заметили далеко не сразу. До стены оставалось какая-то сотня метров, когда стражник, явно задремавший на солнышке, наконец-то вскочил на ноги и заорал что-то неразличимое на таком расстоянии. А еще через пару минут в арке ворот появилось несколько его сотоварищей. Большинство в обычных кожаных камзолах и только один — судя по отблесках — в кирасе или панцире.  Он же и подал знак остановиться.

Не доезжая до стражников с десяток шагов, наши друзья остановились.

Завязался обычный в таких случаях разговор. Кто такие, куда и за какой надобностью путь держат?

Разговор длился не слишком долго и вот баронет снял шлем и спрыгнул с коня. Потом, видимо решил, что обусловленного сигнала мало, повернулся лицом в нашу сторону и призывно махнул рукой. Мол, давайте, шевелите копытами. Таможня дает добро…