Тик-так, тик-так, тик-так. Часы отбивают секунды, с каждым ударом унося меня все дальше от него. Он ушел. Вычеркнул меня из своей жизни как не нужную вещь. Выбросил, не проявив сострадания. Не нужна! Только сейчас я осознала чувство, когда тебя не любят, не любят по-настоящему. Он просто оставил меня умирать в одиночестве. Он! Теперь я не смогу произносить его имя. Оно причиняет боль даже в мыслях. Оно высечено на моем сердце глубокими порезами, и я никогда его не забуду. Моя самая большая ошибка, моя самая большая боль и единственная любовь – ОН! Мне страшно без него. Я снова одна. Мой отупевший от боли мозг судорожно искал выход, чтоб облегчить свои страдания хоть на миг. Скинуть эту тяжесть с груди и вздохнуть полной грудью хоть раз. Невидимые цепи оплели меня, не позволяя шевелиться.

  Боль – странное чувство. Ослепляет, разрушает все на своем пути. Не позволяет думать. Не разрешает дышать. Оно сковывает и диктует свои правила. Ты помнишь ее. Она оставляет свой шрам на душе, пульсируя от малейшего воспоминания. Помню, как кошка расцарапала шею. Как я неслась к маме, захлебываясь слезами. Помню, как сломала руку, упав с велосипеда. Но ничего не чувствую. Эту боль вытеснила другая, гораздо сильнее. Помню его глаза, пронзающие насквозь. Помню, как оттолкнул, презренно оглядывая. Помню, как уходил. И вот эти воспоминания режут изнутри. Не получается прогнать их. Они преследуют даже во сне, причиняя все больше страданий. Словно, когтистая рука проткнула меня сзади и вырвала сердце. Я стою перед ней, глядя на кровавый кусок и тихо умираю. Он ушел, хлопнув дверью по вмиг опустевшей мне. Дыра, размером с кратер вулкана, с каждым часом все больше расползалась внутри, заглатывая все на своем пути. И чем больше я вдыхала, тем больше чернота сгущалась вокруг. Я порождала ее. Квартира стала похожа на пепелище без своего правителя. Вокруг больше нет огня, все покрыто льдом. Я одна лежала посреди этой разрухи и ждала, потому что стоять сил у меня не было.

 Я лежала там, где он меня оставил, посреди гостиной, напротив светящейся арки лифта. Ждала, когда двери в мой ад откроются, и хозяин придет за мной. Я боялась отойти и пропустить его возвращение. Никак не могла поверить, что он ушел навсегда, что оставил одну. Однажды он сказал, я его спасение из темноты. Сейчас же он сам толкнул меня в нее. Знаю, что виновата сама, что помогла ему подвести себя к краю. Но я все еще надеюсь, что не разобьюсь, и мой парашют раскроется. Наивные мысли помогали существовать, просто дышать, позволяя мне жить. Но и они с каждой минутой утрачивали смысл. Вера, взявшись за руки с надеждой, уходили, тоскливо оборачиваясь.

 Я очень долго не могла прийти в себя. Била по дверям лифта, прося их вернуть его. Он ведь любит, он не мог уйти. Металась по квартире, ища подтверждения ошибки. Ни одной мелочи после себя не оставил. Словно, и не было его здесь никогда. Пустая квартира без каких-либо признаков жизни. Музей нашей любви. Я разгромила все, до чего дотягивались руки. Мне хотелось уничтожить каждую деталь, напоминающую его. Все причиняло боль. Наступала на осколки, не замечая, как они впиваются в кожу. Кровь стекала по рукам и ногам, но мне было все равно. Я готова была на все, лишь получить еще один шанс все исправить.

 Мое бедное сердце знало, что так будет, лучше меня понимало, что я совершаю ошибку. Мышцы сковывало, когда я протягивала папку. Не хотели отпускать, намекали, не делать этого. Я помню тот день до мельчайших подробностей. Как звонила Васе. Как договаривалась о встрече. Как готовила себя к этому. Как ныло сердце, умоляя одуматься. И все равно сделала. Заглушила его голос и кинулась в бездну. Я так хочу найти виноватого, снять с себя этот груз, расправить свои рваные крылья и вздохнуть. Тяжесть вины раздавит меня. Сейчас я точно не смогу выкарабкаться из этого дерьма, что сама себе устроила. Сама закопала себя. Даже пытаться не хочу откапывать никому не нужную вещь в моем лице. Не получится. Больше нет смысла. Цель двигаться дальше потеряна навсегда. Таня счастлива с мужчиной своей мечты. Детский дом находится на полном обеспечении Эрнеста. Никто больше не нуждается во мне. На этот раз моя история закончена. Больше нет сил бороться. Да и зачем? Он никогда не простит меня. По моей вине он дважды думал, что я предала его. И если в первый раз меня жестоко подставили, то сейчас вся ответственность лежит на мне. Только я виновата. Где найти силы отпустить? Простить себя?! Позволить себе дышать, жить!? Я даже существовать овощем без него не хочу. Сложнее всего жить с виной за свои поступки. Она изо дня в день будет напоминать тебе об ошибках. Ковырять, делаясь сильнее. В итоге вина и погубит. Так зачем ждать? Время не лечит, оно глушит, и нет гарантии, что заглушит насовсем. Я не железная. Моя душа похожа на стебель цветка с шипами. С виду я обороняюсь, строю из себя сильную, но по факту - я ранима, меня легко сломать одним сжатием руки. Вся моя сталь, упорно вырабатываемая годами, рухнула под гнетом его глаз. Сломал свою игрушку, и дальше его не заботит моя судьба.

  Я снова возвращалась к лифту, коря себя, что сошла со своего места, боясь пропустить его возвращение. Я хотела, чтоб он знал: я жду. Всю жизнь буду ждать и просить о прощении.

 Не чувствовала холода, пробирающегося внутрь от ветра из раскрытых дверей террасы. Я просто свернулась на морозном полу, не позволяя надежде покидать меня. Цеплялась за нее ледяными руками, молча прося остаться еще немного. Не знаю, сколько прошло времени, квартира погрузилась в темноту, и только световая арка вокруг лифта освещала пространство. Выход из ада в никуда. Я так боялась попасть в его ад, так отчаянно сопротивлялась, а сейчас - вот он выход. Иди! Ты свободна! Но я не хочу. Хочу остаться тут навечно и ждать, когда он придет. Все это ненормально, я больна им. У меня развилась зависимость от его голоса и запаха. Чтобы встать, мне нужен он. Тогда в оглушительной тишине я услышала «дзынь». Сердце за секунду ожило, больно ударяя по ребрам. Вернулся! Подскочила, теряясь в пространстве и побежала к нему. Ни звука поднимающейся кабины, ни сменяющихся этажей на табло. Ничего. Лишь оглушающий «дзынь» в тишине. Сработал сигнал разблокировки. Отпустил. И как же не нужна свобода, когда вот так позволяют уйти.

 Отошла, не в силах справиться с разочарованием и виной. Они давили на меня, стискивая сердце. Оно, как пугливый птенец, трепыхалось в груди, ища выход. Блуждала по квартире и останавливалась у каждого предмета мебели, где отпечаталась наша история. Молчаливый рояль первый пошел в расход. Его я раскорябала осколком бутылки, четко выводя его имя рядом со своим. Как сумасшедшая плакала и корябала ни в чем не повинный предмет до тех пор, пока сил не осталось. Била его, крича от жалости к самой себе. Я чувствовала, как схожу с ума, и не хотела останавливать процесс. Так лучше.

 Успокоившись, я слушала тиканье часов, доносившееся из кабинета. Тишина была настолько звенящей, что закладывало уши, и только они помогали не сойти с ума окончательно. Секунды перетекали в минуты, минуты в часы, а он так и не появился. Никто так и не пришел сюда за это время. Никто не хотел знать, подохла я тут или все еще цепляюсь за жизнь. Безразлично. На второй день меня еще душила обида, а сейчас все равно. Я так и лежала на полу в обнимку с подушкой, пропитанной его запахом, и наблюдала за первыми лучами солнца, как они проходились по стенам и садились, погружая меня в черноту. Темнота не давила и не вселяла ужаса. Она точно показывала мое состояние, и мне было хорошо в ней. Темнота стала домом, в который не хочется возвращаться. Не могу точно сказать, спала я или нет. В памяти остался лишь рассвет и неизбежный закат. Я перестала молиться и просить пощады для себя, перестала искать виноватого, перестала кричать и крушить все вокруг. Я просто лежала, позволяя пустоте в груди поглощать меня. Медленно паутина тьмы расползалась по мне, и я смерилась с этим. Глупо было надеяться на счастливый конец. Наша встреча изначально была фатальной для меня. С первой секунды я чувствовала опасность рядом с ним и все равно летела в его объятия, добровольно подставляя сердце, как глупый мотылек летит на свет своей гибели.

 Очнулась от звонка телефона. Три дня молчала вся квартира. Три дня я не слышала посторонних звуков, только часы и ветер за окном, который блуждал по всей квартире, разгоняя мою боль. Закрываю уши, чтоб не слышать этот ужасный звон. Голова налилась свинцом, протестуя против вмешательства. Он трезвонил, не переставая, мешая мне наслаждаться тишиной и одиночеством. Мерзкая вибрация отражалась от пола и доходила до меня, пронося по коже неприятное покалывание. Не выдержав, я кинула его в стену, и только тогда он заткнулся. Наступил спасительный покой. Ничто больше не мешало мне.

 Тело сильно горело, поток холодного воздуха помогал остужать меня. Не хотела двигаться, не хотела лишать себя этого чувства. Только считала секунды, пока не провалилась в черноту окончательно.

 Я пытаюсь бежать, но ноги не слушаются. Ослабевая, я падаю, но все равно встаю и продолжаю бежать. Не вижу, куда и зачем бегу. Знаю, что мне надо. Впереди лишь очертание его красных глаз. Он зовет меня. Я нужна ему. Собираю последние силы, ускоряюсь, но не могу сдвинуться с места. Ноги сковало невидимой цепью. Кричу, чтоб он остановился. Чтоб не уходил. Но он медленно отдаляется от меня, закрывая напоследок глаза. Снова пугающая чернота, я в ней одна. Зову его, моля прийти на помощь. Прошу забрать меня, не оставлять здесь. Но меня никто не слышит, я никому не нужна. Куда же ты ушел, Эрнест?

 Сквозь туман слышу чьи-то голоса. Они что-то громко обсуждают, но я не могу разобрать слов. Хочу сказать, что я тут, во рту так сухо, язык отказывается слушаться. Чувствую, укол в руку и снова проваливаюсь в черноту. Но его там уже нет. Он ушел. Оставил меня навсегда. Навсегда! Кричу, но голос застревает в горле. Я парализована, не могу шевелиться. Мое тело пришло в негодность? Я умерла? Вот так выглядит конец всему? Хорошо, я принимаю его.

 Тонкая полоска света попадает в глаза, отчего сильнее их зажмуриваю. После темноты даже это причиняет боль. Хочу прикрыть их руками, но руки не слушаются. Мычу, от тяжести и неподвижности мышц. Где я? Почему тут так светло? Хочу обратно в свой ад, к нему, в темноту.

- Милая, я рядом.

Родной голос врывается в сознание. Это хорошо. Я не одна. Не хочу быть одна. Я боюсь одиночества. Там плохо, я знаю, я там была. Снова провал.

 Возвращение в сознание оказалось мучительным. Чувствительность была минимальной. Каждая клеточка тела чувствовала себя Гулливером, которую сковало что-то тяжелое. Попыталась шевельнуться. Словно свинец бежал по венам, делая руки тяжелее. Голова гудела, не позволяя четко увидеть, где я нахожусь. Зато вонючий запах таблеток и хлорки подсказали, что я в больнице. Как я тут оказалась? Не помню ничего. Все мышцы затекли, видимо, я тут не один день лежу. Через не могу заставляю себя подняться. Присоска с груди отрывается, и по палате раздается невыносимый писк. В палату тут же влетает медсестра и облегченно вздыхает.

- Аня, вам нельзя вставать. Сейчас придет ваш доктор.

Она так быстро убегает, что я даже не успеваю попросить у нее воды. Веки тяжелеют, но я держусь, стараясь не закрывать глаза, часто моргая. Очень сильная слабость. Тяжело лежать, держа себя в сознании. Что со мной случилось?

- Аня, здравствуйте.

В палату заходит мужчина, предположительно седой или просто кипельный блондин, четко не могу разобрать. Свет за его спиной освещает словно нимб над головой.

- Меня зовут Борис Леонидович, я ваш врач.

- По…че...му, - все, что могу произнести охрипшим голосом.

Связки одеревенели, отказываясь мне подчиняться.

- Вы здесь потому что очень сильно заболели, плюс сильное нервное истощение. Ваша сестра привезла вас сюда с высокой температурой несколько дней назад.

- Воды.

- Сейчас, - он откладывает планшет и наливает мне воды.

Помогает, придерживая голову, пока я жадно пью. Глотать тяжело, вода обжигает раны от криков и срабатывает рвотный рефлекс. Поперхнувшись, обливаюсь и кашляю.

- Ничего. Так бывает. Все будет хорошо. Вас и плод мы спасли, что далось нам нелегко. Вам нужно следить за собой. Правильно питаться и не подвергаться риску заболеть. Второй раз мы можешь не спасти ребенка.

О каком ребенке он говорит? Не надо меня спасать. Я все равно никому не нужна.

- Сейчас отдыхайте, я зайду позже.

Тепло улыбнувшись, он выходит из палаты.

Видимо, я заболела, пока лежала перед открытым окном в квартире Эрнеста. Его имя, даже произнесенное про себя, отдает в ту часть, где раньше билось сердце. Зачем такой, как я, спасали жизнь? Мне она не нужна.

Наверное, я снова провалилась в сон. Открываю глаза, в палате уже горит искусственный свет, а на меня смотрят две пары глаз. Черные и заплаканные, и серые хмурые.

- Анюта, - сестра садится рядом. – Ты так напугала нас.

- Что произошло? – голос все еще хрипит, царапая горло.

- Ты не отвечала на звонки, и мы поехали к вам домой. Нашли тебя в квартире, у тебя была высокая температура. Мы сразу привезли тебя сюда.

- Понятно, - безынтересно отвечаю.

- Анют, ты беременна.

- Тань, ну зачем ты так сразу, видишь же, она ещё толком в себя не пришла, - вставляет Демид, сжимая плечи сестры.

Как беременна? Мозг судорожно начинает работать, скрепя извилинами от полученной информации. Глаза распахиваются шире, и туманное состояние вмиг уходит. В грудь резко вставили новую деталь на место пустоты. И я не могу привыкнуть к чувству наполненности. Я беременна! Он нового чувства грудь распирает, позволяя дышать.

- Срок - почти четыре недели, – продолжая плакать, Таня смотрит на меня с сочувствием. – Врачи здесь золотые, спасли и тебя, и малыша.

Прикладываю руку к плоскому животу, пытаясь прислушаться к ощущениям. Беременна? Щеки ползут в улыбке, разрывая пересохшие губы. Беременна! Во мне часть него. Не все забрал.

- Тебе придется побыть здесь еще какое-то время, но скоро тебя выпишут, и мы заберем тебя домой. – сжимает мою руку, а сама так и плачет.

- Тань, ну хватит. Все же хорошо.

На корточки рядом с ней присаживается Демид, нежно стирая слезы. Глядя на них, сердце наполняется теплотой. Их любовь кого хочешь излечит.

Таня еще час рассказывает мне, что они сделали ремонт в нашей квартире, обустроили детскую в нейтральных цветах. Как в тумане вижу ее. Она постоянно говорила, рассказывала, намекала на что-то. Все равно. Практически не слушала ее, только кивала на все ее бормотание. Что он сделал с моей сестрой, что она теперь рот не закрывает и трещит без устали?

 Мысли все крутятся вокруг полученной новости. Я теперь не одна, никогда не буду одной. Разве мог он преподнести мне подарок лучше этого. Пусть даже и не специально. Никогда не представляла себя в роли матери, но сейчас я чувствую, что так и должно было быть. Я на своем месте.

- Аня, добрый вечер, как самочувствие?

Борис Леонидович, все же седой, приятный мужчина, и улыбка у него теплая, располагает к себе одними глазами.

- Все хорошо. Я беременна? – не могу не уточнить у него.

- Да, еще как. – смеется, проверяя какие-то датчики.

- С ребенком все в порядке?

- Теперь да, но вам необходимо следить за собой и не позволять себе больше простужаться. Гуляйте на свежем воздухе, но не спите на холодном, – мягко укоряет меня.

- Да, мы ее теперь в одеяло замотаем. И не отпустим от себя дальше чем на метр, – грозится Таня, на что Демид закатывает глаза.

Ну вот и моя мамочка-Таня вернулась, не совсем этот бугай ее испортил.

- Вас попрошу на выход. Ане пора отдыхать.

- Конечно-конечно, мы придем завтра, – смачно чмокнув меня, не забыв уронить еще пару слез, Таня в обнимку с Демидом, наконец покинули палату.

- У вас очень хорошая сестра. Пока вы не пришли в себя в первый раз, она сутками сидела здесь, не отходя от вас ни на шаг.

- Как долго я нахожусь здесь?

- Пять дней.

Значит, прошла неделя с тех пор, как он ушел.

- Больше никто не приходил?

- Нет, - сочувственно посмотрел на меня врач и, пожелав хороших снов, удалился.

Спать мне точно не хотелось. Выспалась за неделю. А вот проанализировать произошедшее жизненно необходимо.

 Поворачиваюсь набок спиной к двери, закрывая себя и малыша ото всех.

- Привет, - кладу руку на живот.

- Прости меня, я не знала, что ты со мной. Я бы никогда так с тобой не поступила и не подвергла бы твою жизнь опасности.

 Я понимаю, что со мной играет воображение, но я чувствую легкое покалывание в животе. Он слышит меня.

- Мы обязательно найдем твоего папочку и расскажем ему про тебя. Обещаю.

 Слеза скатывается, смачивая подушку. Эрнест имеет право знать. Если я скрою, он мне точно этого не простит. Он и так не простит, но делать еще одну ошибку я не собираюсь. Пусть хоть спрячется за бетонной стеной, я все равно докричусь до него.

 Удивительно, как всего одно слово может возродить в человеке желание жить. Мне горько оттого, что я так безрассудно лежала там на полу и подвергала своего малыша опасности. Я уже и так наделала кучу ошибок, и пора с этим заканчивать. Мне был подарен такой шанс все исправить, и я его не упущу.

 Приятные мысли о ребенке и о том, как сообщу Эрнесту о нем, уносят меня в царство снов. И теперь меня это не пугает.