Едва я обмакнула Плюмо Шентием в свою кровь, как оно выскользнуло из моих пальцев и закружило по комнате, останавливаясь то на одной части каменной стены, то на другой, то на полу, то на потолке, то на решетках, пытаясь что-то нацарапать.

– Что это? Что это оно делает? – поинтересовался у меня Эрик, который, как и я, загипнотизировано следил за виражами пера.

Хотя нет, не совсем как я. Я также ещё и боковым зрением возмущенно поглядывала на Эрика, развалившегося на единственной в этом каменном мешке кровати, узкой и неудобной, правда. Но суть не в этом. Суть в том, что я в это же самое время, словно птичка на жердочке, ютилась, присев на прикроватную тумбочку, которая была ещё более узкой и ещё более неудобной. Ну вот где? Где его рыцарские манеры? Искренне не понимала я.

– Это Плюмо. И, по-моему, он пытается что-то написать… – пожав плечами, максимально ровным голосом ответила я, изо всех сил, сдерживая раздражение, которое росло во мне тем больше, чем дольше Эрик с комфортом возлежал на единственной, как я уже упоминала выше, в тюремной камере кровати. В тюремной камере, в которую я угодила по его вине!

– Что написать? – недоумевал Эрик, ни разу в ус не дующий, что не всем в этой тюремной камере, в которую мы угодили по его вине, также комфортно в данный момент, как и ему.

– Я не знаю, что. И вообще не знаю, как Плюмо работает, – сквозь зубы прошипела я. – Но он наша единственная надежда на то, чтобы выбраться отсюда…

– Зря старается. Стены из антимагического камня, поэтому ничего у него не получится, – цокнув языком, махнул рукой Эрик.

– По крайней мере, он старается, а не с комфортом валяется! – позволила я таки выплеснуться раздражению, уже переполнившему к этому моменту чашу моего терпения. Наивная я рассчитывала, что после этой фразы Эрику уж точно станет стыдно за его нерыцарское поведение в отношении меня. И он, как максимум, предложит мне прилечь и отдохнуть, а сам пересядет на тумбочку или, как минимум, займёт сидячее положение, чтобы я могла присесть на освободившееся место.

Ага, размечталась. Не случилось ни минимума, ни максимума.

– Каро, я не просто валяюсь, я ещё и ду-уумаю! А хорошо мне ду-у-умается именно в том положении, которое я сейчас занимаю! – многозначительно-поучительно протянул он, подняв вверх указательный палец правой руки.

Плюмо Шентием ещё какое-то время продолжал обследовать самым тщательным образом пол, стены, потолок и решетки тюремной камеры до тех пор, пока-таки окончательно не убедился на собственном опыте, что ни одна из уже исследованных им поверхностей для его целей – не подходит. После чего он на довольно долгое время завис недвижимый в воздухе. А потом вдруг, к моей превеликой радости, устремился к предмету моего раздражения, вальяжно развалившемуся на кровати.

– Брысь! Кыш! – замахал руками Эрик, как только Плюмо начал танцевать у него на лбу, скулах, щеках, губах и кончике носа. – Каро, убери это от меня! Щекотно же! – он попытался прихлопнуть Плюмо, когда тот пощекотал его шею с правой стороны, но лишь дал сам себе по шее.

Эрик задел пальцами подушку и это замедлило его движения. Поэтому он дабы лежачее положение больше не стесняло его движений, немедленно вышел из него, перейдя в менее комфортную, но зато более пригодную для ведения военных действий сидячую позицию. К тому времени, когда Эрик, наконец, настроил свои члены на более активное сопротивление, перо уже добрых пять секунд невыносимо щекотало его шею с левой стороны. С рыком: – Убью зараза пушистая! – Эрик врезал по перу, и снова сам от себя получил по шее. Только на сей раз, само собой разумеется, он врезал себе не с правой стороны, а с левой. – Эй, больно же! – почти как девчонка взвизгнул он.

– Вот она справедливость в чистом виде! – злорадно подумала я. – Ровно настолько насколько хотел сделать больно другому, ровно настолько – сам же и получил.

Что же касается Плюмо, то он в это время уже прыгал на левом плече Эрика. Само собой Эрик тут же хлопнул себя по левому плечу. Вот только Плюмо к этому моменту уже прыгал на правом его плече. Так что бедняге Эрику пришлось врезать себе ещё и по правому плечу. И снова мимо: потому что перо уже щекотало ему лоб.

– Ну чего же ты ко мне пристал?! – хлопнул Эрик себя по лбу. – Каро, убери от меня это или я это сейчас прибью!

– Во-первых, судя по тому, что я наблюдаю, ты если кого-то и прибьёшь, то только себя! – держась за живот ухахатывалась я. – А во-вторых, ты заслужил! Ну и как, комфортно ли тебе теперь, рыцарь мой? Хорошо ли лежится, дорогой? – сладким голосом поинтересовалась я.

– Так это ты?! Ну ттты! – испепелил он меня взглядом.

Я точно знала, что не имею никакого отношения к тому, что Плюмо его атаковал. Более того, я искренне недоумевала и не понимала поведения Плюмо Шентием. Однако Эрика ни о чём из перечисленного выше я не собиралась извещать.

– Ну ничего! – прорычал Эрик, хлопая себя по левой щеке в попытке добраться до вездесущего пера. – Смеётся тот, кто смеётся последний! – добавил он, звонко хлопнув себя по правой щеке. И опять промазал, так как Плюмо на тот момент уже зажигательно вытанцовывал в его волосах.

Эрик с рёвом победителя вцепился себе в волосы, уверенный, что на этот раз гадость пушистая от него не уйдёт, но просчитался, гадость не просто от него ушла, она, дразнясь и рисуясь и слегка покалывая, прыгала на кончике его носа. – Да, что же тебе от меня нужно?! – взревел не на шутку уже разозленный Эрик. – Каа-а-аро! Это не смешно!!! – прорычал он, заметив, что я уже чуть ли не по полу катаюсь от хохота.

– Ты не прав! Это очень смешно! – искренне заверила я его. – Настолько смешно, что мне так весело, кажется, ещё никогда не было!

– Отомщу! – пригрозил мне Эрик. – И тебе пакость розово-пушистая отомщу! – пригрозил он Плюмо. – Погоди! Ну погоди! Поймаю! Я тебя… – он на миг задумался, придумывая, чем же таким пригрозить перу, чтобы то по-настоящему испугалось. – О! Я тебя ощиплю! – придумал он страшную месть.

И он не просчитался с угрозой. Плюмо обиделся. И даже более того, Плюмо подобная угроза настолько сильно не понравилась, что Эрик тут же, с лёту, получил в глаз. Не от Плюмо разумеется, а по инерции опять и снова от самого себя. Здесь важно отметить, что добрый Плюмо даже будучи очень сильно обиженным на Эрика, тем не менее, всё равно зарядил ему в глаз своей нежно-пушистой стороной, а вот Эрик сам себе сгоряча зарядил совсем не нежно и отнюдь не пушисто…

– Ощиплю подлость пушистая! Ох ощиплю! – взревел Эрик от обиды и злости. Ну, а если Его Сиятельство сказал, то Его Сиятельство сделал. И поэтому Его Сиятельство спрыгнул, наконец, с кровати и занялся Плюмо всерьёз… Хотя, пожалуй, более правильно сказать, что это Плюмо занялся Сиятельством всерьёз! Особенно, если судить по той проворности, с которой Плюмо то щекотал, то покалывал своего спарринг-партнёра, и той скорости и точности, с которой Эрик реагировал. Тем более, что чем дальше, тем Эрик явнее уступал Плюмо и в том и в другом…

Я же веселилась от души.

Вот только, к сожалению, недолго. Внезапно, будь она неладна, меня озарила догадка. Плюмо, вдруг поняла я, просто нужна поверхность, на которой он смог бы писать! Поверхность, не пропитанная антимагическим заклинанием и моей кровью. А это только… Мне было чрезвычайно жаль лишать себя столь потрясающего веселья, но дело нашего спасения было прежде всего.

– Эрик, я поняла! Дело в том, что Плюмо, кроме тебя, больше не на чем писать! Всё остальное – пропитано антимагическим заклинанием! Поэтому он и пристал к тебе! Это он так даёт понять, что ты единственная поверхность, на которой он может писать, – тут же сообщила я о своей догадке.

– Я – по-верх-ность?! – уточнил Эрик, правильно ли он понял. Было заметно, что он однозначно потрясён услышанным. – Я – поверхность? – он указал на себя. – Я – единственная поверхность, на которой это может писать?

Я кивнула, слегка пожимая плечами, и объяснила, – Ну в смысле, как татуировки наносят на кожу, так и…

– Татуировки? Ещё лучше! Татуировки же навсегда! Нет, – замотал он головой, – я не позволю использовать как поверхность, на которой царапанья вот этого, – он указал на Плюмо, явно понимающего о чём идёт речь, и потому зависшего в воздухе над Эриком в ожидании исхода переговоров, – останутся навсегда! – его глаза округлились от возмущения. – Ты серьёзно, Каро? Ты серьёзно предполагала, что я на подобное соглашусь?

– Эрик, если у тебя есть другие варианты того, как нам отсюда выбраться, то я тебя внимательно слушаю? – ехидно поинтересовалась я.

– Нет, у меня нет! – огрызнулся он.

– Если нет, значит, тебе придётся подставить Плюмо или своё плечо или спину… – перо заколыхалось из стороны в сторону и указало своим острым концом на грудь Эрика. – Или грудь, – с улыбкой добавила я, зная наперед, какая сейчас последует реакция.

– Или плечо, или ничего! – не разочаровал меня Эрик. – Но только после того, как утвержу дизайн и содержание надписи!

– И как ты себе это представляешь?! – возмутилась я.

– Твоя проблема, Каро, – пожал он плечами. – Твоя и Пушистика!

В этот момент лязгнул металл открывавшейся двери. Плюмо молнией юркнуло мне в волосы, пристроившись у меня за правым ухом. Однако сделал он это лишь после того, как опять же с молниеносной скоростью, что-то черканул на затылке Эрика.

– К вам посетители, герцог Труамгурский, – гаденько усмехаясь, торжественно провозгласил тюремщик. Он открыл внутреннюю решетку и ввел в комнату трёх упитанных храмовников, одетых в красные сутаны кардиналов. Сутаны кардиналов сообщили нам о том, что все трое обладают даром ментального убеждения, а выражение их трех поросячьих рыл (назвать лицом эти физиономии было невозможно – столь мало было в них человеческого) сообщило нам о хитрости, подлости и изворотливости их обладателей.

Они в молчании дождались, пока охранник закроет за ними тяжелую стальную дверь, затем самый высокий и жирный из них открыл принесенную папку и кончиками пальцев достал оттуда лист бумаги.

– Я ничего не буду подписывать, – прорычал Эрик. – Убирайтесь вон! – он сделал шаг вперед, загородив меня своим телом.

– Но вы же ещё даже не знаете, что именно вам предстоит, подписать, Ваше Сиятельство! – так уважительно, что прозвучало это почти заискивающе, проблеял высокий. При этом он, разумеется, не преминул пропитать каждое своё слово силой убеждения. В связи с чем вполне безобидная фраза эта прозвучала, как призыв к немедленному действию. Но, к счастью, только для меня.

– Я ни-че-го не бу-ду под-пи-сы-ва-ть, – медленно, чеканя каждое слово, сквозь стиснутые зубы тихо повторил Эрик. Тем не менее, в этот раз фраза прозвучала гораздо более угрожающе, а значит и убедительней, чем его рык минутой раньше.

– Но мы всего лишь хотели, чтобы вы написали письмо своей матушке. Что, мол, вы живы, здо… – залебезили хором, опешившие кардиналы, усилив убеждающий напор на Эрика до такой степени, что мне самой (хотя обращались они не ко мне, что уменьшало уровень воздействие на меня раз так в десять) срочно захотелось написать письмо моей матушке. При этом, я напрочь забыла о том, что она вот уже шестнадцать лет как почила.

– И писать тоже я ни-че-го не бу-ду, – обманчиво спокойным голосом повторил Эрик, прервав кардинала на полуслове. – Святые отцы, надеюсь, вы хорошо понимаете значение слова: «ничего»? – поинтересовался он тихо и вкрадчиво, тем не менее, от зловещей угрозы, прозвучавшей в его тоне, меня прям в дрожь бросило. И судя по реакции кардиналов не только меня.

Все трое открыли и закрыли рот, не произнеся ни звука, после чего закивали как механические болванчики столь одновременно и синхронно, словно все три их головы были прикреплены к одной пружине. Эффект был столь заразителен, что я неосознанно заморгала им в такт.

– Убирайтесь! – распорядился Эрик, указав им рукой на дверь. – Убирайтесь или пинайте на себя!

Его преосвященство, Императорский исповедник, Бозель Всепонимающий, много лет уже служил и Императору и Императрице, каким-то образом умудряясь услужить обоим, поэтому его было труднее смутить, чем его менее опытных коллег. Он прокашлялся, пошелестел бумагами, вперил взгляд своих поросячьих глазок в Эрика и попытался вновь.

– Но будьте же благоразумны, Ва… – забубнил он, вложив в слово «благоразумны» столько убеждения, что его хватило бы на то, чтобы облагоразумить целую свору бешеных собак.

Эрик же невозмутимо зевнул и начал контролируемое частичное превращение в дракона. Его голова, которое ещё мгновение назад выглядела вполне человеческой, вдруг обратилась в драконью, а правильной формы губы – в огнедышащую драконью пасть, которая не преминула воспользоваться своей огнедышащей способностью… для первого раза с наглядно-показательной целью, которая предусматривала всего лишь превратить в пепел бумагу, которую императорский исповедник протягивал Эрику.

И эффект не заставил себя ждать.

Три кардинала ещё мгновение назад, не имевшие никакого намерения сдвинуться с места хотя бы на йоту, и даже наоборот имевшие все намерения торчать на этом самом месте до скончания времён или пока Эрик не подпишет бумагу, теперь в панике колотили в кованую дверь, требуя, чтобы их немедленно выпустили наружу. Все трое скулили и верещали, сыпали проклятьями на голову Эрика, просили Иири их защитить. И угрожали мне и Эрику тысячью разновидностей смертей, а также посмертных пыток, которые нас с ним ожидают, по их авторитетному мнению, после смерти в аду.

– Эй, а Каро-то тут причём?! – насмешливо поинтересовался он у кардиналов, ломящихся в закрытую дверь, в замке которой, впрочем, уже звенел ключ. – Не надо отнимать у меня заслуг! Ибо народ должен знать своего героя! Единственного героя! И это не Каро!

Дверь наконец-то отворилась и три жирных кардинала синхронно ринулись на выход. Если учесть, что в узкий дверной проход не смогли бы протиснуться даже две представленные здесь кардинальские задницы, то что уже говорить о трех.

Три жирных кардинальских задницы, ломящихся одна вперед другой и даже не помышляющих о том, чтобы уступить одна другой дорогу – застряли бы в проходе надолго, если бы Эрик не был так бесконечно добр, чтобы протолкнуть за дверь каждую из них по очереди носком своего сапога.

Как только за посетителями с шумом захлопнулась дверь, Эрик прислонился к ближайшей стене и, схватившись обеими руками за голову, сполз по ней.

– Пушистик, снимаю шляпу, вернее оголяю плечо! – устало пробормотал он и начал расстегивать рубашку. – Каро, ты, ты видела их лица?! Когда они поняли, что я не поддаюсь убеждению? Ха! Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться им в лицо. Не знаю, что ты там царапнул мне на затылке, Пушистик, но это здорово мне помогло, противостоять их напору… О-ох, если бы ещё голова так не болела! То цены б тебе не было! – досадливо поморщился он, оголил, наконец, плечо и кивнул Плюмо, которое в ожидании зависло в воздухе. – Но всё равно спасибо! В общем, рисуй, Пушистик! Рисуй, что хочешь!

Получив разрешение, Плюмо тут же с энтузиазмом принялся за дело.

– А мое контролируемое частичное превращение, ты видела, Каро? – между тем продолжал делиться впечатлениями Эрик.

– Видела, – кивнула я с улыбкой. – И оценила! Насколько я знаю, на подобное далеко не каждый дракон или наг способен!

– Да, я тоже не особо способен, – скромно потупился Эрик. – До сих пор у меня ни разу не получалось исполнить это настолько чисто и эффективно, – мой сокамерник широко улыбнулся, очевидно вспомнив о том, в каком ужасе бежали из тюремной камеры кардиналы. – Я подозреваю, что Пушистик каким-то образом усилил мою концентрацию и волю. О-ох Иири! Как же я устал! Глаза просто сами закрываю… – и вот так прямо на полу, практически подпирая дверь, на середине фразы он и уснул.

С комфортом разместившись на предоставленной в моё полное распоряжение кровати, я какое-то время понаблюдала за мирно посапывающим Эриком и одновременно за плавными движениями порхающего над его плечом Плюмо Шентием, розовое оперение которого отбрасывало красивые блики в мерцании свечей… Но, очевидно, в какой-то момент мои глаза тоже сами собой закрылись, и я тоже уснула.