А-а-а-а!!

Я не хочу умирать! Я слишком молода! И иногда даже бываю хороша собой! Нельзя сжигать такую красоту неписаную на костре!

Я вновь рванулась, но клешни, вцепившиеся в руки, держали мёртвой хваткой, упрямо продолжая тащить по главной городской площади к месту воздаяния за грехи. В зависимости от ситуации и степени прегрешения место модифицировалось либо в позорный столб, либо в эшафот, либо в костёр.

Заполнившая площадь толпа выкрикивала всевозможные эпитеты и кары на мою многострадальную рыжую голову, от прыснутой в лицо загадочной вонючей дряни несколько путались мысли, подозрительно свербело в носу и не удавалось сосредоточиться для призыва стихии. Люди вокруг периодически двоились, под ногами шаталась брусчатка и до безумия хотелось почесать нос. Городская стража сдерживала жаждущий зрелища народ, проложив узкий коридор к центру площади, где уже дожидались два столба, гостеприимно обложенные хворостом. Из-за спины доносилось весьма цветастое мнение Сир по поводу данной ситуации, иногда разбавляемое ругательствами на незнакомом мне языке.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

Плохое тоже – рано или поздно.

Живой коридор закончился, и нас с Сир развели по столбам. Руки выкрутили за спину, в запястья впилась жёсткая веревка, которой стражник быстро, сноровисто обматывал мои верхние конечности, привязывая меня к столбу. Толпа по-прежнему расплывалась, от красных язычков пламени факелов в глазах рябило ещё сильнее. В попытке хоть немного сфокусировать зрение я подняла голову к звёздному небу и зашипела от боли, ударившись затылком о демонов столб.

– Великое проклятие падёт на ваши жалкие смертные головы, смерды! – патетично выкрикнула Сир.

Вопреки ожиданиям, смерды и не подумали убояться. Из толпы полетели новая партия изощрённых кар, презрительный свист и тухлый помидор.

Помидор угодил ровнёхонько в меня, попал по ноге и растёкся бурой жижей по юбке моего чёрного платья.

– Си-и-ир! – возмутилась я.

Как будто от её неубедительных угроз есть хоть какой-то толк!

– Что? – явно не прониклась сутью претензии девушка. – Не знаю, как ты, но я не хочу умирать во второй раз!

А мне и в первый-то неохота. Тем более столь варварским способом.

Закончив с привязыванием нас к столбам, стражники отступили. Народ выжидающе притих, и спустя секунду стало ясно, почему – к нам приблизился господин Берфит, судья, обвинитель и палач в одном суровом неподкупном лице. Прочие представители правящей верхушки городка Роона, включая господина Макби, предпочли остаться за пределами освещённого факелами круга.

– Видишь, ведьма, не боятся люди твоих жалких проклятий, – заговорил Берфит, широким жестом обведя толпу за оцеплением. Поди, со всего города стражу согнали, дабы злокозненных ведьм не растерзали раньше срока. – Настал конец вашим богопротивным деяниям, и вы сполна ответите за все грехи ваши пред людьми и богами. Желаете ли покаяться, ведьмы, и очистить души свои от спор скверны?

– Если мы покаемся, вы нас отпустите? – с надеждой спросила Сир.

– Нет.

– И в чём тогда смысл раскаяния?

– Вы предстанете пред ликами богов с душой, принявшей покаяние перед смертью, и если боги сочтут ваше раскаяние искренним, то, возможно, души ваши обретут вечный покой, а не вечное страдание в огненной бездне.

– Паршивенькая тогда сделка выходит, господин судья, – презрительно хмыкнула Сир. – На кой она мне такая сдалась?

Берфит повернулся ко мне, смерил тяжёлым вопросительным взглядом, не иначе как в ожидании моего слёзного покаяния. Я дёрнулась в попытке проверить надёжность пут.

Бесполезно. Руки связаны крепко, профессионально.

– Надеюсь, вы понимаете, что со всеми вами будет, когда мой отец узнает о смерти своей дочери? – поинтересовалась я.

Не то чтобы я всерьёз верила, будто Холдан, узнав о моей трагической гибели, примчится сюда и разнесёт это тёмный городишко по камешку, мстя за убийство своей любимой ученицы, но надо же попробовать достучаться до этих упёртых людей.

– Твой отец, ведьма, чужеземец и ему самому следовало бы поостеречься, пока гнев богов не пал и на его голову, – ответил Берфит напыщенно и подал знак стражникам.

Холдану-то? Ну-ну.

Стражники начали обкладывать нас новыми вязанками хвороста, толпа радостно взревела в предвкушении долгожданного зрелища, заглушив бормотание старшего жреца из городского храма четырёх богов, по примеру начальства жавшегося в сторонке, на почтительном расстоянии от ведьм.

Я сжала пальцы правой руки, чувствуя прохладный ободок кольца на безымянном. Вернувшись из Железного мира, я так его и не сняла, всё равно для большинства жителей Деревянного это кольцо ничего не значило, а Холдан то ли не обратил на него внимания, то ли сделал вид, будто в упор не замечает. Понятно, что всё было понарошку, для придания реалистичности легенде, но отчего-то грела мысль, что Гарет надел мне его на палец, согласившись взять меня в жёны, поклявшись любить, защищать и быть рядом, а я, в свою очередь, надела мужчине второе кольцо. И Сир в шутку объявила нас мужем и женой.

Глупо, конечно.

Судья взял два факела, по одному в каждую руку, встал между столбами. Хворостом нас обложили выше колен и, признаться, сучковатые ветки то кололи сквозь юбку, то цеплялись за ткань при малейшем движении. Народ опять затих и, кажется, даже дышать начал через раз. И откуда что берётся? На глазах практически всего города, целой кучи мужчин, женщин и детей – разумеется, детей постарше, подросткового возраста, родителям хватило-таки ума не тащить на казнь малышей… или надо поблагодарить поздний час? – собираются сжечь заживо двух девушек, а они и рады. Разве что с попкорном да чипсами не сидят, да и то, полагаю, исключительно потому, что, во-первых, сидеть негде и, во-вторых, вряд ли в этом тёмном княжестве знают, что такое попкорн и чипсы. И стоять будут до последнего, наблюдая, как огонь пожирает наши тела, как разъедает плоть до костей. Будут смаковать страшную насильственную смерть и чужие муки, словно экзотическое блюдо, и считать, что сами-то они ничего плохого не делают и происходящее совершенно нормально.

Демоны бы побрали этих любителей кровавых зрелищ!

– Да свершится справедливый божий суд! – громко объявил Берфит, подняв факелы повыше. – И да получат ведьмы по делам своим, и не убоимся мы зла, что скрывается в ночи и чёрных душах неверующих!

– Не, мужик, не верю, – вдруг вмешалась Сир. – Пафоса многовато, и интонация хромает. Проще надо быть, проще и тогда, глядишь, люди к тебе потянутся.

Судья одарил девушку взглядом гневным, глубоко оскорблённым подобной наглостью, но факелы всё же опустил одновременно, поджигая обе древесные кучи. Хворост занялся сразу, с весёлым потрескиванием – сырого, по крайней мере, не положили, а то читала я и о таком способе продлить муки неугодной ведьмы. Попыталась сосредоточиться на призыве стихии, однако мысль мгновенно уплыла, оставив неприятное чувство растерянности. Что за дрянь нам всё-таки прыснули, если даже подумать как следует о призыве не получалось?!

Пламя разрасталось, захватывая всё больше и больше веток, подбиралось ближе. Я отвернулась, зажмурилась, стараясь не думать о предстоящей боли. И о том, что я вот-вот перестану существовать, размышлять в последние минуты, пожалуй, тоже не стоит. Похоже, не увижу я больше ни родных, ни друзей, ни милого моему сердцу Эвера, где я не была уже больше полугода. Не увижу Гарета. Будут ли друзья часто вспоминать обо мне, сохранит ли Гарет своё кольцо, а Рин – мой личный телефон с теми дурашливыми селфи с бала?

Открытых участков кожи коснулся жар, дышать стало труднее.

Я не хочу умирать!!