Жарко.

Удушающе, невыносимо жарко.

– Ты должна избрать достойнейшего, Селенай, – матушка плавным небрежным движением подняла руку, и Шанья вложила в раскрытую ладонь лорнет. – Ты же не желаешь повторения казуса, приключившегося с твоей бедной кузиной Аларой?

Матушка качнула головой, выражая должную степень сочувствия. Она поднесла лорнет к глазам, словно находились мы не на балконе второго этажа, но на дальних трибунах главной Арены и внизу шёл настоящий кровавый бой, а не разминка вялой демонстрацией достоинств рабов. Маму, казалось, не беспокоили ни иссушающий жар, разлившийся патокой в зыбком, ломком воздухе, ни колючие вездесущие песчинки, от которых не было спасения нигде на этой раскалённой добела планетке. Разумеется, встречались на Атриуме и благодатные оазисы, острова изменённого климата, сочной зелени и комфорта, но всяко не здесь, где рукой подать до Арены и разбитого вокруг её стен стихийного городка.

– В самый ответственный момент… пшик, – тонкие матушкины губы сжались в жёсткую неодобрительную линию. – Алара кричала едва ли не громче, чем тот, кто оказался недостойным… правда, по иной причине.

Алара кричала от удивления, досады, разочарования и, что скрывать, обиды преизрядной. А избранный ею мужчина – потому что смерть в огне мучительна и отнюдь не мгновенна.

Впрочем, в пламени химеры сгорали быстро. Куда как быстрее, нежели в обычном огне. И после лишь горстка пепла оставалась последней памятью.

Как же жарко…

– Алара могла бы вести себя более сдержанно. Жаль, что подобный инцидент вовсе случился, к тому же в нашем роду, но ей следовало быть осмотрительнее в своём выборе. Брать первого, кто приглянется…

На самом деле на балконе куда свежее, чем внизу, за парапетом и незримой пеленой силового барьера. Барьер обеспечивает не только внешнюю защиту, но поддерживает температуру и уровень влажности, комфортный для присутствующих. И жар грызёт лишь меня.

Срок подошёл. Ещё три месяца назад по нашему календарю. А я не хотела выбирать, молчала, отпиралась, тянула время и вот результат.

Результат выступал испариной на коже, расползался тёмными пятнами по светло-зелёной ткани платья, отражался на искусанных украдкой губах и мучил почти нестерпимым желанием окунуться с головой в ледяной источник.

Или хотя бы ведёрко со льдом попросить.

Я могу.

И мне всё принесут по первому требованию, торопясь исполнить любой каприз дорогой гостьи.

А матушка усмехнётся едва заметно, эдак снисходительно – для неё моё состояние не секрет, она видит распрекрасно, что её дочь, того и гляди, сама загорится факелом, – но не проронит ни слова. Быть может, позднее перескажет мою историю другой кузине, коих у нас великое множество, как сейчас наставительно перечисляет ошибки Алары. И добавит всенепременно, что её непутёвой легкомысленной дочери следовало быть осмотрительнее в своём выборе и не оставлять всё на последний момент.

– Госпожа Эйшан!

– Господин Даван! – матушка опустила лорнет и обернулась к вышедшему на балкон хозяину дома и поместья.

Господин Джад Даван немолод, грузен, убелён благородной сединой и потому двигался неспешно, скупо, подчёркивая что почтенный возраст свой, что высокое положение, потом и кровью добытое на этой планете. За ним следовала его дочь и наследница, рослая статная дама старше меня годами. Она глянула на меня с удивлением и поморщилась непонимающе. За годы, проведённые подле отца в поместье, Висанна Даван перевидала множество представительниц нашей расы, из нашего рода и других, и неплохо разбиралась в состоянии молодых химер. И оттого недоумевала искренне, почему я сижу в широком кресле, вцепившись в шёлковые подушки, сглатываю сухим горлом и потею самым откровенным, недостойным образом. Она знала, как разрешается эта особенность нашей расы, и не могла взять в толк, почему мне не купили мужчину раньше. Разве не для того мы и нам подобные прилетают на Атриум – за рабами, чья участь сгореть в пламени химеры прежде, чем оно сожрёт её саму?

За спиной Висанны маячили две безмолвные тени, высокие, широкоплечие и полуобнажённые. Человеческие женщины не нуждались в мужчине для разделения огня – что вовсе не означало, будто стоило себе отказывать в маленьких удовольствиях.

Джад обошёл расставленные полукругом кресла, приблизился к занятому матушкой. Она подала руку, и он облобызал воздух над её унизанными кольцами пальцами.

– Бесконечно счастлив лицезреть вас вновь, госпожа Эйшан, – Джад выпрямился и обратил на меня благожелательный вопросительный взгляд, словно не знал, кто я. – А это, полагаю, ваша прекрасная дочь? Младшая, верно?

– Да. Селенай, – представила меня матушка.

– Господин Даван, – я склонила голову, выдавила улыбку, сколь подозреваю, жалкую, вымученную донельзя.

– Висанна, моя дочь, – как и моя мама, Джад следовал неписаным правилам, требующим представить друг другу даже тех, кто знал всех присутствующих если не лично, то хотя бы понаслышке.

Мы с Висанной обменялись учтивыми кивками, и Джад опустился в соседнее кресло.

– Желаете прохладительных напитков, госпожа Селенай? – любезно осведомилась Висанна.

– Да, благодарю.

И хорошо бы без алкоголя.

Хмель ударит в голову и пробудит желания иного толку, разнообразив спектр испытываемых мной ощущений.

Только сексуального возбуждения мне нынче и не хватало. А от него один шаг до неконтролируемого порыва броситься на первого попавшегося мужчину, лишь бы был молод, статен и приятен.

Висанна подала знак рабам, замершим у дверей, ведущих в дом. Они повернулись к стеклянному столику на колёсиках, стоящему там же, принялись наполнять бокалы и перекладывать фрукты из ваз на блюда. Шанья, неизменная мамина поверенная, поглядывала на них с нескрываемым превосходством. Ей уже не раз доводилось лицезреть тёмную полосу ошейника на шее каждого, в то время как она была и остаётся свободной хименкой.

В доме Джада Давана свободен лишь он, его дочь да гости, остальные – рабы, и неважно, служат ли они в доме или сражаются на арене.

– Уже присмотрели кого, госпожа Эйшан?

– Выбираем, господин Даван, – матушка отказалась от поданного рабыней напитка и вновь поднесла лорнет к глазам, хотя на самом деле совершенно в том не нуждалась. – Некоторые выглядят неплохо… но чего они стоят на деле?

Я же вцепилась в высокий бокал обеими руками и выпила содержимое залпом, не ощущая вкуса.

Жарко… и дома, на Хименне, было бы легче – климат у нас по большей части несравнимо мягче местного и нет дурной привычки устраивать населённые пункты в засушливых зонах.

– Тогда начнём, – Джад повелительно взмахнул рукой, и неспешная игрушечная разминка мгновенно прекратилась.

Повинуясь жесту наставника, рабы разошлись, разбились на заранее согласованные пары. Арена Джада маленькая, домашняя, этакая большая песочница, зажатая между каменными стенами ограды и двух зданий, накрытая силовым куполом. Настоящие бои проводились на ней редко, куда чаще Джад выставлял своих бойцов на главной Арене и аренах поменьше, в изобилии разросшихся вокруг, а дома устраивал смотрины для желающих прикупить натренированного крепкого мужчину. Что ожидает выкупленного – смерть на очередной арене, на ложе или тяжёлый труд на другой планете, – Джада не заботило. Да и с чего бы?

Рабы выстроились в две шеренги по разным сторонам арены. Первая пара вышла в центр, воздела оружие к небу, приветствуя хозяина и его гостей. Начался первый бой.

* * *

Второй бой.

Третий.

Четвёртый.

Каждое сражение предельно аккуратно, выверено до мельчайших деталей и оттого малость потешно. Бились до первой крови или если укладывали противника на обе лопатки, но серьёзных ран и увечий не наносили и убить не пытались. Иные вовсе не столько дрались, сколько красовались, словно то была мечта всей их жизни – обратиться жалкой горсткой пепла за каких-то десять минут. Плавно уходили от выпадов противника, грациозно поворачивались, будто исполняя танцевальное па, бросали в сторону балкона многозначительные оценивающие взоры. Джад называл имена и расы, перечислял достоинства, рассказывал коротко, откуда взялся каждый из выходящих в центр, под палящие лучи солнца. Висанна обязательно добавляла что-то от себя, делилась своим женским взглядом, в идеале должным помочь гостье определиться с выбором. Один раб Висанны сидел на бордовых плитках пола подле её ног, другой застыл за спинкой её кресла. Оба облачены лишь в подобие набедренной повязки, мускулистые, влажно блестевшие тела выставлены на всеобщее обозрение. На них, впрочем, никто не смотрел, слишком все привыкли что к идеальным полуобнажённым телам, что к ошейникам. Даже Висанна не уделяла своим рабам внимание, увлечённая боями и увещеванием клиенток.

Матушка слушала Джада, порой качала головой, порой расспрашивала о том или ином рабе. Лицо её оставалось непроницаемо, а взор, намётанный, повидавший немало мужчин на этой арене, равнодушно скользил от одного к другому, оценивал, делал выводы. Бой закончиться не успевал, а она уже теряла к обоим участникам всякий интерес.

На меня мама не смотрела.

Я пила бокал за бокалом, кивала в ответ на комментарии Висанны и с трудом отличала одного мужчину на арене от другого. Ростом повыше и пониже, крепко сбитые и стройные, словно танцоры капаны, коротко стриженные и длинноволосые, они сливались в единую тёмную массу. Они бестолково кружили и прыгали на фоне светлого истоптанного песка, нелепо размахивали оружием и щитами и сверкали элементами частичного доспеха.

Пятый бой.

Шестой.

Рабы Висанны начали поглядывать на меня с опаской, из прислуживающих рисковала приблизиться лишь одна девушка и та заметно напрягалась, оказываясь подле моего кресла. Должно быть, жар, источаемый моим телом, усилился настолько, что ощутим даже теми, кто стоит рядом.

Если я загорюсь прямо здесь и сейчас, матушка снизойдёт до первого попавшегося под руку мужчины, или выдержка и стремление сохранить внешние приличия не изменят ей даже в такой ситуации?

Любопытство было столь же вялым, истомлённым жарой, как и я сама.

– О, госпожа Селенай, неужели вам никто не приглянулся? – воскликнула Висанна, когда шестая пара, обменявшись несколькими кровоточащими царапинами, разошлась.

Я поставила пустой бокал на поднос в руках рабыни, и та поспешила отойти.

– Если ни один из этих мужчин не привлёк твоего внимания, Селенай, то мы можем посетить главную Арену, – матушка отдала лорнет Шанье. – Кажется, бои там проходят едва ли не постоянно…

– На Арене сплошь грязь и всякий сброд со всех рукавов галактики, – возразила Висанна. – Надо очень постараться, чтобы отыскать среди выбрасываемого на неё мусора истинную жемчужину. Да и вдруг глянется кто, а бой не переживёт?

– Тогда зачем он нужен, коли не переживёт? – матушкины губы изогнулись даже не в усмешке – тени усмешки, прячущейся в уголках губ.

– После его ещё отмывать, в должный вид приводить, покорности учить… столько возни! А у нас, госпожа Эйшан, уже представлено всё самое лучшее, обученное и служить готовое.

– Возможно, госпожу Селенай заинтересует один прелюбопытнейший экземпляр… я думал приберечь его на десерт, но… – Джад наклонился вперёд, подал знак наставнику.

Госпожу Селенай интересовало скорейшее возвращение домой. И холодная ванна. И минут десять с собой наедине.

Неумолимо расплывающаяся фигура наставника переместилась сначала к одной шеренге, затем к стоящей напротив. Секунда-другая общего замешательства и в центр вышла пара.

Двое безликих мужчин, облачённых в нелепые набедренные повязки и частичный доспех, функцию выполняющий скорее декоративную, нежели практическую. Стрелковое оружие на аренах не использовалось, предпочтение повсеместно отдавалось архаичным мечам, копьям, трезубцам и прочему колюще-режущему металлу. Порой допускалось использовать в качестве оружия физические возможности своей расы, но сегодня был не тот случай, когда в ход шли клыки, когти и жала.

– Госпожа Селенай, – пытливый взгляд Висанны неотступно следовал за мной, – быть может, вы желаете освежиться?

– Да, благодарю, – я несколько поспешно поднялась.

Рабы на арене выжидающе замерли.

– Я вас провожу, – Висанна встала.

Прислуживающие на балконе рабы расступились, опустив головы. Пошатываясь, я направилась к стеклянной двери, но успела заметить, как Джад слегка пожал плечами, вероятно, отвечая на немой вопрос наставника.

Редко какая химера тянет до последнего. Редко какую химеру привозят на Атриум в состоянии одновременно и мокрой тряпки, которую впору отжимать, и раскалённого добела диска, на котором можно яйца жарить. Редко какая химера готова сгореть сама вместо неведомого случайного мужчины.

Во внутренних покоях второго этажа было свежее, в коридорах и комнатах царила приятная тень. Висанна проводила меня в туалетную комнату для гостей, подождала, пока я умоюсь холодной водой.

– Ваша матушка не дозволяла вам выбрать раба раньше?

– Что? – я вскинула голову, посмотрела на Висанну через зеркало, висящее над мраморной чашей умывальника.

– Я же вижу, в каком вы состоянии…

Это видят все. Но Висанна первая заговорила о том вслух.

– Мама не при чём. Я… сама так решила.

– Вам плохо…

– Дальше будет хуже.

– И вы… действительно сгорите? – в голубых, что лунные камни Хименны, очах отражались блики любопытства.

– Да.

– О-о! А когда с мужчиной…

– Сгорит он.

– Тогда чего же вы ждёте? – к любопытству присоединилось недоумение, пальцы потеребили блестящий каштановый локон, лежащий на округлом плече хозяйки. – Я бы не смогла – добровольно предать себя огню, умереть во цвете лет, когда можно избежать такого страшного исхода.

Не столь он страшен, исход этот. Химера сгорит. Но, в отличие от того мужчины, возродится. Только станет немного иной.

– Одна из ваших соотечественниц упомянула как-то раз, что порой помогает… и я могла бы вам помочь… облегчить ваше состояние. Пусть и временно, но…

– Вот как? – я коснулась щеки.

Кожа сухая, ни капли не осталось, хотя лицо я не вытирала.

– Если вы желаете, я немедля позову…

– Кого?

Висанна лукаво улыбнулась и выскользнула за дверь, лишь шёлк синего платья взметнулся.

Я развернулась лицом к белой створке.

Надеюсь, Висанна не столь легкомысленна, чтобы организовывать нападение на почётную гостью под крышей своего дома. Отец ей не простит. И моя матушка. Сомневаюсь, чтобы здесь хоть кто-то видел химеру в гневе. Приличия приличиями, но нападение на дочь Хименны ясно даёт понять, что хозяева законами гостеприимства пренебрегают, а раз так, то и приличия отступают в сторону.

Дверь отворилась бесшумно, и в комнату вошёл мужчина. Судя по искусственно состаренным лохмотьям на бёдрах и тёмному кольцу на шее – раб. Следом заглянула Висанна, прижала указательный палец к губам и заговорщицки мне подмигнула.

– Несколько минут у вас есть, – прошептала она. – Можешь не беспокоиться, никто вас не потревожит, я отвлеку наших родителей, чтобы они ничего не заподозрили. Если вдруг увлечёшься, постарайся всё же не спалить этого красавчика. Очень уж он недурён… жалко будет.

И закрыла дверь со стороны коридора.

А мы с рабом остались.