Я никогда не верила в древние поверья моего народа, но родители соблюдали любые Заветы Предков. Даже самые абсурдные. Например, любая девушка, что в нашем городище достигала своего совершеннолетия, должна была в ночь зимнего солнцестояния или выйти замуж за того, кого выбрали отец и мать, или одной отправиться в Храм Зимнего Солнца, чтобы взглянуть в Ледяные Зеркала и принять ту судьбу, что предложит Богиня-Мать Солейра.

Честно говоря, многие невесты не рисковали идти против воли главы их семейства. Дело в том, что очень немногие бунтарки возвращались обратно. Что стало с пропавшими девицами, никто не знает. Да и никто и никогда не задавал жрицам неудобных, даже неприличных вопросов. Видимо, так в моем народе избавлялись от тех, кто мог пошатнуть вековые устои абсолютной покорности старшим.

В тот год отец, раздувшись от гордости, «обрадовал» меня, что приглянулась младшему сыну старейшины Бересклета Малварику. Это обалдуй сорока зим от роду не пропускал ни одной более-менее молодой или привлекательной юбки, пил как сапожник, а его хозяйство было в таком состоянии, что создавало полное ощущение нежилого и заброшенного уже очень давно.

– Никогда не свяжу судьбу с этим ничтожеством! – ясное дело, что такое «сногсшибательное известие» заставило поступить не совсем тривиально.

Схватила стоящий у двери веник и «вымела» им и сватов, и нежеланного жениха, приговаривая старинные слова обряда отказа: «Как никогда не сойдутся зима и лето, так не свяжутся судьбы Береники, дочери Хвата-кузнеца и сына старейшины Бересклета Малварика! Беру Великую Мать в свидетельницы! Я отказываюсь от такой ужасной доли»!

Мужчина уже не один год поглядывал на меня горящими от страсти глазами. Он побледнел, точно снег за окном, и прошипел:

– Дура ты, Ника! Неужели я ужаснее, чем погибель или сумасшествие Ледяных Зеркал?

– Да лучше совсем сгинуть, чем такой муж! – и я гордо отправилась в собственную комнату, даже не взглянув на расстроенных несбывшихся родственников.

Моя мать Лада, горько заплакала и запричитала:

– Ай, глупая, неразумная! Испугаешься доли чёрной, да вернёшься! По обычаю отдадут тебя первому, кто попросит, а будет это тот, кто сватал тебя сейчас…

– Правду о тебе шепчутся за спиной. Дурная и строптивая сверх всякой меры! Ну, да я тебя укрощу, как необъезженную кобылу! Сроку одуматься даю до рассвета. Перед тем, как идти тебе в Храм Зимнего Солнца за своей судьбой, спрошу ещё раз! Не упрямься! Всё равно моя будешь! – набивающемуся мне в мужья мужчине было уже несколько за сорок.

Соломенные волосы паклей торчали во все стороны, а вечно красное от непрекращающихся пьянства и блуда лицо было даже слегка синюшным от непосильных для тела и разума излишеств. Мне же той весной исполнилось всего восемнадцать. Ясное дело, что лучше одной куковать, чем привести к себе в дом такое весьма сомнительное счастье.