Где же сказка? Где же чудо?

Неожиданности где?

Здесь деревья, как и всюду,

отражаются в воде.

Песня из фильма «Тайна Снежной Королевы»

На краю края земли, где небо ясноеКак бы вроде даже сходит за кордон,На горе стояло здание ужасное,Издаля напоминавшее ООН.

В.С. Высоцкий. «Сказка о несчастных сказочных персонажах»

- Мама, мама! Он разговаривает! Ну мама! – непоседливый ребенок упрямо тянул меня за передник к порогу, у которого уселся толстый пушистый кот непонятного серо-бежевого цвета.

- Ника, ты же взрослая девочка, - устало вздохнула я, тщетно пытаясь вспомнить, куда снова дела мобильник, ведь совсем недавно видела где-то эту дурацкую «звонилку», - ты же прекрасно знаешь: коты говорить не могут.

- Все бабы дуры, - раздалось неожиданно от порога. Толстый котяра смотрел на меня презрительно, не забывая при этом тщательно умываться.

- Вот! – торжественно объявила дочь. – Ты слышала?

Я только качнула головой и повернулась к двери, внимательно наблюдая за проходом.

- С вашей стороны некрасиво прятаться, кто бы вы там ни были.

- Но, мама, - растерянно протянула Ника, - там нет никого!

Я демонстративно подошла к порогу, подавив желание отодвинуть ногой нахальное животное, рассевшееся посередине, выглянула наружу. Вправо – никого. Влево – никого. Что за чушь…

- А я говорил, - послышался уже знакомый голос… снизу.

Я посмотрела под ноги. Кот. Чушь.

- Ника, мы лекарства с собой брали? – уточнила я, устало потирая лоб. -Похоже, перегрев. Ну да, тут так жарко…

- Мам! – возмутился ребенок. – Это кот сказал! Ну правда!

По ноге мазнул хвост, а затем…

- Ай! – взвизгнула я, нагнувшись.

Ну точно! Укусил! Вот сволочь! На коже возле коленки виднелись две маленькие ранки. А на меня смотрели оранжевые глаза. Вполне осмысленно смотрели. Психдом на выезде.

- Юлька! – послышался в нескольких шагах от дома недовольный старческий голос. – Юлька, чтоб тебя мухи съели!

Ну вот, аборигены. Сейчас мне наконец-то все объяснят.

- Юлька! – голос слышался уже возле порога. – Юлька, ты почему кузнецу…

В доме появился низенький сморщенный дед, лет семидесяти-восьмидесяти, не меньше, небрежно оттолкнул ногой недовольно зашипевшего кота, требовательно повернулся ко мне.

- Ты кто? Где Юлька?

- Я Даша. Не знаю, - честно ответила я на оба вопроса.

- Вот же с… - дед осекся, заметив Нику.

- Сука, да? – подсказала умненькая дочь.

- Ника! Не смей выражаться! - возмутилась я и вежливо уточнила. – Простите, а вы кто?

- Дед Пихто, - буркнул гость. Похоже, вежливости здесь учили только меня. – Ну что смотришь? Зовут меня так: дед Пихто. Староста я деревенский. Где эта… Юлька? Какого… лешего…

- Она сказала, что уедет на неделю, в отпуск, - сдала я нерадивую подругу.

- А, то есть ты ее знаешь? – прищурился дед, оглядывая меня с ног до головы.

- Мы с детства дружим, - странные огоньки, в буквальном смысле загоревшиеся в серых глазах гостя, мне не понравились.

- С детства, говоришь, - нехорошим тоном протянул Пихто. – А это кто? Дщерь твоя? – он кивнул в сторону Ники.

- Дочь, да, - кивнула я.

- Чудно, - непонятно чему обрадовался старик. – Дарья, говоришь? Дружите, говоришь?

Я настороженно кивнула, в мыслях уже прикидывая, как можно аккуратно обезвредить явно помешавшегося местного жителя и с помощью чего вызвать «скорую». Чувствую я, перегрев не только у меня…

- Так что ж ты, мухи тебя раздери, стоишь! – вскинулся дед. – Пошли в деревню!

- Зачем? – где-то я читала, что с психически нездоровыми нужно разговаривать ровно, если не ласково, и ни в коем случае не спорить, если нет желания подальше от них улепетывать.

- Как зачем? – непритворно изумился «Пихто». – У Глашки Буренка рожает. Телят принять надо, да самой Глашке настоечки дать, чтоб не орала, как резаная.

- А я тут при чем? – Глашка, Буренка, телята… Сегодня очень жаркий день, да… Какая Глашка? Тут в нескольких километрах ни души. Я сама всё вокруг внимательно осмотрела, когда утром приехали.

- Как при чем? – разозлился дед. – Ты же ведьма. Вот и помогай. Раз Яга сбежала.

Хрясь. Ой. Кажется, я села на мобильник. Осталось понять, как он на полу оказался.

- Эй, деваха, ты что это?

- Мама, мамочка!

- Все бабы дуры!

Голоса сливались в непонятный шум, вокруг все вертелось, как на карусели, перед глазами плясали противные черные мушки. Я первый раз в жизни упала в обморок.

- Мама, мам, ну мам! Мамочка!

Когда Ника ныла, она была упорна и настойчива, старалась добиться нужного эффекта. «Ты и мёртвого из гроба поднимешь», - ворчала каждый раз её бабушка.

Пришлось открыть глаза. Пол. Всё тот же. И лица. Всё те же.

- Мамочка! – счастливый ребёнок готов был накинуться на меня, и я порадовалась, что лежу.

- Вот же… Малахольная, - проворчал стоявший надо мной дед. – Вставай давай. К Глашке пойдем.

В моем нынешнем состоянии я готова была идти куда и к кому угодно. Так что встала, покряхтывая, как старая бабка, замученная ревматизмом, отряхнула пыль с джинсов и майки, взяла за руку взволнованную дочь и кивнула.

- Ведите.

- Так пойдешь? – язвительно спросил Пихто. – А настойки, а травки? Эх, молодёжь!

Травки, настойки. Да где ж я вам… На моих глазах из стены напротив, ранее идеально гладкой, показалась… выдвинулась… в общем, очутилась на той стене широкая полка. С травками, настойками, пузырьками. И холщовой сумкой.

- Ника, - я растерянно посмотрела на дочь.

- Магия, мам, - как недогадливой, объяснил мне чересчур начитанный ребенок.

Ноги подгибались, но до полки я упрямо дошла. Сгребла всё показавшееся в сумку, без разбора, сняла передник, снова крепко схватила за руку дочь и решительно повернулась к провожатому. Он фыркнул и вышел за порог.

Приехали мы за город два часа назад. Юлька, моя подруга детства, с которой мы, считай, на горшках рядом в садике сидели, предложила мне приятно провести время в её загородном доме. Вдвоем с дочерью.

- Природа, тишина, птички поют, - убеждала она меня. – К деревенским условиям ты привыкла, поживете с Никой в одиночестве, никто вас трогать не будет. Что там тех двух недель?

В принципе, я была с ней согласна. Родители жили в таких же условиях, какие описывала Юлька, разве что с ванной в доме, поэтому мы с дочкой собрали нехитрые пожитки и на старых, несколько раз битых «жигулях» добрались до домика.

Широкое поле, вдали темный лес, неподалеку извилистая речка. И небольшой деревянный домик, стоявший, как бельмо на глазу. Правда, огороженный, но опять же деревянным забором. Подруга клялась и божилась, что диких зверей тут отродясь не водилось, так что за Нику я была спокойна. Все же природа, свежий воздух, тишина. Когда еще вырвемся из загрязненного шумного города и поспим вдосталь без крика торговок и шума машин?

Поэтому слова деда о Глашке и телятах я восприняла как шутку и решила ее поддержать. Думала, выйдем из дома, оглянемся, посмеемся все втроем.

Вышла. И тут же встала, как вкопанная. Домик окружал лес. Густой такой, сквозь него и не продерешься. Небольшая полянка прямо перед жилищем практически не обогревалась солнцем. Вокруг – приятный полумрак. И узенькая ниточка дороги впереди. Причем появилась та «ниточка» только после того, как мы спустились по ступенькам. Чертовщина какая-то.

- Ну что встала? – буркнул недовольный незапланированной задержкой дед, - там, небось, Глашка уже голос сорвала!

Глашка, да. Телята…

Голова закружилась, но я лишь еще крепче стиснула руку дочери и заставила себя шагнуть на тропинку.

Шли мы минут десять. Дочь пришлось отпустить – на тропинке вдвоем мы не помещались. Так что впереди шагал Пихто, за ним – Ника, в конце плелась я.

Запретив себе думать о реальности происходящего, я тщетно пыталась понять, чем могла помочь непонятным Буренке и Глашке. Скромная учительница истории в средних классах общеобразовательной школы, от медицины и травничества я была так же далека, как Земля – от Солнца. Но вот иду же, якобы в деревню, с сумкой, а в сумке настойки. А ну как не ту настойку дам? И кому отвечать за возможные последствия? Правильно, мне…

Я тихонько вздохнула. Лес ответил шумом листьев.

Раз шажок, два шажок, три… - так в детстве я учила ходить Нику, теперь же, словно деревянная, переставляла ноги сама. Густые деревья постепенно поредели, впереди показался небольшой зеленый луг с травой по колено. За ним вроде бы деревня. По крайней мере, крыши видны были издалека.

Место появилось, и я решительно схватила за руку шедшую впереди дочь. Она только мученически вздохнула, но вырываться не стала, понимала: бесполезно, тем более в моем нынешнем состоянии.

Дошли мы до деревни довольно быстро, я успела придумать всего два сценария дальнейших событий: негативный и сильно негативный. До очень сильно негативного пока не дошла.

Деревня гостеприимно встретила нас крытыми соломой крышами, лаем собак и воем.

- Глашка воет, - сходу определил наш провожатый.

Дородная бабища минимум в три моих обхвата сидела на пыльной земле возле хлева и ревела с подвываниями. Рядом с растерянной мордой стояла корова. Телят я не заметила.

- У-у-у! – выла баба

- Му-у-у-у! – вторила ей корова.

- Простите, - почувствовав толчок в спину от Пихто, робко обратилась я к сельскому дуэту, - вам плохо?

- Телок… - еще активней зарыдала баба.

- Что телок? – не поняла я. – Помер?

- Типун тебе на язык! – мгновенно замолчала и сразу же взвилась баба. – Шесть ног у него! Шесть! И где эту Ягу носит?! Обещала же помочь, когда моя Бурёнка… Когда срок подойдет… - вновь залилась горькими слезами собеседница.

Из просторного деревянного хлева за спиной бабы послышалась непонятная возня, потом оттуда выглянула довольная мордашка вымазанной в грязи Ники.

- Мама! Тут теленок! На шести ногах!

Я снова вздохнула. А ведь и джинсы, и майка у ребенка еще час назад были чистыми. Вот отвлекись на секунду, и эта егоза на край света умчаться успеет…

Сумка с лекарствами оттягивала плечо. Я нерешительно посмотрела на продолжавшую прочувствованно выть бабу, перевела взгляд на темное «нутро» хлева, почувствовала очередной толчок от Пихто и, сняв с плеча это сборище склянок, принялась там копаться в надежде отыскать что-нибудь подходящее.

К моему удивлению, и склянки, и колбочки, и пузырьки оказались подписанными.

«От гнева», «для доброты», «после ссоры», «грусть и сон», «множество улыбок», «веселый смех», «легкий шаг»… Оригинальное у Юли чувство юмора.

На глаза попался небольшой фигурный флакончик, весело переливавшийся в лучах полуденного солнца.

- «Успокой-настой», - прочитала я, пару секунд посомневалась, боясь представить себе возможные последствия ошибки, потом все же повернулась к сопровождавшему меня деду. – Во что налить…

- Так отдай, - небрежно отмахнулся Пихто.

Ладно, как скажете. Открутив завинчивавшуюся крышку, я аккуратно подала флакончик ревевшей бабе.

- Вот, выпейте, вам станет легче.

Честно говоря, я очень сильно сомневалась, что сидевшая на земле профессиональная истеричка меня послушает. Но уж слишком сильно хотелось домой, пусть и в неказистый домик Юльки. Нужно было отдохнуть и всё обдумать.

К моему удивлению, баба выть перестала, взяла двумя толстыми пальцами небольшой флакончик и покорно опрокинула его в себя. Затем она резко мотнула головой, встала и как робот зашагала к высокому деревянному дому возле хлева.

- Ника, - позвала я дочь, внимательно наблюдая за бабой. Не нравилась мне ее походка, что-то неестественное в ней было, - заканчивай играть. Мы уходим.

- Ну мам, - выглянула из хлева радостная чумазая дочь, посмотрела на мое решительное лицо, тяжело вздохнула и покорно поплелась назад рядом со мной.

Добрались мы без приключений, по той же вьющейся между деревьями тропинке, по которой шли в деревню, правда, уже без Пихто. Он, выполнив свою миссию, просто исчез, растворился в воздухе, заставив дочь восхищенно присвистнуть. Одергивать Нику я не стала – сама находилась в подобном состоянии.

- Мам, а где наша машина? – дочь оглянулась вокруг, едва зайдя в огороженный высоким частоколом двор.

- Понятия не имею, Ник, давай сначала пообедаем, потом будем думать, что делать дальше, - устало потерла я лоб ладонью.

Девятилетний ребенок радостно подхватился и ураганчиком умчался в дом. Я, оставшись наедине с собственными скакавшими галопом мыслями и густым лесом, на несколько секунд прикрыла глаза. Увижу Юльку – придушу собственными руками. Или понос нашлю. Ведьма я, или кто? Это ж надо было так подругу подставить. Баба Яга недоделанная. Чтоб ей икалось пару суток без перерыва.

Из дома донеслись шум, крики, затем – звуки, напоминавшие битье посуды. Я встряхнулась, повернулась и решительно направилась к ступенькам. Не знаю, кто и что там бьет, но придушу любого.

Зашла. Оценила раздрай. Отыскала виновников. И кот, и дочь, секунду назад весело носившиеся по всему помещению, замерли столбиками.

- Ника, останешься без ужина. Ты, как тебя, запру в комнате и мышей давать не стану. Вон оба!

Как я не сорвалась на крик, сама не понимаю. Два бессовестных разрушителя тихонько, почти неслышно, прошмыгнули во двор. Я тяжело вздохнула: порванный острыми кошачьими когтями и каим-то чудом скинутый на пол тяжелый матрас, деревянный остов кровати, весь исцарапанный, побитая глиняная и фаянсовая посуда, черепками валявшаяся у окна, опрокинутые стулья и пустой, уже негостеприимный стол, разодранные в клочья занавески, сиротливо лежавшие на полу… В груди поднялась буря возмущения. Что подруга, что дочь – напакостили, и в кусты! А мне тут корячиться, убирать! Да я!..

С пальцев мгновенно сорвались яркие искры, закружили по комнате в странном танце, всё вокруг на миг замерло, время словно остановилось. А потом… Потом начала сама собой собираться разбитая посуда, затем исчезли царапины на кровати, вернулся на место матрас, повисли там, где и должны быть, занавески…

Когда я пришла в себя, в доме была идеальная чистота. Я испуганно ойкнула, снова села. Снова на пол. Что за чертовщина. Магии не бывает совсем. Всё это чушь собачья…

- Мам, - дверь осторожно открылась, в комнате появилась темненькая головка Ники. – Мамочка, а что…

- Ведьма, - восхищенный голос кота пролился бальзамом на мою израненную душу.

Ну да, действительно, кто б еще меня похвалил. Только кот. Говорящий. Дашенька, девочка, психушка по тебе плачет…

- Так, - я попыталась подняться, но увидела перед глазами звездочки, а тело почему-то ощущалось, как ватное, - Ника, доставай из сумок вещи. В клетчатой – посуда, в зелёной – продукты.

- А ты? Мам? – и до чего у меня понятливый ребенок… Смотрит так пытливо и немного испуганно.

- А я… Доползу до кровати и полежу…

Сознание покинуло меня второй раз за день.

Очнулась я и правда на кровати, вот только кто и когда меня туда перенес?

- Мамочка! – Ника вскочила со стула у стола, на котором рисовала, подскочила ко мне, начала привычно тараторить. – Мамочка, дед Пихто приходил, что-то про ту Глашку говорил, Баюн за мышами ушел, к тебе кто-то стучался, а я не открыла. А ещё…

- Ник, стоп, - чувствовала я себя намного лучше: сил прибавилось, слабость и сонливость исчезли. Теперь я готова была и к Глашке повторно сходить, и с Пихто пообщаться, и непонятному Баюну еды дать, вот только… - На улице что, вечер?

- Ночь уже, мамочка! Я дверь на засов закрыла. А…

- Ника… - я приподнялась с постели, внимательно глядя на шар нежного молочного цвета, зависший в нескольких сантиметрах от поверхности стола. – Что это?

- Где? – удивленно обернулась дочь. – А, так мне темно стало, я пожелала, он появился.

Угу. Гарри Поттер доморощенный. Ладно, как говорила Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». Сперва надо решить насущные вопросы.

- Ника, ты ела?

- Конечно, мамочка! А вот Баюн…

- Кто? – не поняла я, встав с постели и размышляя над дилеммой: то ли снова в обморок упасть, то ли съесть что-нибудь.

- Кот, мам.

- Его Баюном зовут? – желудок сам подсказал правильный ответ.

- Нет, тёть Юля его Васькой зовет, но, мам, это ж не солидно!

Правильно, поделом мне, горе-матери. Буду меньше ребенка умным словам учить и прекращу о жизни с ней разговоры вести…

- Ника, убирай свои рисунки. Давай ужинать.

Шар продолжал висеть над столом и прилежно освещать комнату, пока мы с дочерью разбирали сумки и готовились к ужину.

- Мам, - позвал ребенок, наколов на вилку кусок ветчины, - у тебя глаза другие стали. И волосы.

Устав удивляться, я сначала прожевала кусок сыра и только потом уточнила:

- Что значит «другие»?

- Ну… - протянула Ника, запивая еду соком, - цвет другой… Глаза – зелёные, волосы – белые, как у блондинки.

Прощайте, каштановые пряди и синие глаза. Зеленоглазая блондинистая ведьма? А что, звучит. Как раз для какого-нибудь фильма ужасов со мной в главной роли. Смотреть на себя в зеркало я не хотела: хватит на сегодня потрясений. Хорошо хоть внешность дочери осталась прежней. Её большие карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, и вечно взлохмаченную темную шевелюру в толпе точно не потеряешь.

Спали мы вдвоем на единственной в доме кровати. У родителей в деревне ночевки тоже были без удобств, так что обе мы к такому сну привыкли.

Ночью мне снились шестиногая Глашка и уставший от жизни телёнок, а ещё Бурёнка, медленно цедившая мою настойку.

Разбудил меня непонятный скрежет. Сначала, спросонок, я решила было, что кто-то пытается просверлить в окне отверстие, затем, помотав головой и придя в себя, догадалась, что звук идет от двери. Встав, я на цыпочках, чтобы не разбудить дочь, подошла ко входу, подумала немного и все же открыла дверь.

На пороге оказалась потерянная живность. Васька? Баюн? Какая разница. Кот вальяжно прошел мимо, намеренно задев пушистым хвостом мою голую ногу, подошёл к столу, повернулся и нахально посмотрел на меня.

- Кормить будешь?

- Ой, мамочка, утро уже? – донесся с кровати сонный голос Ники.

Какое там утро. Солнце еще не взошло. Так, рассвет только. Ещё спать и спать.

- Ника, если проснулась, в туалет и умываться. Ты, как тебя? Васька, Баюн? Где у вас тут удобства?

Работа в школе, помимо уймы минусов, имеет несомненный плюс – помогает довольно быстро развить командный тон. Даже если говоришь негромко, все равно люди тебя слушаются. И коты тоже. Укоризненно взглянув на меня, это не в меру разговорчивое создание показало нам с Никой, где именно на улице нужно искать умывальник и туалет, подождало, пока мы приведем себя в порядок, и потребовало, вновь сидя перед столом, уже накрытым к завтраку:

- Корми.

- А как же мыши? – театрально вскинула я брови. Нашелся тут нахлебник.

Кот самым натуральным образом скривился. Никогда не подумала бы, что у животных такая богатая мимика.

- Вот сама их и ешь. Мясо давай.

Ника прыснула в кулачок и активно заработала челюстями. Я тоскливо покосилась на тарелку с нарезкой.

- Кто бы мне мясо дал. Колбасу будешь?

- Давай, - снисходительно кивнул кот, попробовал упавший на пол кусочек и недовольно зашипел.

- Не нравится? – удивилась я. – Ну уж прости, что есть.

- Дашка! – дверь распахнулась, на пороге появился знакомый дедок, внимательно оглядел наше сборище, подошел, согнал кота с места, пододвинул стул, без разрешения цапнул сыр и хлеб. – Дашка, ты чем Глашку напоила?

Я последовала примеру дочери и начала усиленно жевать. Чем, чем. Что под руку попалось, тем и напоила.

- В общем, собирайся давай, ведьма, - разгадал мой маневр доедавший уже второй бутерброд Пихто. – Снова пойдем в деревню, будем Глашку лечить.

- Чем и от чего? – я тоскливо покосилась на остатки нарезки, поняла, что в меня больше не влезет, запила всё съеденное сладким чаем и взглянула на гостя.

- Сама увидишь и решишь. Ведьма ты, али кто.

- Не ведьма, - пожала я плечами.

На сытый желудок никуда идти не хотелось.

- Не была бы ведьмой, не прошла бы в дом, - последовал вполне логичный ответ.

Я вспомнила искры, возникшие во время уборки, потрясла головой, зажмурилась.

- Может, и ведьма, - согласилась с Пихто, - только не знаю ничего.

Отговорка, естественно, не подействовала, и мы с Никой вскоре снова входили в деревню. На этот раз встречала нас тишина. Ни плача, ни крика, ничего. Даже, казалось, птицы петь перестали.

- Это они от Глашки все спасаются, - пояснил дед.

Я поправила на плече сумку и уточнила:

- Почему спасаются?

Ответ появился из-за угла, шатающийся, с измазанным золой лицом, в рваной одежде и с запахом… Перегаром, что уж там.

- Пить… - протянул «ответ», и я по голосу узнала Глашку.

- Воду не пьет, самогонки на нее не напасешься, - сообщил Пихто. – Чем ты ее вчера поила-то?

Если б я помнила…

Пока Глашка не дошла до нас, время найти настойку было, и я стала рыться в сумке. «От гнева», «для доброты», «после ссоры», «грусть и сон»… «От доброты» бабе сейчас точно не надо было. «От гнева»? Так она вроде и не…

- Мама, а телёнок рычит, - сообщил непоседливый ребенок, выглядывая из хлева.

Я мельком глянула в сторону дочери, отметила краем сознания еще не грязную одежду, пропустила мимо ушей слова и, посомневавшись немного, достала «Веселье и радость».

Стараясь не думать о составе настойки, я протянула пузырек подошедшей Глашке и велела:

- Пей.