— Здравствуйте, Александра Станиславовна, — мужской голос привлекает мое внимание.

Опускаю глаза. В кресле сидит доктор Воронцов.

— Вы?! — застываю, прекратив движение по проходу бизнес-класса.

Так и стою, словно впаянная в фюзеляж самолета. И, вместо того чтобы искать нужное место, в шоке рассматриваю своего недруга. Как он мог здесь оказаться? Кто наслал на меня подобное проклятие? Его лицо напоминает мне обо всех моих бедах сразу.

Он смотрит удивленно, не мигая, но так же, как и я, прямо в глаза. Как только наглости хватает? Но, судя по всему, он тоже не слишком рад меня видеть.

Еще бы.

После поданного мной заявления в прокуратуру и проведенной проверки доктора Воронцова чуть было не лишили лицензии. И почти что привлекли к административной ответственности. Жаль, не срослось. Я уверена, он всех купил! Именно поэтому врачебная ошибка, а также дичайшая халатность не подтвердились.

— Я с вами в одном самолете не полечу!

— Ваше право. Выход там. Только лучше поторопиться, госпожа Золотова, а то ведь во время полета только с парашютом. А это, знаете ли, не всем дано.

— Девушка, ну что за пробка? Займите свое место! — Толкает меня в спину какая-то женщина.

Не обращаю внимания, продолжая беседу с лекарем-самоучкой.

— Не могли бы вы, доктор Воронцов, выбрать какой-нибудь другой самолет?

— Действительно, — усмехнувшись, надменно поджимает губы.

А я обращаюсь к женщине, сидящей рядом с ним:

— Девушка, он ужасный человек, бегите от него.

Доктор качает головой, затем, закрыв глаза, потирает лицо руками, пытаясь отогнать волну гнева. Судя по всему, я сейчас своими словами толкаю его на преступление.

Его соседка справа, рассмеявшись, поясняет, что она не с ним. Само собой, кто с этим коновалом согласится? Он, безусловно, очень привлекательный мужчина: высокий спортивный шатен с голубыми глазами, возраст чуть за тридцать, самый сок для сильного пола. Да и сама по себе профессия врача-кардиолога цепляет, но в остальном он настолько же ужасен, насколько красив.

Рейс Москва – Пхукет. Попытка отдохнуть. Моя любимая несостоявшаяся свекровь буквально навязала мне эту поездку, чтобы я могла хоть немного забыться и расслабиться. Отпустить всю боль, что накопилась за это время. Свою маму я не помню. Зато мне очень повезло с мамой жениха. Валентина Ивановна стала мне родной. Особенно когда узнала, что я успела забеременеть от Виталика. Вспоминаю жениха, и сердце разрывается. Но лучше не думать, а то опять расплачусь.

Наш общий малыш, ее внук и мой сын, — маленькое солнышко. Самое дорогое на свете. Вот уже год, как Виталика не стало, а несколько месяцев назад, перед самыми родами мы с ней решили съехаться, чтобы помогать друг другу, и теперь живем втроем.

Сажусь на свое место. Звонит мой мобильный.

— Дорогая, ты как?! — Принимаю вызов, еще не закончилась посадка.

Моя вторая мама. Как же я рада, что у меня есть настолько близкий человек.

— Я в порядке. Немного волнуюсь, страшно летать, но в общем ничего. А Дениска не плачет?

— Нет, наелся и дрыхнет.

Очень переживаю, что оставляю сына, ведь он еще такой маленький. Хотя, если закрыть глаза на бунтующий материнский инстинкт, ничего действительно страшного не происходит. Молока у меня нет. Оно перегорело от стрессов и подхваченного в роддоме вируса, поэтому сын питается смесью. Валентине я полностью доверяю, эту неделю она присмотрит за Дениской как за сыном, выложится полностью. Ведь для нее, как и для меня, это единственное, что осталось от Виталика. Вздыхаю. Столько времени прошло, а все равно тяжело.

Не хочу ей говорить, что лечу в одном самолете с Воронцовым. Она расстроится. У нее гипертония. Ей вообще нельзя нервничать.

А рядом со мной какая-то странная девушка. Все время талдычит о том, что она жена капитана самолета, на котором мы летим. Но я не очень-то верю, потому что для меня пилоты — это небожители, живущие необыкновенной жизнью, постоянно тусующиеся с красавицами стюардессами. Думаю, сочиняет, к тому же она в положении. А женщинам в таком состоянии свойственно странное поведение. Помню себя, я творила всякие нелепости. Впрочем, мне не до соседки. Я не могу отойти от нахлынувшей на меня волны ненависти к Воронцову.

Самолет успешно совершает взлет, выравнивается. Главный пилот разрешает расстегнуть ремни и встать со своих мест. Пассажиры принимаются бродить по салону, лазить в отделения над креслами и разговаривать громче, чем до этого.

Посещаю уборную и на обратном пути снова замираю у кресла доктора. На этот раз молча. Ни он, ни я не говорим ни слова. Мы просто смотрим друг на друга. И в этот момент я впервые в жизни чувствую себя самой настоящей ведьмой, способной убить взглядом и разом наслать проклятие на всю его семью до пятого колена.

Ну его к черту! Наконец-то двигаюсь, планируя занять свое кресло, но даже спиной чувствую: он продолжает глазеть мне вслед.

Усаживаюсь. Коробит, что Воронцов продолжает оборачиваться. Радует лишь одно: стюардессы разносят еду. Я опускаю столик, нам подают напитки, картофель с мясом, а также маленькие пакетики с орешками и сухофруктами. Меня так раздражает присутствие в самолете этого народного целителя, виноватого во всех моих горестях, что я просто не могу есть спокойно. Пихаю в рот пищу крупными кусками, забывая тщательно пережевывать. В другой ситуации я бы положила орешки в сумочку, оставив на потом. Но сегодня я сама не своя. И, засыпав целую горсть в рот, с ужасом понимаю, что один из них застрял. И ни туда ни сюда. Хватаюсь за горло. Не могу вздохнуть. Становится так страшно, что из глаз брызжут слезы. Я не могу его протолкнуть. Пульс поднимается до ста. Я пытаюсь кашлять, но не получается. Орех. В моем горле застрял чертов орех!

Поворачиваюсь к соседке, но она только хлопает ресницами. А я не могу вздохнуть! Она должна позвать стюардессу, те умеют оказывать первую помощь! Но она никак не реагирует, уставившись на меня, словно увидела привидение.

Но тут неожиданно быстрее всех рядом со мной оказывается Воронцов. У меня уже в глазах темно от недостатка кислорода, а этот недоделанный ветеринар задает мне какие-то вопросы. Я пытаюсь сказать, чтобы позвал кого-то нормального. Кого-то, кто умеет спасать людей, а не убивать их!

Но ничего не получается! Все размазывается перед глазами, теряя четкий контур. Сложно что-то анализировать, когда в мозгах все меньше кислорода. Лишь краем сознания ловлю момент, когда зоотехник варварски вытаскивает меня в проход, пытаясь освободить горло. Безжалостно перемежая пять ударов по спине с пятью надавливаниями на живот.

Салон все дальше, как будто куда-то уплывает. Так бывает, когда в раритетных магнитофонах зажевывает пленку. Я без остановки падаю в черную гигантскую дыру, а этот дефективный заявляет всем присутствующим, что он врач. Хочу заорать во все горло: не верьте ему! Но не успеваю… Самолет погружается в темноту. Наверное, кто-то выключил свет. Даже здесь экономят электричество.

Но спустя какое-то время я резко открываю глаза. И, закашлявшись, выплевываю злосчастный орех. Тут же с восторгом осознаю, что жива. Я жива! Я увижу своего Дениску! Горло дерет, голова кружится, уши заложило, но главное, что я снова могу дышать. Это так хорошо! Просто замечательно!

Но ужасно другое! Лечило Воронцов завис над моей расстегнутой блузкой, видит мой лифчик и все, что в нем. Судя по ощущениям, он обслюнявил мои губы, делая дыхание рот в рот.

Кошмар! Потихоньку прихожу в себя.

Салон аплодирует доктору. Особенно громко тарабанит в ладоши моя беременная соседка. Мы с Воронцовым привычно сражаемся взглядами. Он ждет благодарности, а я вспоминаю все то, что случилось…

Эта дичайшая ошибка будто клеймо! И пусть мне было больно, страшно, одиноко, пусть на это была веская причина, все равно никогда не прощу ни себя, ни его!

Он протягивает мне руку. Его теплая ладонь как будто отпечаталась у меня в памяти. Тогда его руки тоже были горячими.

Теперь еще лучше. Выходит, он спас меня, и я его должница. Замечательно!

Он помогает встать. Мы, по-прежнему не отрываясь, смотрим друг на друга, и я с отвращением быстрым жестом вытираю губы.

— Никогда больше не смейте прикасаться ко мне, доктор Воронцов!